– Значит, я везучий. – Сэбин усмехнулся и обернулся к Кери. – Верно?

– Верно, – серьезно кивнул тот, – он всегда выигрывает.

– Не всегда, конечно, но, будьте уверены, в большинстве случаев.

Все то время, пока Сэбин вел Мэлори по направлению к столовой, он ни разу не взглянул на нее.

На следующий и во все остальные дни Сэбин забирал Мэлори в свою комнату на послеобеденный отдых, и она стала воспринимать эти минуты, как благословенные оазисы в ходе изнурительного путешествия по пустыне чувственности. Во все остальное время Сэбин без устали демонстрировал свою сексуальную харизму, и Мэлори чувствовала, что с каждым днем ей становится все труднее противиться ей. И все же Сэбин ни разу не попытался соблазнить ее во время ставшей традиционной дневной сиесты, хотя здесь ему было бы легче всего добиться успеха. В эти часы он был гораздо более простым и открытым, нежели в остальное время. Через неделю, оказываясь с ним в одной постели, Мэлори чувствовала себя так же естественно и непринужденно, как если бы они были женаты лет пятнадцать.

– Ты уже набрала килограмма два, – заметил Сэбин, прислонившись к спинке кровати и оценивающе оглядывая Мэлори. – Пожалуй, даже два с половиной. – Он ухмыльнулся. – Скоро ты растолстеешь до такой степени, что не сможешь позировать для фотографий. И что тогда?

– Похудею, – ответила Мэлори, поудобнее пристраиваясь рядом с ним. – Спасибо, что вовремя обратил на это мое внимание. Думаю, два дня голодания исправят положение вещей.

Улыбка исчезла с его лица.

– Черта с два я позволю тебе голодать. До этого ты была чересчур тощей.

– Только не для того, чтобы позировать перед камерой. А теперь умолкни и дай мне поспать.

– Ты не будешь поститься.

– Посмотрим.

– Нет. – Мэлори почувствовала, как закачался матрац. Сэбин сполз ниже и устроился рядом с ней. – Ты не будешь голодать. Лучше… Нет.

– Договаривай, если начал.

– Просто мне стало интересно, смогу ли я вывести тебя из себя. Ты всегда такая спокойная. Мне даже кажется, что ты не воспринимаешь меня всерьез.

– Моя внешность – это часть моей работы, поэтому я должна относиться к ней серьезно. – Сощурившись, Мэлори посмотрела на Сэбина. – И почему ты так расстраиваешься? Два дня голодания не смогут повредить мне.

– Третья жена моего отца страдала анорексией – испытывала отвращение к пище. В итоге она умерла от сердечного приступа, вызванного недоеданием и бесконечными таблетками.

Мэлори помолчала и вздохнула:

– Как ужасно! Ты любил ее?

Сэбин пожал плечами:

– Она нравилась мне больше других. Она хорошо ко мне относилась, и ей даже не приходилось прилагать для этого особенных усилий. Видишь ли, выбирая новую жену, мой папочка меньше всего руководствовался тем, присущ той материнский инстинкт или нет.

– Из-за чего же он на них женился?

– Из-за денег и секса. За исключением разве что моей матери. На ней он женился ради того, чтобы она родила ему наследника. Он всегда мечтал создать династию, но его первая жена Маргарет не сумела подарить ему ребенка, и поэтому через три года он с ней развелся. Моя мать оказалась более плодовитой. – Губы Сэбина искривились. – К сожалению, выяснилось, что в постели она не так хороша, как следующая претендентка на его благосклонность, поэтому, после того как она произвела меня на свет, он расплатился с ней, и она растворилась в утренней мгле.

– Что значит «растворилась»?

– Это слово в данном случае подходит лучше всего. Она вышла замуж за преподавателя колледжа и, судя по всему, до сих пор где-то живет тихо и счастливо. Вот только не знаю, где.

– Сколько же было жен у твоего отца?

– Пять. Последней постель отца согревала мать Бена.

– Да, твой папа, видимо, любил разнообразие.

– Он был реалистом и знал, что взаимоотношения между двумя людьми со временем неизбежно исчерпывают себя. Когда он видел приближение конца, то немедля обрезал все ниточки и принимался искать что-то новенькое.

Мэлори ощутила, как ее пронизала внезапная острая боль. Она посмотрела на Сэбина.

