Пер начал было возражать — дескать, он привык, чтобы за него всю тяжелую работу исполняли рабы… но Бран шикнул, прервав его на полуслове, и напряженно вслушался:

— Что за звук? Сюда кто-то идет!

Бран подобрался к большому камню и, укрывшись за ним, посмотрел вниз на тропу. Ингвольд поспешно затоптала огонь, а Пер наложил стрелу на тетиву. Кольссинир проглотил остатки чая, уже совершенно остывшего, и присоединился к Брану. Миновало несколько мгновений — и они увидели, что по тропе бредет одинокий путник, тяжело опираясь на посох, чей железный наконечник время от времени чиркал о камень. То и дело путник останавливался, чтобы передохнуть, и снова трогался с места, каждый раз медленнее прежнего.

— Он сюда и за час вряд ли доберется, — заметила Ингвольд. — Ползет, как ледник со склона. Глядите-ка, снова уселся отдыхать. С какой стати нам его дожидаться? Лучше уедем подальше, покуда кони свежие.

Кольссинир запахнулся в плащ и опустился на землю.

— Его стоит подождать хотя бы потому, что он задал себе немалый труд, следуя за нами по пятам. Всего-то и надо проявить вежливость и выяснить, кто он такой, а уж потом либо вознаградить его за верность, либо прикончить, если он замышляет недоброе.

Пока они ждали, Кольссинир просматривал карты. Поразмышляв, повздыхав и похмурясь вдоволь, он свернул их и вскарабкался на высокий утес, чтобы в небольшую подзорную трубу разглядеть поближе бредущего по их следам одинокого путника. мертвецах, которые то умирают, то оживают? Порядочные трупы так обыкновенно только при устройстве наилучших его тролличьих ловушек.

— Друзья мои, и ты, госпожа, — объявил он, хитро и вместе с тем злорадно улыбаясь, — вас ожидает приятный сюрприз. Вы повстречаетесь со старым другом.

— Другом? В этих-то краях? — Пер покачал головой и потряс луком и стрелами. — Вот они, наши единственные друзья.

Наконец путник подошел совсем близко к стоянке, но не замечал ни ее, ни притаившихся людей. Он вздыхал, стонал, беседовал сам с собой — словом, был таким жалким и потерянным, что, казалось, вполне мог забрести прямо в гущу доккальвов и даже этого не заметить.

Эгей! — рявкнул Кольссинир, разражаясь грозным хохотом.

— Пощадите, милостивые боги! — взвизгнул бедолага, от неосторожности выронив посох. — У меня нет при себе ничего ценного! Я изголодался до полусмерти, я беден и ничтожен. Пожалейте меня — я всего лишь несчастный скиталец!

Кольссинир хохотнул и завертел над головой посохом.

— Плохой из тебя обманщик! Я-то знаю, что в этом ветхом плаще зашиты полсотни золотых марок. Что, мир все так же несправедлив и неблагодарен?

— Кольссинир! Так это ты? — вскричал бродяга и, шатаясь, побрел вперед. — Не верю глазам и ушам! Какая удача! Что за чудо — в Гибельных Горах повстречаться с другом!

— Не такое уж это чудо, поскольку ты шел по нашим следам, — шутливо заметил Кольссинир, высвобождаясь из благодарного Скальгова рукопожатия. — Жаль, что тролли или доккальвы так и не добрались до тебя, Скальг, но раз уж ты здесь очутился — поговорим о моей полусотне марок.

— Охотно, охотно. Ты недоволен своими рабами? — Скальг выдавил слабую усмешку и метнул опасливый взгляд на недружелюбные лица Брана, Пера и Ингвольд.

— Знаешь, я могу тебе кое-что объяснить. Все это можно понять… произошла ошибка… Если б вы нашли для голодного бедняка хоть кусочек чего-нибудь съестного, я… я до конца дней остался бы вернейшим вашим слугой.

— Дай ему что-нибудь, Бран, — раздраженно фыркнул Кольссинир. — Сначала он меня грабит, а потом я же должен его кормить.

Скальг тотчас просиял и, доковыляв до стоянки, выжидательно уселся на камень, пока Бран извлекал на свет остатки завтрака. Однако его сияющая физиономия разочарованно вытянулась, когда он увидел, что Бран наливает в кубок из глиняного кувшина всего лишь свежее молоко.

— Эль только для воинов, — сказал Бран. — Надеюсь, долгое путешествие изрядно тебя просушило и вдобавок прочистило мозги. Кстати, что ты сделал с деньгами Кольссинира? Придется тебе вернуть ему золото. Он знает все… вернее, почти все.

