Звук начался с полурыдающего вздоха и дошел до пронзительного финала: одинокий, леденящий, мучительно-печальный и совершенно не похожий на то, что пытались издать его подражатели. Остальные пирующие оторвались от еды и уставились на волка. На мгновение стало тихо. А потом собаки – а здесь их было немало, начиная с белых борзых короля и кончая комнатными собачками дам, – начали лаять. Изенгрим опустил голову и плюхнулся на ворох боярышника позади кресла герцога.

– Откуда у герцога Хоэла этот волк? – восхищенно спросил у Мари Роберт. – Я бы заплатил за такого зверя фунт золота!

После банкета выяснилось, что король предложил за Изен-грима три фунта золота, а когда Хоэл отказался, повысил сумму до пяти фунтов.

– Я сказал, что не продам его и за сто фунтов золота! – заявил он, обеими руками потрепав волка за холку. – И действительно не продам. Никого здесь никогда не интересовало никакое мое владение. Ты принес своему хозяину почет, да, Изенгрим? Мне весь двор завидует. Хороший волк!

Волк ухмыльнулся и лизнул его в щеку.

– Ты ведь понимаешь, что он завыл только для того, чтобы ты прекратил это делать, – сказала Авуаз. – Право, Хоэл, я чуть не лопнула, стараясь не расхохотаться.

– Люди короля тоже выли, – отозвался Хоэл и передразнил их с парижским акцентом.

Авуаз согнулась от смеха.

– А что ты думаешь по поводу другого пожелания короля? – спросила она мужа, отсмеявшись и вытирая глаза.

Оказалось, что речь идет о бое волка с собаками. Глава нормандцев Ранульф де Байо предложил выставить двух своих лучших собак против волка, и короля такая затея очень заинтересовала.

Хоэл пожал плечами:

– Если у нас будет хоть какая-то возможность уклониться, мы это сделаем. Как я сказал королю, Ранульфу нетрудно будет найти других собак, а вот где я возьму другого волка? Хотя я готов что угодно поставить на то, что ты одолеешь этих нормандских псов, правда ведь, Изенгрим?

Мари эти слова не понравились. Герцог говорил так, словно бой волка – дело решенное, а она успела привязаться к Изенгриму. Авуаз разделяла ее тревогу.

– Хоэл, – сказала герцогиня, – ты ведь даже не знаешь, может ли он биться. Он такое доброе существо. Он даже не огрызается на собак!

– Я уверен, что он может биться, если пожелает, – ответил герцог. – Единственный раз, когда волк при мне пытался на кого-то напасть, он был по-настоящему страшен. Это было на следующий день после того, как я его поймал. Я привел де Фужера посмотреть на него. И если бы он не сидел на цепи, то, по-моему, загрыз бы этого человека. Лорд Ален побледнел и сказал, что волка надо убить.

– Правда? – удивилась Авуаз. – Я никогда не видела, чтобы он плохо себя вел.

– И я с тех пор тоже не видел. Но он – умный зверь. По-моему, он узнал в лорде Алене того, кто на него охотился. Я уверен, что он сражался бы как черт, если бы у него была причина.

И это тоже отнюдь не успокаивало.

Король не спешил решать спор о Шаландри. Королевское достоинство требовало, чтобы он развлекал посетивших его двор основных вассалов, так что в течение следующих нескольких дней оба отряда, бретонский и нормандский, порознь были приглашены на соколиную охоту, и также по отдельности наслаждались музыкой и танцами. К тому же герцогиня с удовольствием приобрела множество разнообразных товаров, начиная с ткани из Фландрии и кончая пряностями и красками для пополнения запасов замка. Мари почти все время была при ней, в нормандском отряде это сочли неприличным и пожаловались королю. Утром второго дня развлечений король Филипп приказал, чтобы ее привели к нему, и спросил, с кем она предпочла бы находиться: с нормандцами, бретонцами или его собственными слугами. Она пролепетала, что предпочла бы остаться со своей родственницей, герцогиней Бретонской. Король иронично поднял бровь и отправил ее обратно к Авуаз. Она была рада уйти, но ощущала спиной гневный взгляд Роберта Беллемского.

Этим вечером состоялся еще один официальный прием, и Мари снова посадили рядом с ним. Он моментально выразил недовольство.