– И ты тоже реалист?

Сэбин встретил ее взгляд и произнес:

– Опасно воображать, что человек может быть незаменимым. Людям свойственно меняться.

– Но ведь это так замечательно – идти по жизни вместе, пусть даже стареть, но тоже вместе, а не разбегаться в разные стороны, как кошки. Если бы мои мама и папа не погибли в автомобильной катастрофе, они прожили бы вместе еще лет пятьдесят.

– Откуда тебе знать? – Сэбин лукаво улыбнулся. – А может, если бы они остались в живых, твой отец нашел бы себе какую-нибудь молоденькую девчонку, рядом с которой вновь почувствовал себя молодым, а твоя мама…

– Нет! Они любили друг друга. – В глазах Мэлори стояли слезы. – Они бы любили друг друга и дальше. Я помню глаза матери, когда отец входил в комнату, и это не изменилось бы, сколько бы лет они ни прожили вместе. Это…

– Ш-ш-ш. – Пальцы Сэбина нежно погладили прядь волос на виске женщины. – Я не хотел расстраивать тебя. Возможно, твои родители были как раз тем исключением, которое подтверждает правило.

– А правило, стало быть, заключается в том, что отношения между двумя людьми не могут продолжаться долго? Нет, – Мэлори решительно потрясла головой, – я так не думаю. – Она приподнялась на локте и посмотрела прямо в лицо Сэбину. – А вот ты думаешь. Так что же в таком случае долговечно, Сэбин?

– Работа. Цель. Характер.

– А дружба? Кери является твоим другом уже более тринадцати лет. Неужели настанет день, и ты бросишь его, решив, что ты сам изменился, а он остался прежним?

Сэбин нахмурился:

– Я друзей не бросаю.

– В таком случае ты не в ладу с собственными аргументами.

– Дружба дружбе рознь. Я говорил про отношения между мужчиной и женщиной. Они гораздо опаснее и менее надежны. – Сэбин покачал головой:

– Нельзя привязывать лодку к кольцу, вбитому в трухлявый пирс. Когда-нибудь оно вывалится, и лодка уплывет.

– А человеческие чувства? Они, по-твоему, «лодка» или «трухлявый пирс»? Нет, в любом случае твоя метафора никуда не годится.

– Я отказываюсь спорить с тобой на эту тему, – ровным тоном проговорил Сэбин. – Знал бы, что ты придешь в такое возбуждение, вообще не стал бы затевать этого разговора. Мне стоило догадаться, что ты не упустишь возможности поспорить, а в этом споре победить невозможно, как и в любой дискуссии на тему политики или религии.

– Да, это бесперспективный спор. – Мэлори закрыла глаза, чтобы он не видел, до какой степени она расстроена. Ей стало ясно: Сэбин обделен с самого детства, и виноват в этом его отец, менявший жен, как автомобили. Ему не свойственны ни мечты, ни иллюзии. Но осознание этого не должно вызвать у нее чувство утраты или печали. Через две недели она уедет в Марасеф, и Сэбин останется в прошлом. Она не будет испытывать жалости по отношению к этому большому ребенку, которого приучили к тому, что в этом мире ничего, кроме работы, не имеет смысла. В последние дни он и так занимал в ее мыслях чересчур много места.

– Никакого голодания.

Мэлори открыла глаза:

– Что?

К этому моменту она уже успела забыть, с чего начинался их разговор. Это было похоже на Сэбина – неожиданно для собеседника переключаться на ту тему, которую ему хотелось обсуждать.

– Я сама решу, нужно ли мне это, когда приеду в Марасеф.

Его лоб прорезала складка.

– Я даже слышать не хочу… – начал Сэбин, но осекся. Его лоб разгладился. – Это случится еще только через две недели. Я буду держать рот на замке, и, возможно, ты об этом забудешь.

– Не забуду, – пообещала Мэлори. – Хотя иногда мне этого очень хочется. Так было бы легче жить. – Она снова закрыла глаза, подалась вперед и очутилась в его объятиях, испытав при этом огромное облегчение. Там, за пределами этой комнаты, Сэбин был опасен, даже очень, здесь же он был сама надежность. – Давай поспим, Сэбин.

Его рука крепче сжала плечи Мэлори, а губы прикоснулись к ее лбу.