Я прикусила язык.

— Продолжай, мне уже интересно, какие еще любопытные выводы ты сделала, — милостиво разрешил оборотень.

Ну, и продолжила:

— Вы следили за мной больше года, а значит, могли выкрасть и раньше.

Усмехнувшись, Роутег произнес:

— Могли. — Улыбнулся шире и добавил: — Но я не был уверен в том, что ты действительно нужна Вихо. Он прокололся лишь в том, что приказал держать твой приезд в тайне. Вот тогда и стало ясно, что он действительно ОЧЕНЬ дорожит тобой.

Потрясенно глядя на Повелителя, я спросила:

— Почему?

Роутег повел плечом, взял банку с пивом, отхлебнул и как-то устало ответил:

— Потому что Вихо больной, склонный к пафосу и театрализованным представлениям ублюдок. Но при этом он за семью печатями скрывает то, что ему действительно дорого.

Повелитель помолчал, разместив банку на столе и задумчиво ее покручивая, потом продолжил:

— Три года назад в клане Волка было неожиданно объявлено, что Вихо нашел свою волчицу, но представит ее всем… — издевательски усмехнулся, — вот сегодня.

Это я знала. И куда еду знала, и зачем, и о том, что Вихо уже предупредил «свой народ» о моем появлении. Но тут Роутег откровенно удивил, сообщив:

— Пятерых. Пятерых девиц в этот период времени взялись опекать оборотни Вихо.

— В смысле? — не поняла я.

Он объяснил:

— В смысле — охранять. В разных странах, и одну даже в Изнанке. Всех взятых под охрану волчиц отличало несколько характерных черт — красивые, свободные, нетронутые и из хороших семей. Для каждой был снят дом, назначена охрана. Их берегли как зеницу ока, Вихо навещал каждую, оставаясь по нескольку дней с «избранницей» наедине. Как ты понимаешь, они очень быстро перестали быть нетронутыми. Ну и в завершение комедии — все пятеро прибыли сегодня в клан Волка, под охраной и с да, с пафосом.

У меня не было слов. У меня не было мыслей… я просто не понимала: ЗАЧЕМ?

Словно угадав причину моего потрясения, Роутег произнес:

— Из-за меня.

И непонимания у меня стало еще больше. Я даже не спрашивала ничего, просто в полном удивлении смотрела на оборотня. И Повелитель снизошел до объяснения:

— Несколько лет назад Вихо совершил огромную ошибку — решил подмять народ Истэка под себя. Антинэнко был старым оборотнем, потерявшим свою пару и потому стремительно обессилившим. Его сыновья оказались недостаточно сильными, чтобы, встав во главе клана, быть способными противостоять Вихо. И тогда Антинэнко обратился ко мне. Я не истэка, бросить вызов мне, основываясь на традициях давней вражды, Вихо не мог, и клан сохранил независимость. Бросить вызов лично мне без какого-либо обоснования Вихо не мог также — это против наших законов. Единственное, на что мог теперь претендовать глава клана Волка, — женщины койотов. Волки сильнее, в битве за самку верх обычно одерживают они, но я создал Долину. Территорию, полностью изолированную для внешнего вторжения, таким образом перекрыв волкам доступ к нашим женщинам и при этом не нарушив ни одно из правил оборотней. В каждом законе есть лазейка, так у вас говорят?

Роутег почему-то совсем невесело улыбнулся. И я поняла почему, едва он продолжил:

— И на этом Вихо следовало бы утереть свой нос, но… он решил спровоцировать меня на войну иным способом. У меня была девушка…

— Невеста? — тут же спросила я, вдруг осознав, для кого готовился этот дом.

— Нет, — ответил Роутег, — человеческая девушка.

Его лицо потемнело, и, глядя на банку с пивом, оборотень сказал:

— Я мог бы взять любую из свободных женщин Истэка, но ждал свою пару… Наивное, как оказалось, ожидание. — И злой взгляд на меня. Безумно злой. Я себя даже виноватой почувствовала, только так и не поняла в чем.

Роутег помолчал, затем заговорил вновь:

— Человеческие девушки — неплохая временная замена нашим женщинам. Я выбирал себе подругу, заключал соглашение, оплачивая ее время, и получал доступ к телу. Когда началась конфронтация с Вихо, я забрал свою девушку сюда, причем исключительно из-за соображений экономии времени. Чтобы не мотаться во внешний мир. Ее это не особо обрадовало, но деньги решают все. В один день она напросилась съездить с Керуком навестить свою подругу. Естественно, я не возражал и не подозревая, что кто-то может даже подумать о мести мне через ту, с кем я делю постель… Я ошибся. Вихо ее убил.

