– Понимающий у тебя товарищ, – одобрил Капитан Блад. Он сонно повел глазами по окружающей толпе. – Шумно здесь, поговорить толком не дадут. Может, пойдем ко мне?

Никто не возражал.

Вагончик, в котором жил Капитан Блад, находился на задворках шапито. Рядом стояли клетки с медведями. Цыган открыл вагончик, выволок оттуда небольшой столик, три складных стула. Поставил на стол вино, жестом пригласил садиться.

– Темновато здесь, – сказал Илья.

– Боишься мимо рта стакан пронести? – захохотал Капитан Блад. – Ничего, не промахнешься. А если света мало, я сейчас керосиновую лампу принесу.

Он проворно встал и вернулся с «летучей мышью». Затеплился огонек, и стало интересно и слегка таинственно.

– Давайте, ребята, рассказывайте, зачем пожаловали.

– Требуется ваша помощь, – Осипов выжидательно смотрел на смуглое лицо укротителя, – я хочу, чтобы вы опознали того человека, про которого вы мне рассказывали месяц назад в Крыму.

– Мы же тогда договорились, что будем на «ты», и с другом твоим я тоже хочу быть на «ты». Как его, кстати, звать?

– Илья, – представился Безменов.

– Хорошее имя. Был такой пророк – Илья. Цыгане очень его уважают, потому что он погодой ведает. Ясная погода стоит, ведро, говорят, дедушке Илье спасибо. А того человека, как его опознать? Увидел бы, узнал, конечно…

– А мы фотографии принесли, – сообщил Илья.

– Фотографии? А ты тоже из газеты?

– Нет, я в милиции работаю.

– В милиции?! Ну вот… Везде у нас милиция. Даже нечистую силу ловит. Ты бы лучше попа привлек! – захохотал он. – С попом сподручнее. Хотя, я думаю, и он в этом деле бесполезен.

– Да мы с детства приятели, – пояснил Осипов.

– Все равно. Не люблю я милицию.

– Ну никто нас не любит! – плачущим голосом сказал Илья. – Научные работники, понимаешь, не любят, цирковые тоже… Как в такой обстановке работать?!

– Давай свои фотографии, – протянул руку Капитан Блад. – Это что, все оборотни? – спросил он, держа снимки веером, словно игральные карты. – Уж больно много.

Подкрутил фитиль лампы, отчего она загорелась ярче, и стал внимательно рассматривать лица на фотографиях.

– Вы пейте, – он налил каждому вина и снова взялся за фотоколоду.

Осипов отпил из своего стакана. Вино было, на его вкус, сладковатым, но приятным. Он допил стакан, поставил его на стол, одновременно пристально следя за выражением лица укротителя.

Цыган продолжал пристально всматриваться в снимки, наконец небрежно бросил пачку на стол.

– Нет его здесь.

– Как нет?! – вскинулся Илья. – Должен быть!

– Сказал же – нету!

– А этот, – Илья выудил из пачки фотографию Джорджа, – не он?!

– Не он. Вы думаете, я пьян, что ли? – Он допил свой стакан. – Не пьян пока еще… Может быть, вы расскажете, что к чему?

Осипов вопросительно взглянул на Илью.

– Советская милиция в оборотней не верит… – начал Илья.

– И зря!

– Наверное. Но преступления кто-то совершает… Поэтому я введу вас в курс дела, коли уж вы тоже замешаны в эту историю.

– Гаврила меня звать… Можешь называть Капитан.

– Отлично, Капитан.

Укротитель с равнодушным лицом выслушал невероятную историю, время от времени наполняя свой стакан и стаканы собеседников.

– Эй! Ян! – заорал он вдруг.

На крик из вагончика высунулась лохматая голова.

– Вот деньги. Сгоняй за вином.

Осипов поморщился, но промолчал.

– Знаете, ребята, – сказал Блад, когда рассказ закончился, – теперь у меня нет никаких сомнений, что вы имеете дело с самым настоящим оборотнем.

– Но ведь ты не узнал его на фотографии!

– А почему ты утверждаешь, что именно на нем все сходится? Сомнительно. Того парня, про которого ты рассказывал, охотника этого, мог убить вовсе и не он. Может, подручный его. Слуга.

– Думаешь, у него есть слуги?

– А почему нет? Слуги Сатаны. У настоящего зла всегда есть слуги. Вы, ребята, как-то неуверенно пьете.

– Илья за рулем, – отозвался Осипов.