– С чего это ты сказала, что предпочитаешь остаться с герцогиней? – спросил он. – В Нормандии мы все слышали о том, что ты отказалась подчиниться Хоэлу, и восхищались твоей верностью. Но с самого своего приезда в Париж ты ведешь себя так, словно ты – член бретонского отряда.

– Это так и есть, – тихо ответила она. – Я приехала сюда с ними как их гостья. Герцогиня Авуаз – моя родственница.

Не говоря уже о том, что ни вы, милорд, ни лорд Ранульф не привезли ваших жен. Мне, как незамужней женщине, не подобало бы находиться одной в вашем обществе.

Роберт нетерпеливо хмыкнул.

– Мы можем найти тебе сопровождающую. Мы надеялись увезти тебя, как только король рассмотрит дело, и подыскать тебе мужа. Ты слишком стара, чтобы оставаться незамужней.

Мари потупилась, а потом снова решительно подняла гомону. По крайней мере она первым разочарует не Хоэла.

– Милорд Роберт, – проговорила она спокойно и внятно, – я не намерена выходить замуж.

Черные брови над холодными глазами нахмурились.

– Что? – недоверчиво проблеял он.

– Я была верна моему отцу и его сюзерену и отказалась выходить замуж за кого-то из рыцарей Хоэла. Но я в долгу перед герцогом и герцогиней, которые были так добры ко мне. И я могу отплатить им хотя бы тем, что откажусь выходить замуж за кого-то из нормандцев. Я твердо намерена принять постриг и передать все земли моего отца монастырю Святого Михаила. Лучшим владельцем Шаландри станет Бог.

Роберт целую минуту взирал на нее, и на его лице изумление постепенно сменялось яростью. Будучи абсолютным господином на своей земле, он не привык сдерживаться, когда ему перечили, и вышел из себя.

– Ах ты, сучка! – воскликнул он. – Хоэл дал тебе слишком много свободы, и ты решила, будто можешь делать, что тебе вздумается! Ты выйдешь замуж, когда тебе скажут и за кого тебе укажут!

– Ваше мнение расходится с церковным правом, лорд Роберт, – холодно ответила Мари. – Мне позволено отказаться от брака.

– Тогда церковное право идет поперек законов природы! – Голос Роберта превратился в придушенный рык, и остальные пирующие начали на него оборачиваться. – Женщина делает то, что ей велит ее господин, а если она этого не делает, то ее следует бить, как упрямую ослицу. Ах ты, предательница!

Именно этого Мари больше всего старалась избежать. Она почувствовала, что щеки у нее краснеют. Она подняла голову и гордо посмотрела Роберту в глаза.

– Я никого не предавала! – воскликнула она чистым звучным голосом, который был слышен даже в дальнем конце стола. – Никогда в жизни! И не предам ни ради Нормандии, ни ради Бретани, ни ради всего мира! Я скорее умру, чем буду повинна в таком бесчестье!

Роберт резко ударил ее по лицу тыльной стороной ладони. Оплеуха сбила ее со скамьи, так чтоона упала боком на камыши и ударилась головой о пол. Кто-то во главе стола протестующе вскрикнул, а потом Мари услышала прямо над собой рык и, подняв затуманившийся взгляд, обнаружила, что Изенгрим встал над ней как защитник, оскалив зубы на Роберта Беллемского. Роберт стоял во весь рост, яростно глядя вниз. Когда волк зарычал, он с шипением выдернул меч из ножен. Мари почувствовала, как волк подобрался, и увидела, как его взгляд скользнул к левому боку противника со смертоносной решимостью, которая показалась ей совсем не звериной – и почему-то знакомой.

– Милорд Роберт! – воскликнул король Филипп, грузно поднимаясь со своего места и поспешно направляясь к ним. – Остановитесь!

Позади него шагали красный от гнева Хоэл и управляющий Роберта Нормандского, который раздраженно хмурился. За ними торопились Авуаз и половина придворных короля. Задыхаясь, король встал перед Робертом позади волка – и занесенный Робертом меч опустился. Мари почувствовала, как волк тоже расслабился, хотя он и продолжал стоять у нее над головой.

Король Филипп мучительно рыгнул и потер живот.

– Что это значит, а? – вопросил он.