Я подумала об этом, наверно, в тысячный раз, но именно теперь, у постели обессилевшего мага, я назвала вещи своими именами. Ложь. Вот что кольнуло меня больнее всего. Вот отчего я так не люблю вспоминать всю эту историю.

Нет, я вовсе не наивна. Тот, кто провел в альдомирском дворце больше одного дня, наивным быть не может. Я прекрасно понимаю, что правители вынуждены хитрить, недоговаривать, лгать, наконец… Но с тех пор, как я поселилась в Брайгене, я ни разу не была свидетельницей чего-то подобного. И невольно где-то внутри меня зародилась мысль, что так всегда и будет: все честно, открыто, по правилам. Но вот – впервые – все не так, и как же мне больно…

Наверно, я побледнела, потому что маг, даже не поздоровавшись, крикнул:

– Синтра! Воды!

Вбежала экономка, усадила меня на стул, подала стакан…

Я прошептала:

– Простите меня. Простите…

– За что, Фиона? Да что с тобой такое?…

– Соридель, ведь это вы… ты спас короля. А мне приписали…

Я дернулась, вспомнив, что Синтра еще в комнате. Маг сделал успокаивающий жест:

– Не волнуйся, Синтра все знает.

Я взглянула на него с удивлением: интересно, кто ей рассказал?

Словно уловив мою мысль, Синтра мягко подошла к нам:

– Сиэнре любит иногда побаловаться с разными магическими штучками… И никогда не может удержаться, чтобы не поделиться своими успехами со мной.

Я не стала допытываться: Соридель и без того выглядел весьма смущенным.

– Простите меня, хорошо? – Я снова повернулась к магу.

– Мне не за что тебя прощать, девочка. Ты вела себя мужественно и с достоинством. Ты настоящая королева.

– Спасибо! Но мне так больно оттого, что все почести обрушились на меня, а ты остался в стороне…

Я все-таки не выдержала: слезы потекли двумя солеными ручейками на подбородок. Надо взять себя в руки… Сквозь влажную пелену я посмотрела на мага. Соридель был очень старым. Очень. И он улыбался.

– Девочка…

У него была такая теплая улыбка. И он только что назвал меня настоящей королевой. А я опять расплакалась, как сопливая девчонка…

Внезапно Соридель закатил глаза, – я испугалась, не стало ли ему плохо. Поднес ко рту кулак, дунул, раскрыл его… На ладони лежал чудесный батистовый носовой платочек. С вышитыми незабудками и буквой «Ф». У Сориделя был такой вид, будто он дракончика наколдовал и тот его сейчас за нос цапнет. Я расхохоталась. Совсем не по-королевски, но мне уже было все равно.

Маг протянул мне платок. Я вытерла слезы, обернулась. Синтра, подмигнув, подала мне зеркало. О чудо! Будто и не плакала вовсе. Платочек был волшебным. Да, это именно то, чего мне так недоставало последние дни!

– Ой… Спасибо! – Вот и все, что я смогла произнести.

Потом мы пили чай около постели мага – вставать ему пока тяжело. Синтра принесла мне вкусные конфеты, Гвальд и Страда уписывали за обе щеки пирожки. Соридель рассказывал всякие забавные случаи из жизни «великих и ужасных» магов.

Возвращались мы уже поздно вечером. Я молчала, все думая, как бы мне уговорить Щитов сходить в дом Твана. Но так ничего и не придумала.

За то недолгое время, что я здесь живу, я успела полюбить Брайген всей душой. Его улицы-коридоры – одни таинственные, полутемные, другие – светлее дворцовой площади Альдомира в солнечный день. Его удивительные кварталы-мастерские и маленькие фонтанчики, возникающие как по волшебству на перекрестках и людных площадях. Его огромные часы с неимоверным колоколом, задающим ритм жизни всего города… Но больше всего, конечно, я полюбила людей Брайгена. Точнее, гномов. Трудолюбие, доброжелательность, терпение, гостеприимность… Впрочем, все эти слова – лишь бледные тени тех качеств, которыми они обладают. Для того чтобы понять их, надо находиться рядом с ними. И я счастлива, что живу здесь.

Но иногда – только иногда! – бывают моменты, когда я вспоминаю о солнце, о лесе, о море, о том, что я человек… и раньше вокруг меня были почти одни только люди. Мне кажется, это было давно-давно. Но до сих пор меня иногда тянет на поверхность. Или к другим людям.

