– Это невозможно! – испуганно повторил «зеленая повязка», когда старик повернулся к нему. – Я смотрел внимательно!

Локарт пригнулся от вращающихся лопастей и подошел к окошку пилота машины Жан-Люка, доставая толстый белый конверт.

– Держи, Жан-Люк, bonne chance[5], – сказал он и протянул ему конверт. – Взлетайте! – Мгновение он наблюдал тень улыбки, прежде чем торопливо отбежать на безопасное расстояние от вертолета, Жан-Люк дал полный газ для быстрого взлета, поднял машину в воздух и, стрекоча лопастями, полетел прочь; порывы ветра от ее винта трепали одежду Локарта и жителей деревни, стоявших внизу, рев двигателей заглушал все, что кричал Ничак-хан.

В тот же миг – тоже по предварительной договоренности – Эйр и Швартнеггер резко прибавили газу, подняли вертолеты и аккуратно развели их подальше друг от друга, прежде чем начать медленный, тяжелый подъем в сторону леса. Локарт стоял и надеялся изо всех сил, в следующую секунду взбешенный член комитета схватил его за рукав и грубо развернул лицом к себе.

– Ты солгал! – кричал иранец. – Ты солгал старосте, молодой пилот не улетел раньше! Я бы увидел его, я смотрел внимательно. Скажи Ничак-хану, что ты солгал!

Локарт резко вырвал рукав, зная, что каждая секунда означает метр-другой высоты, метр-другой на пути к спасению.

– Зачем мне лгать? Если молодой пилот не в Ширазе, значит, он все еще здесь! Обыщите всю базу, обыщите мой вертолет. Пошли, начнем с моего вертолета! – Он подошел к своему 212-му и распахнул дверцу, видя краем глаза, что Жан-Люк уже достиг линии деревьев, Эйр был так перегружен, что еле летел, а 206-й все еще набирал высоту. – Клянусь всеми именами Аллаха, давайте проведем обыск, – говорил он, отвлекая их внимание на себя вместо уходящих вертолетов, фокусируя свою волю на том, чтобы заставить их начать обыскивать не его вертолет, а всю базу. – Где человек может тут спрятаться? Невозможно. А как насчет конторы и трейлеров, может, он прячется…

«Зеленая повязка» сорвал с плеча автомат и прицелился в него:

– Скажи Ничак-хану, что ты солгал, или ты умрешь!

Не сделав видимого усилия, Ничак-хан сердито вырвал автомат у юноши из рук и швырнул его в снег.

– Я закон в Загросе – не ты! Возвращайся в деревню!

Преисполненный страха, юноша тотчас подчинился.

Жители деревни стояли и ждали. Лицо хана посуровело, его маленькие глазки переходили от вертолета к вертолету. Они уже были далеко, но еще в пределах досягаемости для тех, кого он расставил в лесу вокруг базы – чтобы расстрелять их по его сигналу, только по его. Один из вертолетов поменьше закладывал вираж, все еще набирая высоту как можно быстрее и возвращаясь назад по большому кругу. Чтобы проследить за нами, подумал Ничак-хан, посмотреть, что будет дальше. На все воля Аллаха.

– Опасно сбивать на землю летающие машины, – говорила ему жена. – Это навлечет на нас великий гнев.

– Террористы собьют их. Не мы. Молодой пилот видел нас, и говорящий на фарси пилот тоже все знает. Они не должны уйти. Террористы не знают жалости, им плевать на закон и порядок, да и как можно доказать, что они не существовали? Разве эти горы не являются древним прибежищем всяческих разбойников? Разве мы не преследовали этих террористов в полную меру наших сил? Что мы могли сделать, чтобы предотвратить трагедию, – ничего.

И вот перед ним остался последний из неверных, его главный враг, который обманывал его, и лгал ему, и умыкнул второго дьявола у него из-под носа. По крайней мере, этот от меня не убежит, подумал он. Самый краешек солнца еще висел над горизонтом. У него на глазах он исчез.

– Мир да будет с вами, пилот.

– И с вами, Ничак-хан, да хранит вас Аллах, – произнес Локарт сквозь зубы. – Тот конверт, который я отдал французскому пилоту. Вы видели, как я его ему передал?

– Да-да, видел.

