«Отец опять хотел выбросить. Можно, я пока у тебя спрячу?» — словно наяву услышала Пашкин голос, а в памяти яркой картинкой расцвело воспоминание, как запыхавшийся Краснов стоит в нашей прихожей, сжимая в руках то единственное, что осталось от его погибшего брата.

Я встала коленями на кровать, обхватила ладонью тонкий гриф и неуверенно потянула музыкальный инструмент на себя.

«Просто сделай это», — приказала себе, чувствуя кожей привычную прохладу струн. — «Ну же!» — я поднялась с кровати, занесла гитару высоко над головой и тут же осела на пол, судорожно цепляясь за музыкальный инструмент, словно за живого человека.

— Зачем они так…Зачем… — я прижалась щекой к лакированной обшивке инструмента и крепко зажмурилась, отчаянно желая, чтобы весь окружающий мир исчез. Чтобы дождь, наконец, прекратил барабанить по стеклу, противная сирена умолкла, а навязчивый рингтон моего мобильника перестал раздражать своим звучанием. Мне просто хотелось нажать на паузу. Хотелось остановить мир, чтобы побыть наедине со своими разочарованием и обидой.

Тогда я еще не знала, что нет ничего страшнее пауз.

Когда хирург замолкает на полуслове и неловко отводит взгляд в сторону.

Когда в трубке во время разговора с полицейским повисает оглушающая тишина.

Когда после очередной неудобной паузы участливо спрашивают, что же случилось, а ты отделываешься уже привычным: «Погибли в автокатастрофе».

Настоящее…

— Знаешь, мама ведь тогда звонила мне. Всю дорогу пока они ехали — звонила, — посмотрев в карие глаза Лины, тихо призналась в том, чего не знал никто, кроме Паши.

Когда пожарным удалось унять пламя, Скворцов предпочел уйти, а Краснов — остаться. Демонстрируя удивительное нахальство, музыкант просто завалился в мою комнату и уселся рядом. Его не испугали даже гнев и обида, которую я от всей души обрушила на него. Именно Паша отобрал у меня трезвонящий мобильник, который я до этого успешно игнорировала, и ответил на входящий звонок от полицейского. Именно он приложил трубку к моему уху и заставил выслушать собеседника. И именно в его объятиях я искала утешение, когда голос на том конце провода сообщил, что мои родители разбились.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Катёнок… — вновь участливо начала Лина, но я её перебила:

— Я ведь просто могла ей ответить, понимаешь? Сказать, что со мной всё в порядке. Может быть, тогда бы они…Может… — от простого понимания того, что ответь я тогда на звонок, папа не стал бы так гнать по скользкой от дождя трассе, меня начинало трясти.

— Кать. Катя! Послушай, — тетя обхватила моё лицо ладонями, заставляя смотреть на нее. — Это бы ничего не изменило.

— Но…

— Нет, перестань себя винить в том, что ты не в силах исправить! Прошу тебя. Лилю и Андрея уже не вернуть. Но от них осталось прекрасное продолжение — умная, красивая и безумно добрая девочка. От них осталась ты, Катя. Единственное, что ты можешь сделать для своих родителей — это просто быть счастливой. Понимаю, что это немного не вяжется с нашей ситуацией, но в свете последних событий, думаю, ты имеешь полное право наконец-то оторваться по полной и разбить парочку мужских сердец, — она отпустила меня и широко улыбнулась.

— Значит, быть счастливой это, по-твоему, зажигать на вечеринках и отшивать парней? — улыбнулась в ответ, чувствуя как ком, что до этого стоял в горле, исчезает.

— В твоем возрасте мне этого было вполне достаточно, — пожала плечами Лина. — Ой, уже время! — спохватившись, подскочила она, отключив будильник на смартфоне. Я поднялась вслед за тетей и протянула ей сумку, в которую собрала их с Сережей летние вещи.

— Там еще парочка фигурок «Мстителей», пазлы и один очень подозрительный робот, — кивнув на поклажу, сообщила я. — Надеюсь, Сержику понравится.

— Ну что ты! Уверенна, он будет в восторге! — Лина перехватила сумку и приобняла одной рукой меня за плечи. — Спасибо тебе. И я серьезно, Катёнок, в том, что случилось, нет твоей вины. Перестань себя изъедать.

