– Не может такого быть. В каждую из них умещается по два с лишним литра, – проговорил он, взвешивая фляжки в руке, и тут же ошеломленно воскликнул:

– Господи, да они же…

– Пустые, – бесхитростно подтвердила она. – Я не видела смысла нагружаться, как верблюд, при том, что мне предстояло идти совсем недолго. Я ведь не сомневалась, что Кери немедленно доложит тебе о моем уходе.

Сэбин ошеломленно смотрел на женщину.

– Обдурила! – только и смог выговорить он.

– А почему я должна быть единственным человеком, которым можно вертеть как угодно! – Мэлори улыбнулась:

– Видишь ли, Сэбин, я ведь тоже изучала тебя эти две недели. Ты не так уж крут, как хочешь казаться. Я знала: ты не позволишь мне рисковать собой, даже если для этого тебе придется отказаться от задуманного.

– Черт меня побери!

– Надеюсь, этого не случится. Хотя, не буду скрывать, сегодня утром я желала тебе того же. Он откинул голову назад и громко расхохотался.

– Вот это номер! – Не прекращая смеяться, Сэбин обошел вокруг машины и вспрыгнул на водительское сиденье, а затем посмотрел на Мэлори долгим взглядом, в котором сочетались восхищение, уважение и вызов. – Этот тайм ты выиграла, Мэлори, но все же очень скоро ты забудешь о здравом смысле и станешь действовать, руководствуясь одними лишь эмоциями.

– Может быть, – ответила женщина, наблюдая за тем, как Сэбин заводит машину и включает заднюю скорость. Мэлори боялась, что, пойдя на компромисс и согласившись вернуться в Кандрахан, она уже стала действовать под влиянием эмоций. Волна удовольствия и ожидания, поднимавшаяся внутри ее каждый раз при воспоминании о прошедшей ночи, была слишком сильной, чтобы ее можно было с чем-нибудь перепутать.

* * *

– Ты надела это специально для меня? – спросил Сэбин, ощупывая взглядом обнаженные плечи Мэлори, обрамленные декольте фиалкового шифонового платья.

– Это всего лишь проявление вежливости по отношению к гостеприимному хозяину, – произнесла женщина, подходя к столу, изысканно сервированному на двоих, и избегая встречаться взглядом с Сэбином. – Сегодняшняя ночь – последняя, которую я проведу в твоем доме, а ты, помнится, говорил, что любишь этот цвет.

– Верно. – Он протянул ей бокал с белым вином. – Спасибо.

– А где сейчас Кери? – осторожно спросила она, потягивая вино и по-прежнему глядя в сторону.

– С присущим мне так-том я велел ему исчезнуть, – криво усмехнулся Сэбин.

– Надеюсь, ты не был с ним груб.

– Кери привык к моим манерам. Уверяю тебя, он не рыдает сейчас у себя в комнате. Он понимает, что сегодняшний вечер – моя последняя возможность побыть с тобой наедине.

Мэлори испытала такой же укол тоски и грусти, какой почувствовала сегодня днем.

– Мне будет грустно уезжать отсюда. Здесь было так спокойно.

– Странно это слышать, – усмехнулся Сэбин. – Я обманом завлек тебя сюда, лишил девственности, принудил остаться на целых три недели. Ты должна меня ненавидеть.

– Во мне нет ни ненависти, ни злости, – легко сказала она. – Я считаю, что лучше попытаться понять человека, чем разбивать в кровь кулаки, воюя с ним.

Лицо мужчины стало серьезным.

– Я знаю. Мне еще никогда не приходилось встречать женщину, мужчину или даже ребенка, у которых характер был бы легче, чем у тебя.

– Чепуха, – смутившись, махнула рукой Мэлори.

Рассматривая вино в своем бокале, он покачал головой.

– Поначалу я тоже не мог в это поверить. Не хотел верить. Это тревожит меня.

– Почему?

Он пожал плечами:

– Потому что твоя беззащитность возродила в моей душе жалкие остатки рыцарского отношения к женщине.

– По-моему, в тебе гораздо больше рыцарского, нежели ты думаешь, – тихо сказала Мэлори. – С самой первой ночи ты был так добр ко мне.

– А-а, это потому, что я любыми путями хотел привязать тебя к себе. – Он поднял бокал к губам. – Я думал, ты уже поняла, что доброта не является моей отличительной особенностью.

Он хотел привязать ее к себе и преуспел в этом, подумалось Мэлори. Иначе почему при всем своем стремлении быть независимой она чувствует себя накрепко привязанной к Сэбину?

