– Мне не нужна охрана.

– Любой воин в этих стенах считает своим долгом защитить принца. Если ваше высочество сам примет участие в сражении, мы будем думать не о победе, а о том, как защитить вас. Вы не воин. Вы, прежде всего ребенок, пускай и очень храбрый. Это, во-первых. Во-вторых, у наемников Ирмаса отличные лучники. Одна-единственная стрела может сделать оборону дворца бессмысленной.

– Ты намекаешь, что меня могут убить? – Принц надул губы. – Но я будущий император. Я обязан быть с моими подданными в тяжелый час.

– Такие благородные мысли делают вам честь, мой принц. Однако в бою не всегда следует поступать благородно.

– Как же мне поступить?

– Так, как советует капитан Криспила – остаться во дворце. Здесь вам ничто не угрожает. Нам будет легче умирать, если мы будем знать, что ваше высочество в безопасности.

– Скажи мне, Каста, – принц почему-то перешел на шепот, – у нас есть надежда?

– Надежда есть всегда, мой принц. Даже за мгновение до смерти человек продолжает надеяться.

– Хорошо, – Оваро отшвырнул шлем, который держал в руке. – Я послушаюсь тебя. Что еще я должен делать?

– Я благодарю ваше высочество и жду приказов.

– Приказы? – Оваро внезапно шагнул к Касте и коснулся ее руки. – Мне отдавать приказы? Сейчас я как никогда нуждаюсь в добрых друзьях, леди Каста. А друзьям не приказывают. Друзей просят. И я прошу тебя… Нет, мы все тебя просим – останови их. Пожалуйста.

– Я остановлю их, – ответила Каста, глядя в испуганные глаза ребенка. – Мы остановим их, мой принц. Будьте спокойны.

Сакаши старался не упустить ни одной мелочи. Цена ошибки слишком велика, нужно скрупулезно соблюсти все предписания из трактатов Таеши. Аккуратно, шепча заклинания, маг стилосом из человеческой кости очертил на земле круг, нанес на окружность знаки стихий и предохранительные символы. Затем взял из своей сумки освященный уголек и начал наносить магические иероглифы, которые видел в черновиках Таеши на замшелые каменные столбы, обозначающие Нараинский круг. Он все время ощущал на спине внимательные взгляды фамаров, и это было жуткое ощущение. Казалось, глазами всадников Малхаи сам Темный мир наблюдал за ним. Сакаши отгонял страх, пытался сосредоточиться на иероглифах, начертать их с каллиграфическим совершенством – и снова впадал в панику. Наконец, последний иероглиф был написан. Сакаши вытер с лица пот, вышел из круга, направился к вождю фамаров и с низким поклоном произнес:

– Все готово, господин. Можно начинать.

– Видишь, Гилан, – сказал Малхаи, обращаясь к сыну, – санджи весьма искусны в магии. Только поэтому им удалось нас однажды победить. Однако их магия несовершенна. Она позволяет управлять Силой, но не дает власти повелевать ей.

– Повелевать? – осмелился спросить Сакаши.

– Ты обозначил круг портала, маг. Теперь, когда начнется парад планет, даже жалкий недоучка сможет открыть портал. Однако открыть проход между мирами – это одно, а пройти в него – совсем другое. Путей между мирами много, и кто поручится, что мы окажемся на верном пути?

– Господин, я знаю секреты Таеши, – сказал маг. – Иероглифы, которые я начертал на Нараинских камнях, откроют нам вход, я уверен в этом.

– Мало, очень мало ты знаешь о природе Тени, – ответил Малхаи. – Но ты самоуверен и считаешь себя великим волшебником. Докажи это. Когда откроется портал, ты войдешь в него первым.

– Слушаюсь, господин.

Чтобы избавиться от страха и собраться с силами, Сакаши опустился на пятки у границы круга и начал медитировать. Такая медитация помимо прочего поможет уловить момент, когда начнет открываться портал. Фамары не мешали ему, они продолжали оставаться в седлах, молчаливые и неподвижные как изваяния. Сумерки быстро сгущались, в небе зажглись звезды. Малхаи все чаще поглядывал на небо.

– Отец, а если этот человек не откроет портал? – спросил Гилан.

– Тогда его открою я. Но думаю, он справится. По чести сказать, он сильно упростил нам задачу. Он действительно хороший маг. Его стоит оставить в живых, он может пригодиться нам в будущем.

– Твоя воля, отец.

– Наберись терпения, Гилан. Осталось совсем немного.