Скальг запихнул в рот пол-ломтя хлеба и только когда прожевал его, смог наконец заговорить:

— Это весьма разумно, что ты не во все его посвятил, — прошептал он, плюясь крошками. — Теперь ты господин, а он слуга. Не худо бы время от времени это подчеркивать. Ну как, неплохого мага я раздобыл для нас?

— Для нас? — переспросил Бран, угрожающе потянувшись к топору. — Ну уж нет, мы обойдемся без тебя. Ты уже дважды нас предал. Закончишь есть и пойдешь, как миленький, в Микльборг, а уж там клянчи себе пропитание или займись каким-нибудь полезным делом — хотя бы для разнообразия. Больше мы не увидимся, Скальг.

— Доброе у тебя сердце, Бран, если тебя заботит участь старого воришки, — покачал головой Скальг. — Никогда я не забуду, что ты сделал для меня, и когда-нибудь отплачу тебе с лихвой. Может быть, даже устрою твое счастье.

Кольссинир перестал расхаживать туда и назад и, метнувшись ко Скальгу, ловко наколол наконечником посоха последний ломоть хлеба, к которому как раз тянулся старый плут.

— Жаль, что это не твое лживое и вероломное сердце, негодяй! — прорычал он, размахивая хлебом перед самым носом у Скальга. — Как ты смеешь снимать такое сильное проклятье Хьердис, да еще, без сомнения, сочинять об этом небылицы? Ты выслеживал нас и явно замышлял еще какую-нибудь пакость. Что ты затеял, а, Скальг? Украсть этих ребят и заново продать?

— Ха! Бьюсь об заклад, именно это! — Пер ожег Скальга гневным взглядом.

— И вовсе нет! — возопил Скальг. — Я уже достиг своей цели. А если не веришь, что я исцелил Ингвольд от проклятия — спроси у нее сам, правда ли это. — Он повернулся к девушке, ожидая ее подтверждения.

— Исцелил, — неохотно признала она. Он пробудил магию в древнем каменном круге.

— Вот видишь? Я же говорил! — Скальг, изловчась, сдернул ломоть хлеба с Кольссинирова посоха и откусил изрядный кусок.

— В этом бренном теле все же сохранились кое-какие остатки чести и достоинства. Мое чувство справедливости в полный голос требует, чтобы я возместил тебе золото, которое получил в уплату за фальшивых рабов. Ты, надеюсь, понял уже, что никак иначе нельзя было поступить — ведь ты хотел во что бы то ни стало доставить припасы в Микльборг. Хорошие маги в большинстве своем, как, увы, и ты сам, бывают довольно подозрительны, и ты скорее всего не поверил бы ни одному нашему слову. Ингвольд заперли бы под замок как одержимую проклятием, хотя я ее и исцелил — но ведь и этому в Ландборге никто бы не поверил, как не поверил ты, когда впервые услышал об этом.

— А сейчас я в этом убежден? — осведомился Кольссинир.

— Слушай, Скальг, я очень быстро теряю и ту малую частицу моего терпения, которая отведена на твою долю. Я сильно сомневаюсь, что тебе следует принять участие в поисках Дирстигга — разве лишь для того, чтобы из-за твоих плутней его уже никто и никогда не отыскал. Ты мне не нравишься, скальг.

Тощий старый маг только ухмыльнулся и потер ладони.

— Ладно, ладно, начало многообещающее. Заверяю тебя, Кольссинир — вам никогда в жизни не отыскать Дирстигга без моей помощи. Дирстиггово подворье разорено, и искать там вам нечего. Если хотите найти Дирстигга — доверьтесь мне. — Он поднялся, завязывая на обрывке бечевки вокруг шеи свою сомнительного вида суму. — Боюсь, друзья мои, у вас нет выбора.

— Как же, нет выбора! Сейчас мы сделаем выбор! — Кольссинир потянулся к мечу, но в этот миг в воздухе что-то шелестяще свистнуло, раздался глухой стук — и Скальг испустил дикий вопль. Он застыл на месте, весь дрожа, и из спины у него торчала оперенная красно-черным стрела. Затем маг, не шевельнувшись, рухнул ниц и замер.

— Доккальвы! — гаркнул Кольссинир, ныряя под прикрытие камня — вокруг уже летели другие стрелы, выбивая искры из камней и отлетая во все стороны.

Кое-как укрывшись за камнями, они разглядели около десятка доккальвов, которые осыпали дождем стрел свои жертвы. Пер вцепился в Брана, требуя, чтобы он немедля, не тратя времени зря, призвал им на помощь Рибху.