– И все-таки ты не такой расчетливый, каким пытаешься казаться. – Она поставила бокал на стол. – Не пора ли перейти к обеду?

– Еще нет. – Сэбин тоже поставил свой бокал и взял ее запястье. – Пойдем в библиотеку. Мэлори сразу же напряглась:

– Зачем?

Он уже тянул ее к двери.

– Ты страдаешь синдромом дежавю? Не волнуйся, я не настолько глуп, чтобы пытаться повторить то, что случилось в первую ночь.

Сэбин провел ее коридором и распахнул дверь в библиотеку. В камине играли язычки пламени, отбрасывая уютные блики на уставленные книгами полки. Сэбин отпустил руку Мэлори и закрыл дверь, но свет включать не стал.

– Они – на каминной полке.

– Что именно?

Сэбин широкими шагами подошел к камину.

– Иди сюда. Давай раз и навсегда покончим с этим.

Мэлори недоуменно наморщила лоб, но все же последовала за мужчиной. Когда она подошла, Сэбин повернулся к ней и сделал жест в сторону камина:

– Сожги их.

Ее взгляд остановился на шести черных коробочках, аккуратно сложенных стопкой на каминной полке. Сердце Мэлори забилось в ускоренном темпе.

– Видеокассеты?

Сэбин кивнул:

– Я мог бы и сам их спалить, но подумал, что лучше, если ты сделаешь это сама. Ты почувствуешь себя спокойнее, если будешь знать, что их больше нет.

– Да. – Мэлори шагнула вперед и ощутила тепло от огня, ласкающее ее сквозь тончайший шифон. – Не зря я сказала, что ты гораздо добрее, чем думаешь. Иначе зачем тебе так поступать?

– Они мне больше не нужны. Теперь они будут меня только расстраивать. – Их взгляды встретились. – В конце концов эти записи – отражение моих эротических фантазий. А мечты кажутся сухими и пресными после того, как отведаешь реальности.

По телу Мэлори прокатилась жаркая волна, и она могла бы поклясться, что горевшие в камине поленья были тут совершенно ни при чем. На нее нахлынули воспоминания, отчего мышцы живота напряглись, а грудь затвердела. Мэлори торопливо схватила первую кассету и бросила ее в огонь.

Огонь начал лизать пластмассовый корпус, и его языки приобрели синеватый оттенок.

– Лучше брось их в камин все сразу, – скривился Сэбин. – Горящая пластмасса отвратительно воняет.

– Я знаю. Я ведь сожгла оригиналы, помнишь, я говорила тебе? – Она бросила пять оставшихся кассет в камин и стала смотреть, как они горят. – Спасибо, Сэбин.

– Ты по-прежнему упорствуешь в своем ошибочном мнении, полагая, что я великодушен, – хрипло сказал он. – На самом деле мне хотелось уничтожить эти проклятые кассеты не меньше, чем тебе. Одна мысль о том, как Бен снимал все это, приводила меня в неистовство. Она жгла меня подобно кислоте.

– Зачем же ты их… смотрел? – запинаясь, спросила Мэлори, не отводя глаз от огня.

– Из-за тебя, – просто ответил он. – Это был единственный доступный мне способ обладать тобой.

Сэбин стоял в метре от нее, но Мэлори казалось, что он гладит, ласкает ее, как прошлой ночью. Она ощутила покалыванье между бедер, в животе, даже в икрах ног.

– Я фантазировал о том, каково быть с тобою, – низким голосом говорил он. – Как ты будешь двигаться, стонать. Как станешь мне улыбаться.

Мэлори порывисто отвернулась от камина.

– Теперь уже наверняка пора приступить к трапезе, – сказала она и направилась к выходу из библиотеки, стараясь не смотреть на просторный кожаный диван. – Я голодна.

– Я тоже, – прозвучал позади нее голос Сэбина.

Мэлори старалась не обращать внимания на двойной смысл, заключенный в его словах, но когда она взялась за дверную ручку, пальцы ее дрожали.

Она не услышала ни звука, но Сэбин вдруг оказался сзади нее, совсем рядом.

– От этого не убежишь, как ни старайся, – спокойно проговорил он. – Видит Бог, я пытался это сделать с того самого дня, как увидел тебя впервые. Но то, что существует между нами, никуда не исчезнет и нас не отпустит. – Он отвесил шутовской поклон и жестом предложил ей идти первой. – Разве что время ослабит это чувство, а доступность сделает его будничным, но нам пока этого знать не дано.