Я вошел и ритуально поклонился сияющей фигуре, сидящей спиной к окну. Лама Мингьяр Дондуп улыбнулся доброй улыбкой и внимательно оглядел меня, стараясь определить, как я жил эти семь дней.

— Садись, Лобсанг, садись! — сказал он, указывая на подушку, лежащую перед ним.

Некоторое время мы сидели, и он задавал мне вопросы. Мне трудно было отвечать на них, а на некоторые — очень трудно. Присутствие этого великого человека наполняло меня глубочайшими чувствами любви и преданности. Мне не нужно было ничего, лишь бы постоянно ощущать его присутствие.

— Высочайший очень доволен тобой, — отметил он и лукаво добавил: — Я полагаю, это стоит отпраздновать.

Он протянул руку и позвонил в маленький серебряный колокольчик. Вошел обслуживающий монах, неся низкий стол — одну из самых красивых вещей, которые можно было встретить в комнатах лам. Я всегда боялся поцарапать или оставить отметину на таком столике. Стол был установлен справа от Наставника. Улыбнувшись мне, лама повернулся к обслуживающему монаху и спросил:

— Ты приготовил поднос для Лобсанга?

— Да, Мастер, — ответил тот, — я сейчас принесу его.

Он вышел и вскоре вернулся, неся поднос, который мог стать лучшим «украшением» этой комнаты. Он был переполнен подарками из Индии. На нем были сладкие и клейкие пирожные, покрытые каким-то сиропом, обсыпанные сахаром, грецкими орехами и каштанами, привезенными из далекой страны. Обслуживающий монах слегка улыбнулся и положил рядом со мной большой пучок трав, которые мы использовали при несварении желудка.

Другой монах вошел, неся маленькие чашки и большой кувшин, наполненный горячим индийским чаем. По знаку моего Наставника монахи удалились, а я приступил к поглощению этой приятной замены тсампы! У меня не возникло даже и мысли о других послушниках, которые, возможно, никогда в жизни не пробовали ничего, кроме тсампы. Я хорошо знал, что тсампа — единственная пища, доступная для большинства из них на протяжении всей жизни.

Я утешался мыслью, что, скорее всего, если бы им и пришлось попробовать эта экзотические лакомства из Индии, они бы им не понравились. Я знал, что мне в жизни предстоят трудные времена, что вскоре мне придется питаться намного худшей пищей. С детским самодовольством из этого всего я сделал вывод, что нет ничего плохого в том, чтобы, пробуя эти приятные вещи, компенсировать все неприятности, которые я пережил. Поэтому, находясь в полном душевном спокойствии, я съел больше, чем обычно.

Мой Наставник сохранял молчание и только пил чай — его индийскую разновидность. Но внезапно, словно получив сигнал откуда-то свыше, я решил, что не смогу съесть больше ни крошки. Даже вид этой пищи стал мне противен, и я чувствовал, будто во мне начинается какая-то битва. Мне стало казаться, что какие-то странные пятнышки плавают у меня перед глазами. Больше есть я не мог, и мне пришлось удалиться в известное место, потому что все съеденное сильно распирало мой живот.

Когда я вернулся, заметно побледнев и слегка дрожа, мой Наставник продолжал сидеть, невозмутимо и спокойно. Он улыбнулся мне, когда я снова устроился рядом, и сказал:

— Теперь, когда ты проглотил и потом благополучно избавился от большей части своей еды, ты по крайней мере будешь помнить об этом. Это поможет тебе. А сейчас давай поговорим.

Я устроился удобнее. Он внимательно смотрел на меня. Несомненно, его интересовало, как обстоит дело с моими поврежденными ногами.

— Я говорил с Высочайшим, — сказал он, — и он рассказал мне о твоем полете на Золотую Крышу. Его Святейшество рассказал мне также и то, что ты, рискуя быть изгнанным, поведал ему правду. Он очень доволен тобой, очень доволен тем, что узнал, как ты ждешь меня, и сейчас у меня есть особое распоряжение насчет тебя.

Лама посмотрел на меня, слегка улыбнулся, возможно, удивленный выражением моего лица. Я думал, что самые сильные неприятности, самое большое горе, самые страшные трудности, переживаемые сейчас, могут показаться всего лишь маленькими неудачами в сравнении с тем, что ждет меня в будущем. Мне казалось, что неприятности — моя болезнь. Почему я не похож на тех людей, которые летают на удивительных воздушных змеях или управляют этими извергающими пар коробками, наполненными солдатами?

