Стремительно и эгоистично он закончил все за считанные секунды, словно она была для него не более чем вместилищем его похоти. Так же внезапно, как набросился на нее, Трей соскользнул с Импрес, все еще не удовлетворенный после оргазма. Закинув руки за голову, он лег рядом с ней, напряженный и взволнованный Он винил Импрес за хаос в его сознании, за то, что не мог жить вдали от нее, за то свирепое горячее желание которое она вызывала, яростное и неконтролируемое! Такого у него никогда не было с женщинами. Никогда. И, глядя в расписанный купидонами потолок, он проклинал их, словно они были во всем виноваты.

Отвернувшись от него, Импрес молча плакала от жалости к себе. Даже при его цинизме, проявившемся в последние две недели, такого она не ожидала: холодное, безличное совокупление без капли чувств, безразличное, словно они были чужими друг для друга — нет, хуже, врагами. Больше она не хочет знать этого мужчину, не хочет тешить себя радужными мечтами, основанными на нескольких неделях близости. Человек, лежавший рядом на кровати, был другим: грубым и безжалостным, чужаком, и у нее нет ни сил, ни желания продолжать самоистязание, ведя жалкую борьбу с собой. Она встала с постели, мечтая убежать от постигшей ее катастрофы, но рука Трея остановила ее прежде, чем она сделала первый шаг, схватила ее за кисть железной хваткой и притянула обратно.

— Я еще не закончил. — Он лежал, раскинувшись в расслабленной позе, по сравнению с которой выражение лица находилось в вопиющем контрасте, отражая эмоции, которые он считал признаком собственного безумия.

— Пожалуйста, Трей, только не таким образом, — взмолилась Импрес, разочарование слышалось в ее голосе.

Она заметила, что он попытался взять себя в руки и потерпел неудачу.

— Почему бы нет? — спросил он негромко, выбитый из колеи. — Ведь у тебя свободный вечер. — Его пальцы причиняли ей боль, лицо стало каменным. — Считай, что ты предоставила его мне. Предложи мне что-нибудь из твоей щедрой… гостеприимности. Я ничем не отличаюсь от других мужчин.

— Нет никаких других мужчин, — спокойно ответила Импрес, больше она не хотела продолжать обман, пытаясь лишь постичь этого холодного мужчину, больно сжимавшего ее руку.

— Ты лжешь, — резко возразил он.

— Спроси их об этом сам, — взмолилась Импрес, желая только прекратить эту вражду, вызванную непониманием.

— Ты предлагаешь опросить их всех сразу? Прими комплименты, радость моя, по поводу твоего смелого предложения. Ты прекрасно понимаешь, что блеф остается блефом. — Он неожиданно подмигнул ей и улыбнулся одной из своих самых ослепительных дразнящих улыбок.

— Сущая правда, — ровно ответила Импрес, глядя на смуглого красивого мужчину, который переспал с таким количеством женщин, что вряд ли поверил бы в ее целомудрие, — то, что ты единственный мужчина, с которым я спала.

— Очаровательная ложь, не сомневаюсь в этом, — сказал Трей с искусственной вежливостью, не тронутый искренностью ее слов; его собственные представления об облике парижской веселой вдовы были разительно противоположны. Иначе ее не наградили бы прозвищем Зеленой Искусительницы, как он слышал. — Твое невинное выражение, с которым ты все отрицаешь, наверное, очень возбуждает?

— Что тебе нужно от меня? — устало спросила Импрес.

— Я бы хотел спать с тобой постоянно в течение недели или около того, потом я рассмотрю, как оценить предоставленный мне приоритет. Как тебе это нравится?

— Очень похоже на Трея Брэддок-Блэка, племенного жеребца мирового уровня, — едко ответила Импрес, мгновенно вспомнив, сколь мало значили ее мечты в его распутной жизни. — Но я вовсе не собираюсь подлаживаться под тебя! — добавила она пылко, пытаясь освободить руку.

Трей даже не пошевелился, она ничего не могла поделать с его чудовищной физической силой.

— Не думаю, что я нуждаюсь в твоем согласии, дорогая, — произнес он столь же темпераментно, подчеркнуто растягивая слова, в упор разглядывая светлыми глазами ее фигуру. — Может быть, стоит привязать тебя на пару недель к моей постели и посмотреть, смогу ли я вспомнить все, что тебе нравилось.

— В таком случае, извини, но мне придется разочаровать тебя, — сказала она злорадно, стоя перед ним со спутанными волосами, в измятом платье и с полуспущенными чулками, — ты забыл о Максе, я должна кормить его.