Вчера, придя от Сориделя, почувствовала: мало. Мне мало человеческого общения, мне хочется поговорить еще с кем-то…

Утром, отпросившись у Щитов, отправилась к Лиз. Они без особых возражений отпустили меня одну (Вьорк разрешил мне ходить к жрице и к послу самостоятельно, видно чувствуя во мне эту «человеческую» потребность, – да и идти-то и к одной, и к другому всего ничего). Правда, мне показалось, что все равно чьи-то глаза провожали меня по крайней мере до поворота, если не до дверей жрицы. Так, конечно, надежней. Но иногда утомляет.

Шенни оказался прав: жрица мне очень обрадовалась.

Надо сказать, она совсем не похожа на тех служителей богов, к которым я привыкла при дворе Нельда. Может, потому она и здесь. Может, потому меня к ней и тянет.

В ней нет ни капли напыщенности, она не лезет со всякими дурацкими советами. И еще она очень мягкая. Не знаю, как по-другому сказать. Наверно, нехорошо так думать, но я бы хотела, чтобы у меня была такая мама. Свою я тоже очень люблю, но Лиз…

К ней хочется прижаться, хочется, чтобы она обняла тебя, защищая от любой напасти. И хочется делать так, чтобы она сама была довольной и веселой.

Впрочем, Лиз и так все время с улыбкой на устах. Даже сейчас, еще не до конца оправившись, она ходит по дому, напевая какие-то тихие песенки и чуть ли не пританцовывая.

Лиз меня очень удивила. Когда мы прощались, она наклонилась ко мне и потихоньку шепнула на ухо, так, чтобы не слышали Щиты:

– Передай Втайле, что я молилась за нее. Все будет хорошо – так и скажи.

Вот уж не думала, что Втайла общается с человеческой жрицей! Интересно, что кранчеккайл понадобилось от Лиз? Мне, конечно, страшно любопытно. Но если Втайла сама не расскажет, допытываться не буду.

Вечером ужинала с Вьорком. Нельзя сказать, что поначалу он был настроен благодушно. Точнее, он, кажется, не знал, как себя со мной вести.

Я попыталась немного разрядить обстановку: рассказала ему, что была в гостях у мага и у Лиз. Муж только помрачнел.

– Ты обсуждала с Сориделем то, что случилось с Крадиром?

– Все еще думаешь, что я как-то замешана в этой истории. Очень жаль. – Я поджала губы. – Кстати, как самочувствие Крадира?

– Неплохо.

Мы помолчали. Что же делать? Вьорк думает, я что-то скрываю от него. Нет ничего глупее, чем оправдываться в том, чего ты не совершала.

И тут меня осенило: не зря же Мэтти просил рассказать мужу о платье?! Не думаю, что это сильно поможет, но попытаться стоит.

– Вьорк, я тут кое-что вспомнила… – начала я.

Он напрягся, как тиглан перед прыжком.

– Точнее, Мэтт считает, что это очень важно. Дело в том, что вишневое платье – то, которое ты подарил мне месяц назад, – я прожгла утюгом.

Глаза короля округлились так, что на ум невольно пришло сравнение с огромными тарелками, из которых мы как раз в эту минуту ели суп.

– Ты тоже считаешь, что это очень важно?! – Его обычно громовой голос прозвучал очень мягко. У гномов нет лечебниц для душевнобольных, но Вьорк, по-моему, в это мгновение был готов устроить одну такую. Для меня.

Кажется, зацепочка не сработала. Но раз уж начала надо договаривать до конца.

– Я не знаю… показала ему это платье, которое прожгла пять дней назад, а он расхохотался…

– Пять дней назад? И как же Крадир тебя видел в ту ночь, если…

– Не меня!

– Ты хочешь сказать, что на самом деле твое платье на тот момент было уже прожжено?

– Ну да! Оно с такой дыркой! – вновь расстроилась я.

– Наковальня Крондорна! – Вьорк откинулся на спинку стула, зажав ложку в кулаке.

И тут и до меня дошло! Я была так расстроена, что поначалу никак не могла взять в толк, при чем тут эта злополучная дырка…

– Вот видишь! Видишь! А ты мне не верил! Это просто не могла быть я!