От бледной, подавленной узницы не осталось и следа. В тех редких случаях, когда она оказывалась наедине с Дмитриевым, Софи даже не пыталась проявлять и тени былой покорности. Прикрываясь своими придворными обязанностями, она весьма изобретательно ускользала из-под власти мужа. Он не мог найти способа лишить ее всех прав, несмотря на то что раньше ему успешно удавалось заставить ее подчиняться. Она ездила верхом, каталась в санях, танцевала на балах, играла в, карты. Время от времени пальцы его до боли сжимали рукоятку плети, он тешил себя грубыми картинами обладания ею, однако понимал, что ей нельзя появляться в свете со следами насилия. Поэтому ему оставалось только терпеливо ждать своего часа, ждать, когда закончится это проклятое путешествие, жизнь вернется в обычную колею, а жена – под супружескую крышу.
Оглядев залу, Софи случайно наткнулась на ледяной взгляд голубых глаз, прочитала всю ненависть, запечатленную в нем, и, несмотря на всю неуязвимость своего нынешнего положения, почувствовала, как от страха по спине пробежали мурашки и зашевелились волосы на затылке. За что он ее так ненавидит? Да, она отвергла его. В ту первую ночь в Киеве, когда он пришел в ее спальню, она лежала, холодная как камень, полностью равнодушная ко всему, потому что уже познала счастье настоящей любви, а эта жалкая пародия вызывала у нее чувство глубочайшего презрения. Но он потерпел фиаско и покинул ее, переполненный злобой, заявив, что она вообще не в состоянии быть ни его, ни чьей-либо женой. Бесчувственная и бесплодная, она просто позорит женский род. Софи ничего не ответила, что привело его в еще большую ярость. Но с тех пор он уже не возобновлял попыток удовлетворить свою мстительную похоть.
– Я слышала, что в Киев приехал граф Данилевский, – весело прощебетала хихикая молодая дамочка из кружка оживленно сплетничающих дам, стоящих неподалеку.
Софи сделала шаг назад и без труда оказалась как бы между двумя кружками. Легкой улыбки и похвалы миленькой юной графине Браницкой оказалось достаточно, чтобы незаметно и совершенно естественно присоединиться к дамскому обществу.
– Он меня чем-то пугает, а вас? – со смехом продолжила Александрина Оленина. – Он улыбается, разговаривает с вами, и в то же время создается такое ощущение, что видит вас насквозь! А что вы думаете, княгиня? – с улыбкой повернулась она к Софье.
– О чем? – улыбнулась та в ответ.
– Да о графе же, разумеется! Ведь он адъютант вашего мужа. Должно быть, вы часто его видите?
– На самом деле нет, – невозмутимо заметила Софья. – Мой муж, как правило, все свои служебные дела решает в казармах.
– Вот как! – Переключив внимание на более разговорчивых собеседниц, Александрина заговорщически понизила голос: – А еще говорят, что он совершенно равнодушен к женщинам. С тех пор как случилась та страшная история с его женой.
С женой! Софья почувствовала, как кровь отхлынула от лица, и с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Взяв бокал шампанского с подноса вовремя подвернувшегося лакея, она отпила глоток и небрежно проговорила:
– А я и не знала, что он женат. – Не выдала ли она себя слабым голосом.
– Сейчас уже нет, – с готовностью пояснила Александрина, довольная тем, что вызвала любопытство у той, которая только что проявляла полное равнодушие к таким пикантным подробностям и нежелание раскрываться. – Насколько я знаю, жена его умерла больше года назад. Одни говорят, что граф был вне себя от горя, другие… – Она пригнула голову, и весь дамский кружок последовал ее примеру, напоминая стайку кур, жадно набросившихся на миску с зерном. – Другие говорят, что она была беременна, причем муж не имел к этому никакого отношения. – Александрина выпрямилась и с торжествующей улыбкой обвела взглядом лица слушающих, словно проверяя, какое впечатление произвело ее сообщение.
– А отчего она умерла? – поинтересовалась графиня Браницкая, избавив Софью от необходимости задать тот же вопрос.
