Их разделяло около мили абсолютно голой земли, пересеченной дорогой. Дым от нескольких костров столбами уходил в небо. Скрежет, бряцанье оружия, крики готовящихся к битве воинов заполняли ночь.

Вчера король Роджер и герцог Райнальф провели совещание. Единственным, кто пытался предотвратить кровопролитие, был Бернар, всеми почитаемый аббат монастыря в Клерво. Однако Райнальф, распаленный жаждой мести, настаивал на сражении, а Роджер был упоен одержанными победами. Бернар к тому же принадлежал к сторонникам папы Иннокентия.

Сегодня они сойдутся в битве.

Король решительно шагнул вперед, блеснув кольчугой, и ударил кулаком в раскрытую ладонь.

— По седлам и приготовиться! — воскликнул он.

Голос его прозвучал подобно львиному рыку. По-львиному крупными были и черты лица Роджера, обрамленного черной бородой, но глаза его сияли голубизной, как у викингов. Король взглянул на человека, который делил с ним шатер и развлекал его рассказами перед сном, когда дневные дела были завершены.

— Почему ты так мрачен в этот величайший из дней? — весело спросил Роджер. — Думаю, что джинн вроде тебя… Боишься, что святой отец загонит тебя назад в бутылку?

Мэнсон Эверард выдавил из себя улыбку.

— По крайней мере, пусть бутылка будет христианской да с вином на донышке.

Шутка прозвучала резко.

Роджер испытывал уважение к собеседнику. Король отличался крепким сложением, но его спутник был еще крепче. Хотя он удивлял короля не только статью.

История его жизни выглядела незатейливо.

Внебрачный ребенок англо-норманнского рыцаря Мэнс Эверард несколько лет назад покинул Англию в поисках счастья. Подобно многим соотечественникам со временем он оказался в варяжской страже константинопольского императора, сражался с печенегскими варварами, но, будучи католиком, утратил пыл, когда византийцы двинулись на владения крестоносцев. Уйдя со службы с увесистым кошельком заработанных и добытых денег, он продвигался на запад, пока не высадился в Бари, неподалеку отсюда. Некоторое время провел в этих местах, предаваясь развлечениям. Услышал много рассказов о короле Роджере, третьего сына которого — Танкреда — назначили правителем города. Когда Роджер, усмирив мятежи в Кампанье и Неаполе, пересек Апеннины, Мэнсон отправился навстречу армии короля, чтобы предложить ему свой меч.

Так мог поступить любой вольный искатель приключений. Мэнсон, однако, привлек королевское внимание не столько своим удивительным ростом, сколько способностью о многом рассказывать, особенно о Восточной империи. Полвека назад дядя Роджера, Робер Жискар, стоял почти у ворот Константинополя, но ход событий изменили греки и их союзники венецианцы. Дом Отвилей, подобно другим в Западной Европе, все еще тешил себя амбициями.

Были, однако, некоторые пробелы в рассказах Мэнса, вызывавшие недоумение, и вообще он нес в себе какую-то тайну, словно его терзали тайные грехи или печаль.

— Ладно, — решил Роджер. — Пора отправляться на жатву. Ты поедешь со мной?

— С вашего позволения, господин мой, я полагаю, мне лучше служить под началом вашего сына, герцога Апулии, — сказал скиталец.

— Как хочешь. Я отпускаю тебя, — сказал король, и внимание его переключилось на что-то другое.

Эверард протолкался сквозь гудящий рой. Невзирая на папское отлучение, люди на рассвете молились. Слова молитв прорывались сквозь команды, шутки, вопли на полудюжине языков. Знаменосцы размахивали штандартами, указывая места построения. Вооруженные люди шумно проталкивались к своим позициям, изготовив к бою обнаженные копья и топоры. Лучники и пращники уступали им дорогу — стрелки пока еще не стали главной силой в пехоте. Кони ржали, сверкали кольчуги, копья колыхались, как тростник в бурю. Войско было довольно пестрым: норманны, местные сицилийцы, жители Ломбардии и уроженцы других областей, французы и прочие задиристые парни из доброй половины Европы. В белых летящих одеяниях поверх доспехов, молчаливые, но с кипящей в груди страстью, застыли в ожидании отряды сарацинов, вселяющие страх в противника.

Мэнсон и два его помощника, якобы нанятые в Бари, разбили бивак в чистом поле и жили там, пока король не призвал Эверарда после окончания переговоров.

