– У меня четыре старшие сестры, – коротко ответил он. – Они обычно обращали внимание на меня не больше, чем на предмет домашнего обихода. Чего я только не наслышался!
– Ну что ж, значит, я не такая, как все женщины. – И она отвернулась лицом к стене.
– Ну разумеется, – присел он рядом и успокаивающе погладил ее по спине. – И все-таки постарайся вспомнить. Это жизненно важно. До приезда в Киев?
– Да, думаю, раньше.
Адам раздраженно зажмурился.
– Постарайся вспомнить поточнее, Софи!
Она провела в Киеве шесть недель. Минуту поразмыслив, Софи заявила с большей уверенностью:
– После приезда в Киев у меня не было… этого.
– Ближе к делу, Софи, – вздохнул Адам. – Помнишь, мы с тобой ездили охотиться на волков? – Внезапно лицо его прояснело. – На самом деле я сам могу сказать. Помнишь, как я рассердился на тебя, когда ты сиганула через овраг?
Софи наконец повернулась к нему. На лице се отразилось недоумение.
– Да, ну и что?.. А-а-а, действительно, в тот вечер… Ты как раз решил простить меня, а я почувствовала недомогание… – Воспоминание вызвало мимолетную улыбку, словно она на секунду забыла, чем оно вызвано.
– Это был конец января, – четко заявил Адам. – Сейчас начало апреля. У нас еще есть время. Примерно до начала июля твое положение еще не будет так заметно, чтобы нельзя было его скрыть широкими платьями.
– Что ты предлагаешь? – Взглянула она ему в лицо, на котором не отражалось ничего, кроме сосредоточенной работы мысли человека, привыкшего иметь дело с затруднительными ситуациями и принимать решения.
Этим он как раз и занимался. С одной стороны, это было приятно, с другой – несколько задевало то, что он не проявил никаких чувств, узнав о беде, свалившейся на них словно снег на голову.
Адам резко встал и подошел к иллюминатору. За окном медленно проплывал берег, залитый лунным светом. Какой удар судьбы! Любимая женщина носит под сердцем его ребенка, которого он никогда не сможет признать своим, а ему пришлось бы назвать своим того, которого могла бы родить его жена от чужого человека!
– Есть только одно решение, Софи, – заговорил он, глядя в окно, так что ей пришлось сесть и напрячь слух, чтобы разобрать слова. – Дело житейское, и выход из такого затруднения тоже обычный. Ты должна оставаться при дворе до тех пор, пока можешь скрывать свое положение, потом подашь прошение императрице с просьбой отпустить тебя на некоторое время в Берхольское. Если потребуется, придется ей сказать правду. Она не откажет тебе в праве… скрыть свою ошибку. – Его передернуло от этого слова, но деловитый тон помог скрыть чувство сильнейшей горечи. – Ей самой приходилось заниматься такими делами при живом муже. Ты там родишь и устроишь ребенка в какую-нибудь семью в вашем поместье. Дитя, для его же благополучия, будет расти в неведении о своем происхождении, но, разумеется, будет всем обеспечено.
Он отвернулся от окна, но лицо оставалось в тени.
– К счастью, твой муж во время путешествия нечасто будет с тобой встречаться. А на обратном пути, в Киеве, ты подашь прошение императрице. Поскольку князя Дмитриева вряд ли захотят видеть в Берхольском, и он это понимает, скорее всего, он никогда не узнает правды. Ну а после родов, когда придешь в себя, вернешься в Петербург как ни в чем не бывало.
Софи дотронулась до своего живота. Безысходность волнами накатывала на нее, грозя полностью накрыть своим черным покрывалом.
– Мы должны отказаться от нашего ребенка?
– У нас нет иного выхода, – резко ответил Адам.
– Если мы окажемся в Крыму, оттуда очень просто перебраться через границу в Турцию, – прошептала она.
– И что мы там будем делать? Нарушившие закон любовники без имени и состояния? Скитаться по Османской империи на радость всем турецким бандитам? Софи, сколько можно выдумывать!
Она уронила голову на грудь. Густые пряди волос совсем скрыли ее лицо. Адам подошел к кровати и поцеловал в склоненную нежную шею.
– Милая моя, до конца июня у нас еще есть время. В потемкинской чудо-стране и для нас найдется местечко. Будем же радоваться сегодняшнему дню, будущее само позаботится о себе.
