Петренко прильнул к резиновому ободку прицела, выдохнул и мягко нажал спуск, граната с шуршанием ушла к цели, и через секунду или две под носом струга с треском вырос столб воды, кораблик подбросило, и он лишь чудом не перевернулся, люди и всё то, что не было закреплено, как горох, посыпалось в воду. Этим эффектным выстрелом был остановлен и последний струг, который теперь спешно разворачивался.

— Прекратить огонь! Ботики на воду! Снимать казаков с воды!

Оставшийся целым струг уходил по течению, не предпринимая попыток захватить кого-нибудь с двух других корабликов. Немногие оказавшиеся в воде казаки и стрельцы держались у бортов, товарищи помогали им выбраться из воды. Были видны раненые, на воде среди обломков плавало несколько шапок.

«Зачем только попёрли на нас? Ясно было, что этот орешек вам не по зубам». — Петренко опустил бинокль.

К сильно осевшим стругам подходили несколько ботиков и лодок с морпехами, настороженно державшими оружие.

Лодки с пленными казаками встречала на берегу внушительная толпа, люди были ещё возбуждены с момента недавнего столкновения, но никаких насмешек над мокрыми и осунувшимися бородачами, с опаской смотревшими на ангарцев исподлобья, не последовало. К раненым и ушибленным, которых относили чуть в сторону от остальных, тут же подошли бывшие в крепости медики, за остальными уже отправили ботик на правый берег реки.

— Этот не жилец, — хмуро приговорила медик мужика с острой бородёнкой и застывшим страдальческим выражением лица.

Грудная клетка бедолаги была разбита, вероятно, при попадании ядра в первый струг. В основном у пострадавших были переломы, ушибы и растяжения, а также пара огнестрельных ранений у упрямцев, которые не пожелали следовать приказам морпехов, что вытаскивали их со стругов. У одного было задето по касательной бедро, а у второго пуля прошила жировые складки на боку — ангарцы, стреляя, не забывали о нежелательности более тяжёлых ранений. Отделавшихся испугом казаков и стрельцов тут же разделяли на более мелкие группы, человек по пять, и разводили в разные стороны, не давая времени собраться с мыслями. Первые пять казаков уже предстали перед Петренко.

— Сколько вас было человек? Говори!

Казаки молчали, боясь поднять глаза, наконец один выдохнул:

— Семь десятков, да ещё с пяток будет.

— Чего попёрли, али крепости и пушек не видали? — обратился к казакам Карпинский.

— Нешто мы крепостишек не брали? — ответил один.

— Да и пушки так ядра не пускают, как ваши!

Тут же раздался дикий вопль: кому-то из стрельцов вправляли вывихнутое плечо. Казак, говоривший с Карпинским, заметно осунулся, вжал голову в плечи, озираясь вокруг. Другой казак, увидав неподалёку с десяток тунгусов с ружьями, наоборот, плечи расправил да со злобой процедил:

— Что это вы, христиане православные, — кивнув на островную церквушку, — всяких диких, прозябающих в язычестве тёмном инородцев на службишку берёте да пищали им даёте, а супротив братьев своих да ядрами палите!

— Как звать? — полным спокойствия голосом спросил Петренко.

— Нежданом кличут, а так — Ивашко я.

— Иван, значит. Ну так иди к нам на службу, тебе тоже ружьишко выделим, но опосля, как верность свою докажешь. А инородцы наши уже крещены.

Казак будто бы подавился своими словами, отступив на шаг.

— Сорок три человека, товарищ майор! — подбежал к Петренко морпех с лычками младшего сержанта на основательно заношенном камуфляже.

— Из них двадцать два стрельца, считал по кафтанам, — добавил другой.

— Миша, этих в сарай, давай другую пятёрку, — приказал младшему сержанту Петренко и, увидев приближающегося Сазонова, протянул тому руку: — Здорово, Лёха. Ну давай помогай, смотри, чего тут творится.

— Погоди, Ярослав! Почему ты третий струг не стал преследовать? — с бурлящим ещё адреналином в голосе воскликнул Сазонов.

— Лёха, ты их уже не догонишь, с казачками вздумал в гребле соревноваться? Пусть уж они в Енисейске о нашей крепости и чудо-пушках расскажут. Тогда на нас ещё долго не полезут, пока армию не соберут с артиллерией, а они не соберут: у царя других дел по горло.