Я думал, что с удовольствием выполнял бы поручения на одной из тех металлических штуковин, которые плавают по воде и перевозят людей из страны в страну. Потом мое внимание отвлеклось, и я задумался над тем, как они могут быть металлическими. Каждый знает, что металл тяжелее воды и поэтому будет тонуть. Этому должно быть только одно объяснение: они не могут быть полностью металлическими — тот монах, должно быть, обманул меня. Я посмотрел вверх и увидел, что мой Наставник смеется. С помощью телепатии он проследил мои мысли и очень развеселился.

— Эти змеи называются аэропланами, паровой дракон — это паровоз, а железные коробки — это корабли, и они действительно могут плавать. Позже я тебе обо всем этом расскажу, но сейчас у нас есть другое дело.

Он слова позвонил. Вошел слуга и унес стоящий передо мной стол, печально улыбаясь тому, как я расправился с лакомствами из Индии. Мой Наставник сказал, что хочет еще чаю, и некоторое время мы ждали, пока его принесут.

— Индийский чай мне нравится больше китайского, — сказал Наставник.

Я согласился с ним. От китайского чая меня иногда даже тошнило. Китайский чай я употреблял гораздо чаще, но индийский казался мне более приятным. Наш разговор о чае был прерван вошедшим слугой, который принес новый кувшин. Он удалился, и Наставник разлил чай в чашки.

— Его Святейшество сказал, что ты освобожден от обычных занятий. Вместо этого тебя буду учить я и другие специалисты. Тебе отведена задача сохранения древних знаний, и в будущем ты напишешь книги о них. Наиболее проницательные пророки, предсказывая будущее нашей страны, говорят, что она будет захвачена, и многое в этом и других монастырях будет разрушено и уничтожено. Благодаря мудрости Высочайшего все записи уже скопированы, и копии останутся здесь. Оригиналы же будут унесены далеко, так далеко, что до них не сможет добраться ни один захватчик. Сначала тебе придется глубоко изучить искусство метафизики. — Он прервался, поднялся на ноги и вышел в другую комнату.

Я слышал, как он там что-то ищет. Потом он вошел, неся в руках простую деревянную коробку. Он положил ее на разукрашенный стол, сел рядом со мной и несколько секунд хранил молчание.

— В древности люди отличались от тех, которые живут сейчас. Тогда они могли руководствоваться законами природы и использовать чувства, которые сейчас утеряны, кроме очень редких случаев. Много сотен веков назад люди были телепатами и ясновидцами, но, используя эти силы для достижения недостойных целей, человечество полностью их утратило. Все эти способности сегодня атрофированы. И хуже того — сегодня люди полностью отрицают их существование. Когда ты покинешь Тибет и посетишь многие страны, ты увидишь, что глупо разговаривать с людьми о ясновидении, астральных путешествиях, левитации или телепатии, потому что они лишь упрямо твердят: «Докажите это, докажите это. Вы говорите загадками, рассказываете небылицы. Не существует ни того, ни другого, ни третьего. Если бы они были, наука бы открыла их».

На некоторое время Наставник задумался, тень пробежала по его лицу. Его возраст было очень трудно определить — никто не мог сказать, молод он или стар. Тело у него было крепким, на лице не было морщин, он излучал здоровье и жизненную силу. И все же я знал, что он много путешествовал и успел побывать в далекой Европе, Японии, Китае и Индии. Я знал, что он обладает также очень большим опытом существования на других уровнях бытия.

Иногда он рассматривал некоторые журналы, привезенные из Индии. При этом он обычно грустно вздыхал, поражаясь глупости воюющих людей. Был один журнал, который особо интересовал его, и он всегда, когда мог, привозил его из Индии. Это был особый журнал, который назывался «London Illustrated». Я находил, что некоторые экземпляры этого журнала были источниками интересной информации. Там были картинки с изображением вещей, которые выходили за пределы моего понимания. Больше всего меня интересовало то, что называлось «рекламой». Всякий раз, стараясь прочесть надписи, я встречал непонятные слова, и когда подворачивался случай, я находил кого-то, кто достаточно хорошо знал этот странный язык и мог объяснить мне значение слов.