В мире, где счастье столь призрачно и может быть отнято у человека с такой жестокостью, было преступной роскошью пренебрегать малым только потому, что нельзя иметь большего. Софи подняла голову. Протянув руку, она коснулась его щеки.
– Значит, будем жить в потемкинских иллюзиях, милый, и радоваться тому, что они пока способны заменить нам настоящую жизнь.
По мере продвижения величественной процессии вниз по Днепру окружающая обстановка словно вознамерилась убедить всех, что они целиком и полностью погружены в волшебный мир, созданный Потемкиным. Оркестры, играющие на палубах, наполняли пространство звуками музыки; флаги весело трепетали на весеннем ветру. По берегам перед очарованными зрителями постоянно разыгрывались забавные сцены. Откуда ни возьмись вдруг появлялись отряды всадников-казаков на могучих конях, которые с воинственным видом удивляли императрицу и ее гостей чудесами мастерства. Софи не могла остаться равнодушной.
– Как бы мне хотелось присоединиться к ним, – мечтательно проговорила она, облокотившись на перила. – Если бы у меня был Хан, я могла бы выступить не хуже!
Адам, которому уже доводилось видеть ее мастерское владение конем, добродушно заметил:
– А почему бы тебе не предложить Потемкину, чтобы в следующий раз среди воинственных казаков вдруг оказалась одна женщина? Уверен, что он может подобрать тебе соответствующий костюм.
– Думаешь, я смогу? – загорелась Софи. – Ты смеешься надо мной!
– Ничего подобного! – воскликнул он, думая совсем о другом. Ему очень хотелось прикоснуться к ее выбившемуся из-под шляпки локону, поцеловать в носик, хотелось…
– Только посмотри, какая очаровательная деревушка! – Софи, не подозревая о его желании, снова оперлась о перила. Среди цветущих садов яркими цветными пятнами виднелись сельские строения. Крестьяне улыбались и приветственно махали руками; все были чисто, опрятно одеты, даже пристальный взгляд не обнаружил бы ни на ком никаких лохмотьев. Одни работали в саду, другие гнали стада коз и коров по прямой белой дороге, уходившей куда-то в степь.
– Вам не кажется, княгиня, что все эти дома – не более чем раскрашенные фасады? – остановился у перил рядом с Софьей герцог де Лилль и, покачивая от изумления головой, добавил: – Вы верите, что в них живут люди?
– Русские крестьяне в большинстве своем не так хорошо одеты и живут в менее живописных домах, ваше превосходительство, – вздохнула она. – Но я сомневаюсь, что нам удастся увидеть Россию в ее истинном обличье.
– Эта дорога была проложена вчера вечером, – со знанием дела заявил Адам как один из ближайших подчиненных Потемкина. – Целая команда трудилась всю ночь, чтобы поставить все эти домишки и насадить сады.
– И они просуществуют ровно столько, сколько потребуется флоту, чтобы проплыть мимо, – вставил граф де Сегюр. – Потемкин строит миражи. Миражи во славу его императрицы.
– И тем не менее все проникаются их обаянием, – с абсолютной уверенностью заметила Софья.
– О да, несомненно, – еще раз с восхищением покачал головой прусский посланник. – Такое ощущение, что все мы перенеслись в другое время. – Он рассмеялся. – Нам предоставили корабли Клеопатры. А Екатерина – современная царица египетская.
Потемкин, безусловно, добился желаемого, подумал Адам, глядя вдаль. Перед ним расстилалась цветущая степь; над головой по-весеннему ярко голубело небо. Бескрайние просторы завораживали своим величием. Князь хотел произвести на изысканное общество иностранцев неизгладимое впечатление величием России и величием той, которая была властительницей всего этого. Даже если они и не обманулись потемкинскими 740деревнями, они не могли не признать этого величия и не передать своего впечатления своим правителям.
Над водой послышался заливистый звук боцманской дудки. Взглянув на воду, Софи увидела маленькую шлюпку, направляющуюся к императорскому кораблю. В парадном мундире и шляпе с плюмажем в ней восседала единственная особа – ее муж. Невольно она отодвинулась от Адама. Общество герцога де Лилля и графа де Сегюра для этого свидания ее устраивало гораздо больше, тем более что развлекать высоких гостей являлось одной из вмененных ей обязанностей. Подобно зверьку, ищущему укрытия от охотника, она встала между послами и завела оживленную беседу о музыке, по-прежнему услаждающей слух гостей императорского судна.
