– Я вынужден вас задержать. Пройдемте!

– Да никуда я не пойду! С чего?! Почему я должен куда-то идти?!

Впрочем, моих возражений никто не слушал. Меня мгновенно схватили, заломили руки и волоком протащили по коридору в тамбур. Последовала экстренная остановка поезда. Проводник открыл двери, и я оказался под проливным дождем. Через минуту подъехала машина, меня загрузили в нее, как мешок с цементом и, дав газу, повезли по разбитой дороге в неизвестном направлении:

Я пытался кричать и сопротивляться. В ответ на это меня сначала одели в наручники, а потом и вовсе огрели чем-то по голове. Очнулся я еще в машине, голова отчаянно гудела, в затылке – ноющая боль.

Я был уверен, что это какая-то ошибка. Очень скоро все выяснится, и меня отпустят. Еще извиняться будут…

Машина остановилась у приземистого здания, табличку на входе я разглядеть не успел. Меня втащили внутрь. Несколько поворотов по коридору, металлическая дверь, холодный пол и лязгнувший звук замка. Огляделся – длинное, узкое помещение, зарешеченное окно, стол с довоенной еще электрической лампой и два стула. Я выругался.

Через полчаса от отчаяния я стал со всей силы колотить в дверь, но без эффекта. Руки по-прежнему сковывали наручники. Меня тошнило, бил озноб. Было холодно. Потом я, наконец, уснул, сжавшись калачиком в углу комнаты. Сон был тревожным. Мне снилось, что я связан по рукам и ногам. Мое тело то поднимали на дыбу, то подвешивали вверх ногами, то бросали на морское дно…

Я проснулся в поту от звука открывающейся двери. В помещение вошел худощавый самоуверенный человечек в сером костюме. Он сел на стул и посмотрел на меня, лежащего в углу, как на заморскую диковинку.

– Как спалось, Данила? – спросил он лилейным голосом.

– Отвратительно, – прохрипел я.

– О, дружок, это далеко не самое худшее! Скажи спасибо, что не в общей камере с уголовниками, – он расхохотался отвратительным мелким смехом. – Мы вообще можем с тобой по-разному поступить. Будешь паинькой, и мы будем к тебе хорошо относиться. А будешь ваньку валять, тогда извини…

– Да что вам от меня надо?! – я был вне себя от гнева, чувствуя свое полное бессилие.

– Ты пойми, добрый молодец, это. не нам от тебя надо, это тебе от нас надо, – улыбнулся незнакомец.

– Мне ничего от вас не нужно! Выпустите меня отсюда!

– Ну вот, а говоришь, что ничего от нас не надо. Оказывается, надо! – он снова расхохотался. – Давай, присаживайся на стул. Обсудим твою просьбу.

– Черт, у меня нет никакой просьбы! Отпустите меня! Кто вам позволил?! – негодование захлестывало меня изнутри.

– Да никто, Данила! Никто! Мы сами взяли и все себе позволили. В этом мире правда за силой, Данила. Уж не тебе ли это знать…

И тут этот мерзкий человечек стал перечислять самые интимные факты моей биографии. Через пару минут этих «откровений» он дошел до момента, о котором я надеялся уже больше никогда в своей жизни не вспоминать.

– Помнишь, – сказал он, – как ты участвовал в зачистке в одном селе под Грозным?

У меня похолодело внутри:

– И что?! Дело закрыли. Какое это имеет сейчас значение?! – заорал я.

– Ну ты же понимаешь, как закрыли, так ведь можно и открыть. Совесть-то не мучит? Кошмары, часом, не снятся? Пять человек детей, женщина, двое стариков… Не снятся кошмары, Данила? Чеченский след… Покойнички-то не преследуют?!

Меня забила мелкая дрожь. В памяти всплыла та ужасная ночь. Поступили разведданные о том, что в соседнем селе скрывается группа боевиков. Нас подняли по тревоге, и мы выдвинулись в указанное место. Ночь – это не наше, не федеральное время в Чечне Ночью там другие хозяева. Ночью мы боимся чехов, а не они нас. Поэтому ночью – их время.

Вошли в село, и с порога начался бой. Мы продвигались с трудом. Каждый жилой дом, каждый сарай – крепость. Каждое окно, каждая щель – огневая точка. Мы ввязались, но силы были неравны. Командир принял решение отступать, вызвать подкрепление и до утра закрыть чехов в селе. Но они заперли нас раньше – все отходы из села простреливались перекрестным огнем.

