— Куда мы бежим? — пискнул кто-то из детей.

— Здесь же ничего нет, снег один!

— К нам уже идет помощь, — успокаивала малышню Лира. — Большой цаганский отряд, человек, наверное, пятьдесят. Наверняка там родственники ваши есть, потому что каждая цаганская семья, в которой пропал ребенок, отрядила одного воина.

— А если я не цаган? — захныкал какой-то паренек.

— Ну и что? Какая разница? Все равно тебя уведут.

— Куда? — испуганно спросил кто-то.

— Домой, — твердо ответила Лира. — Вас всех отведут домой. Я же нарочно для этого приехала, чтоб вас вызволить. Для того и цаган с собой привела. Нам только чуть-чуть надо пройти, и мы их найдем. Это недалеко, ведь медведь пришел с ними, так что они уже где-нибудь совсем рядом.

— А помните, как он по волчице ка-а-ак даст лапой, — заговорил один из мальчишек, — и прям все брюхо ей распорол. А человек ее, раз — и сразу умер, будто у него сердце из груди вырвали, помните?

— А я думала, что альма убить нельзя, — вставила девочка.

Теперь все говорили хором, не слушая друг друга. Языки развязались, причиной тому было лихорадочное возбуждение и чувство облегчения, которое они испытывали.

“Ничего, — подумала Лира, — пусть поговорят, только бы не стояли на месте”.

— А они там, на станции, правда это все делали? — спросила незнакомая девчушка.

— Правда, — горько ответила Лира. — Я раньше тоже никогда не думала, что бывает человек без альма. А по дороге сюда мы мальчика подобрали, и он остался совсем один, а альма с ним не было. Он ее все звал, все спрашивал, как она его найдет, так ее ждал. Его Тони звали. Тони Макариос.

— А я его знаю, — задумчиво сказал кто-то из детей.

— И я, — присоединились к разговору сразу несколько голосов. — Его на прошлой неделе забрали.

— Да, забрали, — сказала Лира с нажимом, — забрали, чтобы отрезать его альма. — Она знала, какой эффект произведут на детей ее слова, и лихорадочно продолжала: — Он умер. Сразу же после того, как мы его подобрали в тундре. Только он такой не один был. Они там, на станции, всех альмов, которых отрезали, держали в специальных ящиках, как все равно в клетках, в маленьком таком домике за главным корпусом.

— Правда, правда, — подтвердил Роджер. — Лира их всех на волю выпустила во время пожарной тревоги.

— Точно, — вставил Билли Коста, — я сам видел. Я сперва даже не понял, что это, только заметил, как они за диким гусем летели.

— Я только все равно не понял, зачем они это делают? — упрямо спрашивал какой-то мальчик. — Как же так можно — отрезать альма? Это же мучительство! Зачем они так?

— Может, из-за Серебристой Пыли, — нерешительно предположил кто-то из детей.

— Из-за Пыли, как же! — Мальчишка пренебрежительно хмыкнул. — Держи карман шире. Кто ее видел-то, Пыль эту? Чепуха одна! Они все это нарочно выдумали.

— Смотрите, смотрите! — воскликнул кто-то, показывая рукой вверх. — Смотрите, что с дирижаблем стало!

Все головы мгновенно повернулись назад. Над освещенной аллеей, где все еще кипела битва, вздымалась мощная причальная мачта, но дирижабль миссис Кольтер уже не парил подле нее, как раньше. Напротив, один конец его скукожился и обвис, а рядом мало-помалу расправлялся и вырастал…

— Воздушный шар Ли Скорсби! — завизжала Лира, прыгая на месте и хлопая в ладоши от восторга. Правда, в теплых меховых варежках не очень-то похлопаешь.

Остальные дети ошарашенно молчали. Лира, ничего не объясняя, только поторапливала их. Сама она тоже недоумевала, как же ее другу удалось добраться сюда с шаром. А вообще здорово он это придумал: наполнить свой шар газом из дирижабля. Получается, одним ударом можно убить двух зайцев: и самим есть на чем удрать, и врага удалось обезвредить — ведь догнать будет не на чем.

— Ну же, вперед! Нужно обязательно идти вперед, — твердила Лира детворе, — иначе вы замерзнете.

Многие уже стучали зубами и плакали от холода. К детским всхлипываниям примешивался тоненький визг их альмов.

Пантелеймону-барсуку все это ужасно не нравилось, и он сердито цыкнул на альма-бурундучка, который без сил распластался на плече у своей девочки и жалобно попискивал.

— А ну, живо, лезь ей под куртку! Ты что, не можешь стать кем-нибудь большим? Ее же согреть надо! — прорычал он, оскалив зубы, и перепуганный альм тут же нырнул девчушке под одежки.

С одежкой и впрямь была беда. На детях были стеганые куртки из искусственного шелка, а их сколько ни простегивай, все равно с натуральным мехом никакого сравнения. В качестве утеплителя там использовалось такое же искусственное рыхлое волокно из каменноугольной смолы. У некоторых детей куртки были настолько пухлыми, что напоминали подушки для булавок. Все дело в том, что придумали и сшили эти неуклюжие одеяния на фабриках и в лабораториях, где о настоящем холоде никто и слыхом не слыхивал. Пусть Лирина шуба висела клочьями и немилосердно воняла, зато тепло держала знатно, а эти куртки — нет.

— Если мы не найдем отряд Джона Фаа, они долго не протянут, — шепнула девочка Пантелеймону.

— Только не давай им останавливаться, — еле слышно шепнул он в ответ. — Тереби их, как хочешь, только не давай им ложиться на снег. Тебе же Фардер Корам рассказывал…

Старый цаган не раз рассказывал девочке о своих походах на север, да и миссис Кольтер успела ей кое-что поведать, с большим, между прочим, знанием дела. Сходились они в одном. На морозе нельзя прекращать двигаться, иначе — смерть.

— А нам еще долго идти? — спросил Лиру какой-то карапуз.

— Она нас сюда специально заманила, чтобы убить, — захныкала маленькая девочка.

— По мне уж лучше здесь замерзнуть, чем на станции быть, — прозвучал чей-то голос.

— А вот и нет. На станции хоть тепло. Молоко дают горячее, еда есть.

— Да, как же! Там же пожар, забыли?

— А здесь что с нами будет? Мы же замерзнем или с голоду помрем.

В Лириной голове роились смутные вопросы, которые, подобно ведуньям, проносились и тут же ускользали так стремительно, что не ухватишь, и вместе с тем откуда-то из сокровенной, недосягаемой глубины поднимались блаженство и трепет, но постичь их она не могла.