Несмотря на то, с какой легкостью Роутег мне об этом рассказывал, я вдруг ощутила, насколько тяжело давались ему эти слова, хотя внешне… внешне он говорил с полуиздевкой, вот только непонятно, над кем издевался. Складывалось ощущение, что над собой.

— Я был в бешенстве, — продолжил он, глядя теперь на собственные напряженные руки. — Но бросить вызов Вихо не мог — она не являлась оборотнем, у меня не было права на кровную месть. По нашим традициям виновен в ситуации я — не уберег.

Он замолчал, словно переживая все случившееся снова.

— Я достаточно долго ждал — и дождался. Око за око, так у вас говорят?

И Роутег посмотрел на меня. Посмотрел так, что я неожиданно ощутила себя на пороге смерти… Ведь койот фактически произнес «Смерть за смерть». И он прекрасно понимал, что я быстро проведу аналогию. Провела.

Гулко сглотнув, хрипло спросила:

— Ты меня убьешь?

Ответ был издевательским:

— Это вариант.

Выдержал паузу. Затем, укоризненно глядя на меня, тихо произнес:

— Мы не убиваем женщин.

Подобная фраза явно подразумевала, что-то вроде «мы не Вихо, мы не убийцы». Убийцы или нет, в любом случае я оказалась в зависимости от мужчины, явно охваченного жаждой мести, и мне было не особо весело. Мне было страшно и за себя, и за народ Истэка, который теперь, похоже, будет втянут в войну.

И, вспомнив об этом, я сказала:

— Вихо объявил меня своей женой. Значит, в соответствии с традициями ты должен меня вернуть, так?

Роутег улыбнулся. Это была откровенно злая улыбка, которая могла означать только одно — абсолютное «нет»! Это пут ало. Потому что было прямым нарушением правил оборотней, а я уже знала, что подобное не обходится без последствий.

— Твоя очередь, Маделин, — глядя в мои глаза, произнес оборотень. — Я так понимаю, Вихо не сразу принял решение взять тебя в жены. Меня интересует, что было до этого.

А до этого был мой первый самый худший день рождения. Мои пятнадцать лет. День, в который праздник обернулся кошмаром. Потому что в тот миг, когда я собиралась задуть свечи на торте, дверь распахнулась и в окутавшей дом тишине прозвучало: «Манзи, я же сказал — не приглашай гостей». И я сидела за столом, глотая слезы и глядя на догорающие поверх торта свечи, а подручные Вихо вышвыривали всех моих гостей из дома, не особо заботясь о том, не поранятся ли дети. В какой-то момент с хрипом упал на колени мой отец, который пытался остановить творящийся беспредел, и вот тогда я, закричав, подскочила с места. Но Вихо остановил меня, сказав: «Нет-нет, качина, не стоит беспокоиться о нем, никто не убьет твоего отца, я ведь пришел за твоей жизнью. Помнишь, ты мне ее обещала?» Никогда не забуду крик мамы, когда она это услышала. Но я не посмотрела на нее, я смотрела на Вихо. Он улыбался, ему безумно нравилось происходящее. «Идем, — сказал Вихо, — настало время прощаться с жизнью. Обещаю, я убью тебя быстро». И я пошла за ним, не взглянув на родителей, и потом всю ночь, в ожидании смерти, дико сожалея об этом. Вот только смерти не было. Был праздник в огромном магазине, было предложение выбрать все, что я только захочу, был невероятных размеров торт, вкуса которого я не ощутила, были вопросы обо мне, моей учебе, моих друзьях, о том, как я провела время с тех пор, как мы последний раз встречались. И было возвращение домой на рассвете, поцелуй в щечку и слова: «Я одолжу тебе твою жизнь еще на год, Манзи. Проведи его с пользой и не приглашай больше гостей».

Мне было пятнадцать, мне дали год на то, чтобы подготовиться к смерти.

И я достойно подготовилась к ней, проживая каждый день как последний. Чтобы не думать о том, что ждет впереди, и поменьше бывать дома, где у мамы случалась истерика за истерикой при одном только взгляде на меня, я усердно училась, ходила во все возможные кружки, занималась спортом. За этот год целая стена в моей комнате наполнилась наградами и грамотами. Меня утешала мысль, что после моей смерти родители будут с гордостью вспоминать обо мне.