– А ты-то нет. Вот и пей, и за него тоже. Да и неужели вы на ночь глядя поедете? Ночуйте здесь. Ночуйте, хлопцы! Костер, красное вино, мяса нажарим… Когда вы еще глотнете настоящей воли… Я, признаться, тоже интересовался этой чертовщиной. Как шапито из Крыма снялось, я заехал к своим… В табор. Понимаете, вроде давно не с ними, а тянет. Еще как тянет, вон племянника оттуда прихватил. Яна… Своя кровь. Пусть он за медведями ходит… Глядишь, чему и научится. Так вот. В таборе потолковал со стариками. Рассказал им, что и как. Я думал, не поверят. Однако поверили. Не ожидал прямо. Ну тут и пошли рассказы. Про этих самых оборотней. У нас есть старый дедко, зовут Михель, или Михаил… не барон, для этого он слишком ветхий, но тоже очень уважаемый старичок. Он рассказывал… А ему рассказывал дед, а деду – его дед. Нет! Вы не сомневайтесь. У нас так. Из уст в уста… Хотя и смешно звучит. В прошлом веке в Трансильвании это случилось, в Карпатах. По-нынешнему сказать, в Румынии. Табор стоял возле одной деревушки в горах… Жаль, что вы не бывали в Карпатах. Вот горы! Все лесом покрыты. Кручи, пропасти… На горах замки… Я там тоже кочевал, еще мальчишкой. До войны. Немцы наш табор почти весь под пулеметы поставили. Мало кто остался в живых. Ладно, не стоит вспоминать. – Он налил себе очередной стакан, выпил, вытер ладонью усы… – Так вот, в ту пору в окрестностях оборотень объявился. Пришли наши в деревню, а она почти пустая. Несколько хат, в которых живут. Да и те как ночь – на железные крюки запираются, и никто носа не высовывает. Деревушка пустая, поживиться нечем… Однако остановились. Приходит к ним седой старик, ну весь белый. «Зря, – говорит, – вы тут обосновались!» – «А что?» – спрашивают. «Волкодав вблизи бродит. Оборотень то есть. Трех у нас сожрал в деревне, остальные разбежались от греха… По родственникам разбрелись». Наши старики выслушали… Затеяли совет. Одни говорят: уходить нужно, другие упрямятся: куда идти? Кругом горы. До ближайшего хутора – два дня. Жрать нечего, тут хоть огороды есть. Судили, рядили… Короче, остались. Кибитки в круг поставили, разожгли костры. Оборотень, он огня боится… В первую ночь ничего не случилось. На другую народ осмелел, стариков не послушались, по вечеру отправились в деревню за кукурузой. Вроде все воротились. Но ночью возле самого табора – вой. Да такой, который живое существо ни в жизнь не издаст. Наши жмутся к кострам, дрожат. Утром недосчитались двоих: молодого парня и мальчонки. Пошли искать, мальчишку нашли в кукурузе. Растерзанный, рука оторвана да бок объеден. Ясно, оборотень постарался. Парня вообще не сыскали. Все в один голос: поехали отсюда… Вроде на том и порешили. А один старик толкует: негоже оставлять божью душу не схороненную, тем паче сгубленную ни за что ни про что. Ей потом покоя не будет, глядишь, и сама превратится в нелюдя. Ромы, конечно, завыли, заскулили: как… что… нам жить охота. Оборотень всех нас тут кончит. Бежим, пока не поздно. Но старика того поддержали… другие. Говорят, негоже. А слово старика – закон. Стали кумекать, как от оборотня избавиться. Вспомнили: серебряной пулей его должно достать, да не простой, а заговоренной, с тремя крестами. Собрали полтинники, отлили десять пуль, цыгане, знаете, по кузнечному делу всегда исправны были, ну и по оружейному тоже, мушкет или карабин запросто починить могут. Ну и боевой припас изготовят. Отлили, значит, пули, но кто их освятит? Ближайший священник в двух днях езды. Выискалась одна старушка. Я, говорит, заклятье знаю. Принесла воды из ручья, собрала у всех таборных нательные кресты, положила их в воду, чего-то шептала. Потом пули той водой окропила. Все, говорит, готово, можете приступать к охоте. Вечером, как стемнело, пять наших хлопцев отправились в засаду. А в таборе разожгли сколько можно костров. Ромы засели в кукурузе. Только стемнело – а дело было осенью, – вой раздался. Да, нужно сказать, что в ту пору полнолуние было. Сидят они в кукурузе, а вокруг светло, как днем. И тут вой! Да жуткий такой. Один хлопец не выдержал бросил ружье и побежал к табору. Только слышит, кто-то его догоняет. Он быстрее. Бежит во все лопатки. Но не убежал… Огромный зверюга напрыгнул на него сзади, ухватил за шею. Тут ему и конец пришел. Правда, и наши храбрецы поспели, выпалили из своих фузей в оборотня и сразили его наповал.