– Это было письмо, адресованное Революционному комитету в Ширазе с копией иранскому командиру в Дубае по ту сторону Великого моря, подписанное молодым пилотом и засвидетельствованное мною. В нем в точности рассказывается все, что произошло на деревенской площади, что было с кем сделано и кто это сделал, кого застрелили, точное число людей, которых связали и бросили в грузовик «зеленых повязок», прежде чем он рухнул в ущелье Объезженных Верблюдов, то, как было осуществлено убийство Насири, ваши тер…

– Ложь, все ложь! Клянусь Пророком, что это еще за слово «убийство»? Убийство? Этим занимаются бандиты. Человек умер – на все воля Аллаха, – угрюмо проговорил старик, видя, как его люди смотрят на Локарта, разинув рты. – Он был известным сторонником шаха, которого вы наверняка скоро встретите в аду.

– Может, да, а может, нет. Может быть, мой верный слуга, который был подло убит здесь сыновьями собаки, уже рассказал обо всем Истинному Богу, и Истинный Бог знает, кто говорит правду!

– Он не был мусульманином, он не служил имаму, и…

– Но он был христианином, а христиане служат Истинному Богу, и мой соплеменник был убит трусами из засады, сыновьями собаки, не знающими, что такое храбрость, которые стреляют из засады, – безусловно, пожирателями дерьма, людьми левой руки, проклятыми навеки! Правда, что его убили, как и другого христианина на буровой. Клянусь Богом и Пророком Бога, их смерти будут отомщены!

Ничак-хан пожал плечами.

– Террористы, – выпалил он, сильно напуганный, – террористы сделали это, конечно, это были террористы! Что до письма, то это все ложь, ложь, пилот лгал, мы все знаем, что произошло в деревне. Все, что он говорит, ложь.

– Тем больше причин к тому, чтобы не доставлять это письмо. – Локарт выбирал слова с большой осторожностью. – Поэтому, пожалуйста, защитите меня от террористов, когда я буду улетать. Только я могу помешать письму попасть по адресу. – Сердце тяжело стучало в груди, когда он смотрел, как старик достает сигарету, взвешивая все за и против, прикуривает от зажигалки Джордона, и Локарт снова задумался, как он смог бы отомстить за убийство Джордона – все еще не разрешенная часть плана, который пока что срабатывал идеально: он забрал с собой слишком бдительного Ничак-хана, Скот Гаваллан тайком пробрался в сколоченный для Джордона гроб, который должны были отнести в вертолет Жан-Люка, завернутое в саван тело Джордона уже спрятали в длинном ящике, где раньше лежали запасные лопасти несущего винта, который должны были погрузить в его 212-й, потом он передал письмо, и все три вертолета взлетели одновременно – все прошло именно так, как он спланировал.

А сейчас пришло время заканчивать. Эйр в «Алуэтте» кружил высоко в небе, уже недосягаемый для пуль.

– Салам, староста, правосудие Аллаха да будет с вами, – сказал он и направился к кабине пилота.

– Террористы мне не подчиняются! – И когда Локарт не остановился, Ничак-хан крикнул еще громче: – Зачем вам препятствовать доставке этих лживых измышлений?

Локарт сел в кабину, всем сердцем желая быть далеко отсюда, ненавидя теперь это место и этого старика.

– Потому что, клянусь Богом, я ненавижу ложь.

– Как перед Богом, вы помешаете доставке этой лжи?

– Как перед Богом, я прослежу, чтобы письмо сожгли. Правосудие Аллаха да пребудет с вами и с Яздеком. – Он нажал на стартер. Первый двигатель ожил. Лопасти винта над ним начали поворачиваться. Локарт щелкал тумблерами. Теперь заработал и второй двигатель, и все это время он смотрел на старика. Гори в аду, старик, думал он, кровь Джордона на твоих руках, и Джанни тоже, я уверен в этом, хотя никогда не смогу этого доказать. Возможно, и моя тоже.

Ожидание. Теперь все стрелки на «зеленом». Отрыв.

Ничак-хан наблюдал, как вертолет, задрожав всем корпусом, поднялся в воздух, помедлил, потом не спеша повернулся и начал уходить вбок. Так легко поднять руку, подумал он, и совсем скоро этот неверный и это завывающее чудовище превратятся в погребальный костер, падающий с неба, а что до письма – ложь, все ложь.

Два человека мертвы? Всем известно, что они сами виноваты в своей смерти. Разве мы их сюда приглашали? Нет, они пришли, чтобы пользоваться нашей землей для себя. Если бы они не пришли сюда, они сейчас были бы живы и ждали бы ада, который им всем неизбежно назначен.