Сакаши не слышал их. Он находился в состоянии сумеречного бодрствования, входить в которое научился еще в школе мастера Хадэ. Состояние, в котором реальный мир и иллюзия сливаются воедино, причудливо переплетаются, а чувства обострены до предела. Движение Силы он почувствовал задолго до того, как начал открываться портал. Сначала было прикосновение пришедшего из ниоткуда ветра – он овеял лицо Сакаши, и маг почувствовал в нем запах смерти. А потом сумрак вокруг мага наполнился тонкой вибрирующей музыкой, заунывной и нестройной, будто кто-то невпопад щипал струны коты. В сознание мага вошел яркий свет. Чтобы уберечь глаза от элементальной вспышки, Сакаши закрыл их. А когда музыка стихла и свет померк, отважился посмотреть, что происходит.

Нараинского круга камней больше не было. Но что странно – и портала тоже не было. Он удивительным образом оказался в хижине, в которой прошло его детство. Он сразу узнал родной дом. Странно, но это нисколько не удивило Сакаши. Гораздо печальнее было другое – в центре хижине на циновке лежал его отец. Голый, окоченевший, худой, с выступающими ребрами, с зияющими ранами на животе и груди, с открытыми остекленевшими глазами. Все было именно так, как в то страшное утро, двадцать лет назад, когда тело отца, убитого в поле наемниками, принесли домой. Сакаши остановился взглядом на сведенных судорогой огромных шишковатых ступнях отца и отвел глаза. Возле покойника сидели на пятках мать Сакаши, женщины-плакальщицы и младшие дети, все в траурных одеждах. Сакаши шагнул к покойнику, опустился на колени и провел рукой по лбу отца.

– Он пришел, – шепнула одна из плакальщиц, наклонившись к уху мертвеца. – Он здесь.

– Да, я пришел, – сказал Сакаши, не понимая, зачем он это говорит.

– Он пришел, – отозвалась мать. Глаза у нее были пусты и неподвижны. – Теперь мы можем уйти.

Белые фигуры встали и вышли из хижины. Сакаши слышал, как снаружи поднялся сильный ветер. Он врывался в дом, заставлял содрогаться хрупкие стены, обклеенные рисовой бумагой. Огоньки двух глиняных светильников у изголовья усопшего то разгорались ярко, то почти гасли, и по стенам плясали причудливые тени, похожие на фантастических чудовищ. Сакаши наблюдал за игрой теней, и тут внезапно почувствовал на себе внимательный взгляд. Он посмотрел на отца и вздрогнул – глаза мертвеца смотрели прямо на него.

– Зачем ты ушел из школы монахов? – спросил отец.

– Я хотел увидеть мир, – ответил с трепетом в душе Сакаши. – Разве это плохо?

– Ты должен отвечать на вопросы, а не задавать их. Ты пришел сюда с пустым сердцем. Когда мастер Хадэ взял тебя в обучение, я радовался. Мне казалось, что мой сын не повторит мою судьбу. Не узнает тяжкого труда от зари до зари и унижений нищеты и бесправия. Но ты выбрал другую дорогу. Видишь, куда она тебя привела?

– Я не понимаю тебя, отец.

– Вспомни, что ты чувствовал, когда увидел меня мертвым.

– Горе. Великое горе, отец. Я плакал, сидя возле твоего тела.

– Теперь ты не плачешь. Твое сердце очерствело, Сакаши. В нем не осталось ни любви, ни сострадания. В нем живут лишь алчность и гордыня.

– Нет, отец. Я всего лишь хотел доказать этому миру, что я лучший. Что я могу достичь всего, что захочу.

– Ты достиг своего?

– Не знаю. Но я нашел вход в гробницу Утаро. Я смог открыть портал.

– Ты ошибся, сынок. Ты хотел найти путь к великим сокровищам мертвого императора, но попал сюда. Ты вернулся в свое прошлое. Как ты думаешь, почему это случилось?

– Вот уж не знаю, отец.

– Все очень просто, Сакаши. За двадцать лет ты не нашел тех, кто полюбил бы тебя так же искренне и бескорыстно, как я, твой отец. Как любила тебя твоя мать, твои братья и сестры. Ты не заслужил любовь других людей. Не сокровищ ты жаждал, не славы, не почета. Ты мечтал о любви и власти над людьми. Ты ушел из школы монахов потому, что устав монастыря запрещал сближения с женщинами, а ты жаждал плотских наслаждений.