— Попробую, — невесело усмехнулась я.

— Ну, ладно, мне пора, — тетя напоследок еще раз сжала моё плечо и отстранилась.

— Хорошо. Сержику привет и тысяча поцелуев!

— Обязательно! Спасибо!

Я стояла посреди мощеной дорожки до тех пор, пока тоненький тетин силуэт не исчез из поля зрения, и только потом развернулась и медленно побрела к выходу, прокручивая в голове одну-единственную мысль:

«Сережа будет жить. Ему нашли донора».

Влюбленность. Первая, вторая, третья — неважно, какой по счету она будет. Но однозначно это чувство рано или поздно становится синонимом счастья для нас. А счастье, то же солнце — затмевает всякие беды и пробивается сквозь любую тьму. Даже если эта тьма заключена в дорогостоящие линзы очков от «Дольче»…

Серебров отставил картонный стаканчик с кофе на блестящий капот автомобиля и запрокинул голову к ярко-голубому небу. Когда-то дед учил его определять время по положению солнца, но за долгие годы Стас растерял это знание. Однако он и без этого мог запросто сказать, что Сватовой уже не было целую вечность. И парень, честно говоря, весь извелся, ожидая её.

Видите ли, сорок минут для простого влюбленного могут запросто обернутся бесконечностью. Или всё намного проще и во всем виновато безжалостное солнце…

Стас не мог определить точно, что он чувствовал по отношению к Сватовой. Было ли это обычным влечением или чем-то большим. Просто в её присутствии все его проблемы меркли, а изматывающие мысли о Миле и предстоящем отъезде отступали на задний план. Рядом с Катей он вообще ни о чем не думал. Кроме её глаз…или волос…или ног, с помощью которых она вытворяла невероятные вещи у шеста.

При воспоминании о последнем пульс привычно зачастил, а в горле пересохло. Стас протянул руку за стаканчиком, делая глоток эспрессо, и ожидаемо скривился:

— И зачем я только купил это дешевое пойло? — задал скорее риторический вопрос парень и вздрогнул, когда получил неожиданный ответ:

— Кажется, в психологии этому посвятили целый раздел. Что-то о людях, которые любят причинять себе боль. — Хоть Катя и выглядела привычно невозмутимой, но Стас моментально заметил покрасневшие глаза и распухший нос.

«Опять ревела», — сделал верные выводы парень и вопреки внутренней тревоге усмехнулся в ответ:

— Ну, тогда я рад, что буду не одинок в своих страданьях, — он словно фокусник достал из-за спины второй картонный стаканчик и протянул девушке.

— Неожиданно, но спасибо, — растерявшись, пробормотала она и, принюхавшись, сделала осторожный глоток кофе.

— Пожалуйста. Я не знал, какое ты любишь, поэтому взял какое было, — неловко пошутил Стас, стараясь не слишком открыто пялиться на свою собеседницу. Получалось это у него откровенно плохо. Его взгляд так и норовил соскользнуть в ложбинку меж грудей в широком вырезе майки или залипнуть на влажных от кофе губах, которые были в каких-то полметра от него.

Достаточно всего лишь сделать шаг и…

— Ну, с сахаром ты определенно угадал.

— Ага, — продолжая пялится, согласился неизвестно с чем парень и уже почти набрался смелости, чтобы осуществить задуманное, как мобильник в его левой руке издал характерный звук.

Стас, оттесняя прочь неуместные мысли, взглянул на загоревшийся экран смартфона. Банковское приложение извещало, что перевод средств на расчетный счет фонда поддержки онкобольных «Парус» прошел успешно.

Это и напомнило ему о кое-чем важном.

— Как все прошло? — осторожно спросил Серебров и внутренне подобрался, не зная чего ожидать от Сватовой: слез или очередной порции безмозглой самонадеянности.

Первого он страшился, а вторым уже был сыт по горло.

Конечно же, Стас предложил Кате денег. А как иначе? Девчонка впахивала не жалея себя в этом отстойном клубе, играя на публику в однополую любовь. И он был полным идиотом, что не догадался о причинах подобного способа заработка раньше. Однако и Сватова та еще дурочка: вместо того, чтобы искать поддержки и трезвонить на всю округу о своей беде или на худой конец просто молча принять его помощь, строит из себя чертову героиню.