Тюркелль ухватил его за шиворот и пинком отправил к дверям наружу.

— Да какой от тебя может быть прок, старый ты сучок?

Собирай лучше свое оружие, если ты вообще осмеливаешься его носить, и мы будем наслаждаться обществом друг друга до самого Бальдкнипа.

Кольссинир оделся потеплее и пристроил свое оружие на поясе, все это время не сводя с Брана беспокойного взгляда.

— Только не задерживайся, хорошо? Если ты не вернешься через три часа, я вернусь за тобой.

— Да хватит вам болтать, — грубо проворчал Тюркелль, почти волоком таща за собой Скальга. — Когда пора в бой нет места дурацким разговорам. Если б вы все не были такими олухами, то живо бы сообразили, что он попросту желает бросить последний взгляд на свою бесценную Ингвольд, прежде чем отправиться на битву. Может, это прибавит ему смелости… во всяком случае я на это надеюсь.

Бран стремительно обернулся, кладя ладонь на рукоять меча, но Тюркелль мигом сообразил, что ему грозит, и ускользнул от опасности, нырнув в распахнутую дверь — этот нырок дал возможность Перу насмехаться над ним, покуда они скакали прочь, браня Тюркелля за глупость. Бран запер за ним дверь и сел у стола, глядя на сальный огонек лампы. Он медленно пережевывал клочок драконьего мяса. Если Рибху не хотят, чтобы Микльборг был уничтожен, у них есть последняя возможность помочь ему. Он смотрел на огонь, и вот в глазах у него помутилось, и он увидел шлем Дирстигга — тот покоился, как всегда, среди голубого пламени, на каменной пирамидке, которую возвела Хьердис для самой себя — в память о Скарнхравне и его бесславной гибели. Пламя лизало шлем, покрывая его инеистым узором, и плясало в прорези забрала, хранившего некогда неистовый огонь Скарнхравнова взгляда. Что пользы от шлема в схватке с Хьердис, раздраженно подумал Бран, ведь его колдовская сила не может пробить ее каменную чешую — даже если бы он, Бран, обладал огненным взглядом Скарнхравна, а уж этого никак не может быть. Возможно, само собой, что ему быть может, удастся как-то сорвать шлем с его обледеневшего постамента и даже надеть его… Бран потряс головой и протер глаза, пытаясь изгнать из них образ шлема. Когда он снова поднял взгляд, то увидел напротив, у стола темную фигуру, которую принял вначале за одного из слуг Хьердис — они наводили порядок в чертогах королевы, дожидаясь ее обещанного возвращения.

— Сегодня ночью здесь больше нечего делать, — сказал он. — Ступай на стены-все уже там, смотрят как уходят в поход войска. — Бран прятал глаза, не желая, чтобы слуга увидал, как странно они выглядят под воздействием драконьего мяса.

— Но я не хочу оставлять тебя сегодня одного, — отвечал знакомый голос, и Гулль-Скегги присел на край стола, глядя на Брана сквозь дымное свечение сальной лампы.

— Где же ты был? — вопросил Бран, наполовину смеясь, наполовину гневаясь, одновременно со злостью и облегчением. — Ты представить себе не можешь, как я ждал и искал тебя, как гадал, есть ли способ как-нибудь вправить этот вывих злой судьбы. Но… но почему же ты не появился раньше? Для Микльборга уже все кончено, и Хьердис…

Гулль-Скегги вскинул руку и мягко покачал головой:

— Я всегда был тут, поблизости от тебя, в старом плаще похожий на одного из здешних слуг. Когда ты расхаживал здесь и мучился сомнениями, я подбрасывал хворост в огонь или кормил твоего коня. Я следил за тобой с великим вниманием и должен признать, что ты чудесным образом переменился. В сущности, ты совсем не нуждаешься в моей помощи, только сам еще не осознал это.

— В самом деле? — с изумленьем и гневом осведомился Бран. — И что же тогда мне делать с Хьердис? Огонь не жжет ее, никакая тяжесть не сокрушит, меч сломается на каменной чешуе — да я думаю, даже Рибху не смогли бы сотворить нечто более совершенное. Ты как будто все знаешь, так скажи мне — что нужно, чтобы убить Хьердис и освободить Ингвольд?

— Знаю и скажу, — кивнул Гулль-Скегги, — но ведь ты и сам уже это знаешь. Ты владеешь всеми вещами Дирстигга — кроме одной.