В городе Эверард сделал несколько покупок — так, по крайней мере, полагали окружающие — верховых лошадей, одну вьючную и боевого коня. Последний оказался громадным животным — он ржал, вскидывая голову, и мерно печатал копытами шаг, заглушая звуки труб.

— Быстро помогите мне со снаряжением! — распорядился Эверард.

— Неужели вам и впрямь надо идти? — спросил Джек Холл. — Чертовски рискованно. Заваруха будет почище, чем с индейцами.

Он взглянул вверх. На недосягаемой для глаза высоте в воздухе зависли на антигравах темпороллеры Патруля. Патрульные наблюдали за полем битвы с помощью оптических приборов, при помощи которых можно было сосчитать даже капельки пота на лице человека.

— А они что — не могут просто убрать этого типа, за которым вы охотитесь? Тихо так, незаметно, парализатором?

— Шевелись! — прикрикнул Эверард. — Сам не сообразишь? Нет, не могут. Мы и так слишком рискуем.

Холл покраснел, и Эверард понял, что несправедлив по отношению к помощнику. Нельзя рассчитывать, что рядовой агент, которого в экстренном порядке привлекли к операции, будет разбираться в теории кризисов. Холл был ковбоем до 1875 года, когда Патруль завербовал его на службу. Как и подавляющее большинство патрульных, он работал в привычной ему среде, ничем не выделяясь среди местных жителей. В секретные обязанности Холла входили контакты с путешественниками во времени, предоставление информации, сопровождение, надзор и помощь, если это потребуется. Если случалось какое-то непредвиденное происшествие. Холл должен был вызвать, специалистов из Патруля. Волей случая он оказался в отпуске в эпохе плейстоцена, охотясь на животных и девушек, в одно время с Эверардом, который заметил, как Холл ловко управляется с лошадьми.

— Извини, — сказал Эверард, — я просто тороплюсь. Через полчаса начнется битва.

На основании информации, полученной из Ананьи, патрульный «уже» знал фатально ошибочный ход сражения. Теперь предстояло вернуть события в правильное русло.

Жан-Луи Бруссар приступил к делу.

— Видите ли, друзья, нам предстоит довольно опасное задание. Явление чуда людям, которое не зафиксировано ни в одной из историй, ни в нашей с вами, ни в переиначенной, станет новым фактором, который еще больше запутает события, — рассуждал он.

Жан-Луи больше занимался наукой. Он родился в XXIV веке, но служил во Франции десятого столетия в качестве наблюдателя. Огромное количество информации было утрачено в те времена: летописцы не записывали события вовремя или допускали в хрониках ошибки, книги истлевали, сгорали и бесследно терялись. А поскольку Патрулю полагалось охранять поток времени, он должен знать, что именно находится под его опекой. И полевые специалисты играли здесь роль не менее важную, чем полицейские.

Эверарду вдруг вспомнилась Ванда.

— Быстрее, черт побери!

«Не думай о ней, забудь, хотя бы сейчас!»

Холл все еще возился с жеребцом.

— Будь по-вашему, сэр, но я уже сказал, вы слишком ценный парень, чтобы просто кинуть вас в такую заваруху, — упорствовал ковбой. — Все равно что генерала Ли выставить на передовую.

Эверард не ответил, уйдя в размышления.

«Я сам выбрал эту роль. Использовал служебное положение… Не спрашивай, почему, я не смогу тебе толком объяснить, но я должен нанести удар своей рукой».

— У нас с тобой свои задачи, — напомнил Холлу Бруссар. — Мы находимся в резерве, здесь, на земле, на случай осложнения операции.

Бруссар не стал упоминать о том, что в этом случае причинно-следственный вихрь может выйти из-под контроля.

Ночью Эверард спал в рубашке и в брюках. Поверх он надел стеганый жилет и такую же шапочку, переобулся в сапоги со шпорами. Кольчуга скользнула через голову на плечи и упала до колен, разделяясь на две половины на уровне бедер, чтобы можно было сидеть верхом. Доспехи оказались гораздо легче, чем он ожидал, их вес равномерно распределялся по всему телу. Голову венчал шлем со стрелкой. Пояс с мечом, кинжал на правом бедре дополняли костюм, изготовленный для Эверарда в мастерских Патруля. Ему не требовалось долгой тренировки, чтобы освоиться в новом обмундировании, поскольку за плечами у него был огромный опыт работы в боевых условиях различных времен.