Стало понятно, что до утра не продержаться. Как куропатки в засаде… Подкрепление вызывали, но пока оно придет, мы уже будем «грузом двести». Кто-то ранен, кто-то убит. А ведь это как в шахматах – чем меньше у тебя фигур, тем меньше у тебя шансов и тем изощреннее должны быть твои действия.

Определились три основные точки внутри села, откуда по нам велся огонь. Три дома. Командир сформировал три группы, я был назначен в одну из них старшим. Моя группа прекратила стрельбу, чтобы пробраться к цели незамеченными. Все шло гладко. Мы тихо прошли через сад и закидали намеченный дом гранатами. Внутри было пятеро детей, женщина и два старика. Все погибли.

Боевики действительно были в доме, но, видимо, успели отойти.

Потом на нас завели дело, было расследование. Но под давлением командования, как это обычно водится в таких случаях, дело закрыли. Теперь этот подлец вынул скелет из шкафа и начал им трясти.

–Чего вы от меня хотите? – спросил я.

– Да ничего особенного! – незнакомец стал вдруг самой добродетелью, – ты давеча летел с одним гражданином на его самолете. Он тебе предложил работку, а ты отказался. Правильно сделал, хороший мальчик. Только вот нам нужно, чтобы ты на него поработал. Точнее, конечно, на нас, но у него. Понимаешь, о чем толкую?..

– Засланного казачка хотите из меня сделать?

– Ну что-то наподобие. У нас на него зуб имеется, но нужны посерьезнее зацепочки. В накладе не оставим. Сам понимаешь, деньги большие крутятся. Работенка, конечно, грязненькая. Но деньги – они ведь не пахнут. Да и сам этот гражданин не наследство же получил. У государства украл.

– А вы, значит, защитнички государства? – зло сказал я.

– Тебе-то какое дело, голуба моя! Или посидеть захотелось лет двенадцать? Даже никуда и ехать не надо – прямо здесь тебя и устроим. В колонию особо строгого…

– Да пошел ты! – я, сплюнул и отвернулся.

– Ну, как знаешь, дружок. Время у меня есть. И у тебя будет. Подумаешь! – он сорвался на фальцет. – Охранник!

В дверях появился человек в милицейской форме;

– Слушаю, товарищ майора

– Помогите мальчику подумать… – приказал мой собеседник и удалился.

Потом меня били. Били профессионально. Два мужлана, видимо, из сидящих здесь же. Прежде я никогда не чувствовал себя отбивной. Теперь понял, что это такое. Достаточно скоро я перестал чувствовать боль и понимать, что мне говорят. Было время подумать…

Я думал об обликах сил Тьмы, об обличиях Мары. Все мы пытаемся убежать от самих себя. Кто-то, как Аглая, придумывает себе любовь; кто-то, как Николай, ищет спасения в богатстве. Но от себя не убежишь. Рано или поздно ты посмотришь в зеркало и увидишь, что с тобой сталось.

Смотри: «Се человек!» Отвратительное создание. С каждым новым ударом я чувствовал это сильнее и сильнее.

Боль, страх, ненависть, голод – вот, что движет нами. И от этого никуда не уйти. Тьма имеет все шансы. Кто я такой, чтобы остановить это? Людей не переделаешь. Бог или кто-то Там допустил ошибку в самом началу. Не из того теста нас сделали. Не из того… Тесто. Я чувствовал себя тестом, куском теста.

«Се человек!» Мне отчаянно расхотелось жить. За эти двое суток я познал человека.

«Господи, как хорошо, что Агван избежал этого! Старики позаботятся о нем. У него все будет хорошо». Эта мысль – единственная, что доставляла мне теперь радость. Незаметно для самого себя я даже начал улыбаться, кривя полный крови рот. Впрочем, это только распаляло моих палачей. «Смешно тебе, … !» – кричали они, следовал очередной удар, и их голос терялся в безмолвной пустоте.

Временами я видел себя откуда-то сверху. Как будто бы скользил под потолком.

Избиение продолжалось, потом заканчивалось и спустя какое-то время начиналось заново. Меня били – в голову, в грудь, в живот, в пах. Мне выворачивали руки, тянули за волосы, выгибали хребет. Я терял сознание, потом снова приходил в него, чтобы через мгновение вновь потерять. И везде, в каждом уголке Вселенной, куда уносило меня мое забытье, я слышал тяжелое дыхание Тьмы. И не Лама теперь, а сама Тьма говорила мне: «Ты опоздал!»