— Шлем? Да что мне в нем проку? Я же не могу метать огонь взглядами — я не обладаю могуществом, которым когда-то обладал Скарнхравн. — Бран поднялся и принялся расхаживать по зале.

— Но ведь то, что у тебя нет шлема, гнетет твою душу? Ты ведь ощущаешь себя без шлема каким-то несовершенным? Каким бы бесполезным он тебе не казался, ты знаешь, что должен пойти за ним и как-то отнять его у Хьердис — а иначе разве мешкал бы ты здесь, набираясь мужества, чтобы встать с ней лицом к лицу и еще раз потребовать у нее шлем?

Бран с мрачным видом опустился на скамью.

— Я сам себя убеждал, что хочу только попрощаться с Ингвольд. В этом больше смысла, чем еще раз приводить в ярость Хьердис. Я уже дважды просил у нее шлем и она отказала. Если я сейчас спущусь в усыпальницы и попробую отнять у нее шлем, она меня наверняка прикончит, и это, может быть, к лучшему. Мне только жаль добрых альвийских воинов, которые погибнут, защищая Микльборг… и еще мне жаль Ингвольд. Может быть она… может быть скоро мы будем вместе — как только Хьердис поймет, что нет больше смысла оставлять ее в живых.

— Вместе в смерти? Я бы предпочел видеть вас вместе в жизни, — промолвил Гулль-Скегги, вздыхая и качая головой.

— Ну так сделай что-нибудь! — вспыхнул Бран. — Если тебе в самом деле дороги мы, Микльборг и альвы, скажи мне, как убить Хьердис!

Гулль-Скегги умоляюще развел руки.

— Я не могу сказать тебе того, что ты и так уже знаешь, того, что ты должен знать — или все наши тщательные замыслы завершатся ничем. Рибху совершат ужасную ошибку а Рибху не ошибаются, попросту не могут ошибиться. У вас, скиплингов, есть занятное качество — бороться с собственным знанием, и оттого все это предприятие оказалось для нас таким сложным и рискованным. Ты и представить себе не можешь, сколько ты нам причинил беспокойства. Альв знает, что должен делать, и делает это, как бы бессмысленно не казалось ему его дело, и все кончается хорошо, независимо от того, сколько времени займет разместить все последствия в разумном порядке. Вы же, скиплинги, упрямы и опрометчивы. Вы точно камни, которые преграждают путь ровному течению реки, да еще и уверены при этом, что ваша судьба никак не связана с судьбой других. У вас такое могучее и возвышенное ощущение собственной важности, что вас и с места-то не сдвинешь. А теперь решай, Бран — выжидать ли дальше или делать то, что подсказывает тебе совесть.

— Это все равно бессмысленно, но я попытаюсь добыть шлем.

Вернее, так: я добуду шлем, и ты сам убедишься, что от него никакого прока, — с горечью добавил он.

Гулль-Скегги без единого слова принял вызов и последовал за Браном сквозь ледяную мглу, гибель и распад бесконечных усыпальниц, арки и галереи древних копий и бессмертный отсвет негаснущего голубого пламени.

Бран не один раз оглянулся на Гулль-Скегги, пока они не достигли дна шахты. Когда Хьердис услыхала их шаги, она выползла из своего логова и выпрямилась у огня в полный рост, скрежеща и похрустывая своей тяжеловесной чешуей. Бран с иронической усмешкой оглянулся на Гулль-Скегги, желая убедиться, что Рибху осознал всю безнадежность предстоящего ему дела. Гулль-Скегги окинул серьезным взглядом Хьердис и знаком велел Брану не останавливаться — и сам шагал вслед за ним, отмечая каждый шаг глухим ударом своего посоха.

Когда они подошли ближе и увидели шлем Скарнхравна, возлежавший на каменной пирамидке, Гулль-Скегги остановился.

— Дальше я не пойду с тобой, — сказал он, — поскольку ты уже пришел сюда, помощь тебе не понадобится.

— Надеюсь, — пробормотал Бран, стараясь не упускать из вида ни Хьердис, ни шлем Скарнхравна на постаменте. Он уже знал, как быстро при желании может двигаться троллиха, и гадал, вызовет ли его внезапный бросок к шлему у нее такое замешательство, что это даст ему время унести ноги и шлем.

— Я так и думала, что ты вернешься, — проворчала Хьердис. — Ты пришел снова клянчить у меня шлем?

— Нет. Я пришел забрать его у тебя. — Бран не двигался, неотрывно глядя на Хьердис.