— Ну, может, ты и прав. — Сазонов перевёл дыхание, оглядывая небольшую сутолоку средь пленных и гарнизона крепости, которые разбивали все попытки пытающихся группироваться енисейцев. — Вот что, Ярослав, а давай-ка сейчас нахрапом попробуем навербовать к нам на службу этих товарищей?

— Чем завлекать будешь?

— Ну как же, предложим то же самое, что и у них есть, плюс земельный надел у берегов Ангары, дом за наш счёт, посевной материал, инструмент различный, птицу и кой-какую скотинку. Жену подберём, в конце концов! А они пусть выбирают — на земле осесть или в войско Усольцева войти. Платить будем, правда, потом, не сразу. Но и налогов-то никаких!

Ярослав согласно кивнул, и через некоторое время к офицерам, обосновавшимся в небольшом бараке, построенном недавно внутри крепостной стены, стали заводить по одному человеку из запертых в сарае у церквушки пленных. Там им, после некоторых стандартных вопросов об имени, возрасте, месте рождения и семейном положении, прямо предлагали служить Ангарскому княжеству, конечно же не участвуя в возможных столкновениях с Московской Русью. Поначалу вводимые под конвоем бородачи и слушать об этом не хотели, сразу же и очень эмоционально открещиваясь от подобного предложения. Так было с семью казаками, восьмым же оказался стрелец с наложенной на сломанную руку шиной.

— Как звать? — с кислым выражением лица спросил Петренко.

— Станислав, — буркнул стрелец, баюкая руку на перевязи.

— Семейное прозвание имеется? — уточнил Сазонов.

— А как же, есть — Карпинский.

— Опа. Слышишь, Ярослав, у Петра-то родственничек выискался! — широко заулыбался Сазонов.

— Откуда сам будешь, Станислав?

— С Рязани, — ответил стрелец.

— Фамилия-то не рязанская, — усмехнулся Петренко.

— Семья наша не рязанская, с Волыни мы, — согласился Станислав.

— А где семья твоя сейчас и есть ли кто в Енисейске у тебя, Стас?

— Нету никого. — Стрелец, сидя на лавке, низко опустил голову, устало выдохнув при этом.

— Станислав, а иди к нам — хочешь в войско, а хочешь на землю? — Второй на Ангаре Карпинский кивнул, не поднимая глаз. — Так куда, в войско или на землю? — воодушевлённым голосом попытался уточнить Сазонов.

— А какой сейчас из меня воин или пахарь? Рука-то сломанная.

— Так это ничего, Стас, кости срастутся! — Петренко вскочил и, выглянув за дверь, позвал морпеха: — Стрельца этого, Станислава, в казарму отвести — пусть отдыхает. И супа ему дать!

После этой маленькой удачи Петренко приказал сначала вести к ним стрельцов, полагаясь на первого из них. Однако дело лучше не пошло, как ни надеялся было Ярослав, согласились на службу лишь двое стрельцов и четыре казака. Таким образом, из сорока трёх пленных добровольно остаться на Ангаре согласились семь человек. А что делать с остальными? Возвращать Енисейску? Нет, этому не бывать. Зачем усиливать потенциальных врагов возвращением увидевших много лишнего сослуживцев? Работы в новоиспечённом княжестве много, каждому найдётся.

Байкал, посёлок Новоземельский
Август 7141 (1633)

— Ну, это уже дело. Молодцы! — удовлетворённо произнёс Радек, держа в руках отрез плотной, чуть отливающей на свету желтизной бумаги.

— Да, химики тут постарались, — уточнила Бельская.

— Теперь обучение в школах стопориться не будет. И большее раздолье будет для тех, кто сейчас составляет каталог наших знаний и умений для потомков.

— Это здорово, — рассеянно сказала Марина.

— Марина, ты чего опять нахохлилась? — воскликнул Радек.

Без сомнения, он прекрасно понимал, отчего старший биолог экспедиции столь расстроена. В последнее время в Маринину половину избы, которую она делила с двумя девчонками-медиками, частенько стал захаживать Кузьма Усольцев. Атаман Ангарского казачьего войска вначале жутко стеснялся афишировать свою привязанность к одной из основательниц княжества. К тому же, по слухам, замужней, да ещё с маленьким ребёнком, оставленным очень далеко от Ангары. Вначале на вопросы Кузьмы Фролыча Марина старалась не отвечать, переводя их на другие темы, а тот и не настаивал — невместно ему, думал он.