Александрина напустила на себя таинственный вид:
– Говорят, было дорожное происшествие, но никто в этом не уверен. Это случилось в Москве.
Улыбнувшись и что-то пробормотав, Софья отошла в сторону. Как он мог не сказать ей о таком важном, о таком огромном событии из своего прошлого? И почему сама она никогда об этом не спрашивала? Конечно, в своей наивности она не задумывалась. Софи была настолько поглощена настоящим, что все остальное просто не существовало для нес. Да, она понимала, что Адам – опытный мужчина, но этого и следовало ожидать. Конечно, у него могли быть любовницы. Но жена… Свадьба, медовый месяц, нежные ласки, постель… Дети. Есть ли у него дети? Оставленные на попечение матери и сестер в родовом поместье в Могилеве? И что сталось с тем последним ребенком, которым была беременна его жена?
Маленький уютный мирок, который она создала себе, рухнул, превратился в прах, как мумия, которую после многовекового заточения в усыпальнице вытащили на свежий воздух. Не было ничего необычного в том, что этот слух не дошел до нес раньше. В Петербурге она просто не имела возможности посплетничать со своими ровесницами; причиной этого была жесткая целенаправленная политика мужа. Но за то время, которое они с Адамом провели вместе, как он мог даже не упомянуть об этом? Это молчание не могло быть случайным, думала Софья, с остановившимся взглядом пробираясь сквозь толпу, машинально улыбаясь, роняя ничего не значащие слова любезности. Если бы это было непреднамеренно, Адам неизбежно бы проговорился.
– Софья Алексеевна! Я еще не имел возможности лично поблагодарить вас за участие в моем… в нашем великом торжестве! – Князь Потемкин, в полном великолепии своего фельдмаршальского мундира, сверкая бриллиантами, в кружевах и напудренном завитом парике, оказался на ее пути.
Софи усилием воли заставила себя очнуться и вернуться к действительности. В обществе князя нельзя показывать, что тебя гложут горькие мысли. Она сделала глубокий реверанс.
– Благодарю вас, князь. С тех пор как приехала в Киев, я постоянно искала вас, но потом поняла, что вы уединились в Печерском монастыре.
– Так и есть, моя дорогая княгинюшка, так и есть, – расплылся в улыбке Потемкин. – Порой я чувствую, что все это… – выразительно обвел он рукой сверкающую торжественную толпу, – несколько приторно, на мой вкус, и хочется немного вкусить простой пищи одиночества. – Его единственный глаз оценивающе оглядел Софью. Густые, темные, ненапудренные волосы свободными локонами ниспадали на плечи. Платье из розовой тафты, кружева. Юбка отделана мелким жемчугом. Великолепное бриллиантовое колье, подобных которому князю еще не приходилось видеть. Екатерина не преувеличивала, говоря о ее невероятном преображении, подумал князь. На смуглом лице сверкнула обольстительная улыбка. – Надеюсь, вам здесь нравится.
– О да, конечно! – воскликнула Софи. – Я поражена, князь, всем этим великолепием! Это гениально!
Потемкин просиял.
– Я не питаю отвращения к лести, дорогая моя Софья, – отозвался он. – Надеюсь, вы уже обратили на это внимание.
– Это не лесть, князь, – возразила она, еще раз приседая в реверансе. – Это чистая правда.
Он бросил на нее пристальный взгляд. Лишь невинное дитя не поняло бы, что он хотел сказать. Софи вспомнила о том, что ее муж находится под непосредственным началом у светлейшего князя. Когда все это празднество закончится и жизнь вернется на круги своя, такой друг может оказать бесценные услуги. Но каким образом укрепить дружбу и не откликнуться на столь недвусмысленное приглашение в его постель?
Она не подозревала, что собеседник прекрасно видел по ее честным глазам, какие сомнения ее обуревают. Это его позабавило и ни чуточки не обидело.
– Не окажете ли мне честь посетить мое убогое жилище завтра? – с поклоном произнес Потемкин, поднося ее руку к губам. – Я хочу показать вам план нашего путешествия, которое продолжится, как только сойдет снег.
– Мне очень интересно. С удовольствием. В котором часу вы принимаете?