— Чтобы кормить Макса, нет необходимости отвязывать тебя.

— Ты — подонок. Мы не в Монтане, где твое слово что-то значит! — Голос Импрес дрожал от гнева. — Жорданы получили дворянство задолго до того, как твое племя впервые увидело лошадь.

Ни один мускул не дрогнул на его лице, оно было как маска.

— Меня совершенно не беспокоит, — сказал он, отчеканивая каждое слово, — что Жорданы были еще до всемирного потопа. — Желваки на его скулах наконец дернулись, а голос опустился до страстного шепота. — Пусть даже они скакали на лошадях за тысячу лет до нашего появления. Если я захочу забрать тебя сегодня, то сделаю это. Понимаешь?! А няня для Макса — вовсе не такая проблема. Не стоит быть наивной в отношении моих возможностей. — Он больнее сжал ее пальцы.

Лицо Импрес побелело, когда она вспомнила о диктаторских замашках Трея. Она прекрасно сознавала все возможности принуждения, которые он имел. Его джентльменство ограничивалось светским костюмом. Ей вспомнились личные телохранители семьи Брэддок-Блэк, собственная небольшая армия их клана, частные поезд и железная дорога, политическое влияние и безбрежное богатство. Заодно ей припомнился вопрос, который она задала Трею на ранчо, о том, что он собирается дальше делать, и его ответ: «Править моей половиной штата».

— И что же? — Бездонная глубина ее зеленых глаз резко выделялась на бледном лице. — Будешь держать меня как пленницу?

— Может быть, — ответил он ровным голосом. — Иди сюда, и мы обсудим эту проблему.

— Презираю тебя.

Два этих слова были произнесены раздельно холодно и прозвучали ядовито.

— Ситуация в целом глупая, — сказал он с холодным безразличием, — поэтому не имеет значения, сколь долго ты будешь тешить себя своей очаровательной компанией.

Улыбка у Трея была столь неприятной, что ее затрясло. И когда он дернул Импрес за руку, она затрепетала. Его несгибаемая твердость и неумолимость пугали ее.

— Разденься, — сказал он властно, — я не видел тебя много месяцев.

На секунду она заколебалась, но выражение лица Трея было столь решительным, что, когда его пальцы разжались, словно проверяя ее послушание, Импрес покорилась.

Она стояла перед ним, не зная, что делать, и невинно смотрела на него из-под густых ресниц. Она искушает своей невинностью, подумал он, отчаянно желая эту трепещущую женщину. Трей теперь прекрасно понял, почему за выпивкой в клубе ее назвали Зеленой Искусительницей.

— Я жду. — Расслабленно привалившийся к спинке постели, он пригладил свои длинные волосы оскорбительным для ее достоинства жестом.

Импрес взялась за маленькие эмалевые пуговицы платья.

— Вначале распусти волосы, — приказал Трей, так как хотел, чтобы она выглядела такой, какой он ее помнил, без этой модной, уложенной завитками верх парижской прически. — Я хочу чувствовать твои волосы.

Она прикоснулась к черепаховой заколке на волосах, выражение ее лица было смятенное, но темперамент изгонял страх, и она презрительно пробормотала:

— Да, сир. Не будет ли еще приказаний, ваше величество?

— Да, будет еще кое-что существенное, дорогая, — сказал он лениво. — Испытаем твою покорность и мое воображение. Естественно, в соответствующее время.

— Что касается меня, то я отказываюсь, — прошипела она, зеленые глаза сияли от его повелительного тона. — Отказываюсь, чтобы со мной обращались, как…

— Как с проституткой, — продолжил он насмешливо.

— Конечно! Поскольку, я ею не являюсь! — Импрес стояла, держа черепаховую заколку как оружие.

— А мне казалось, что эта роль очень подходит вам, миссис Майлс. Думаю, что я не первый в вашем гареме, кто делает причудливые и фантастические предложения. Мне нравится чувствовать твои волосы, — заметил Трей небрежно, словно они спокойно обсуждали достоинства его предложения, а ее раздражение было совершенно неуместно. — Как бы то ни было, — сказал он голосом, в котором не было даже намека на прежние легкость и небрежность, — меня совершенно не волнует, что ты думаешь или какие чувства испытываешь. Все, что мне нужно, — доступность твоего тела. Я жду… Или тебя будет ждать юг Франции, или, если ты предпочитаешь более экзотические места, — Северная Африка.