– Вена, – добавил он зачем-то вслух.

– Э-э… нна… – попыталась выговорить Нигра и рассмеялась. Смех ее был упоительный.

Ему вручили одну из сумок – тяжелую, килограммов на двенадцать – и поманили к двери. Вышли, не гася ламп и не запирая замков. Направились в глубь двора, навстречу луне (опять навстречу луне…), за баню, к громадному сараю, вдруг осветившемуся изнутри. Сарай был почти пуст, только возле одной стены штабелем лежали длинные доски. Посередине сарая вздымался небольшой холмик, от него отходила длинная узкая щель – примерно метра три в длину. Над ней неподвижно висел огненный шар – точно такой же, какие во множестве населяли захваченный фангами замок графа. Как будто почувствовав приближение крапиц и человека, шар вздрогнул и приветливо запульсировал.

Из щели пахло влажной разрытой землей. Айна спрыгнула туда первой и поманила Штурмфогеля. Улыбка у нее была необыкновенная. Он подал ей сумку, прыгнул следом и еле устоял: дно было скользкое и пружинящее. Айна повернулась к Штурмфогелю спиной, взяла его руки, обхватила ими себя, показала: держи так!.. Шагнула вперед. Земля слабо подалась под ногами, еще шаг – и Штурмфогель почувствовал, что проваливается в узкий скользкий лаз… и в следующий миг он уже летел вперед и вниз, пятками, задницей, спиной, затылком ощущая плавные неровности этого желоба или трубы, он вцепился в Айну, а она беззвучно хохотала, раскинув руки, волосы ее летели, скорость была сумасшедшая.

Шар догнал их, обогнал и устремился вперед, освещал путь…

– Женевская полиция расследует дело о похищении некоей Гелены Малле, частнопрактикующей прорицательницы, – сказал Кляйнштиммель. – Я буду иметь всю информацию о расследовании с запозданием на час-два максимум. Имея группу под рукой…

– Группу сформируешь свою, – сказал Нойман. – Семь человек, не больше. Из оперативного резерва. Я вывожу «Гейер» из дела.

– Хорошо, – легко согласился Кляйнштиммель. – «Гейер» все равно там слишком засветился…

Да уж, подумал Нойман. Это разгром. Это позор. Это надо бы застрелиться…

Он понимал, что не застрелится.

Однако такого потрясающего провала «Факел» еще не знал… одних начальников отделов погибло двое, и опергруппа полегла почти в полном составе, и спецотряду нанесен самый неприятный урон: боец взят в плен…

Проклятая крыса!!!

Штурмфогель. Все-таки он. Как ни горько признаваться себе самому, что доверял такой мрази… Да, это Штурмфогель руководил «Гейером» – и сдал его. Руководил операцией в Константинополе – и провалил ее, погубил Захтлебена и Гютлер, и ребят, и собственного агента, который стал представлять для него опасность…

А может быть, он и летчика убил, просто выстрелил ему в затылок, а сам выбросился с парашютом? Нойман вдруг понял, что так оно и было.

Но, значит, теперь «Факел» освободился от крысы? Теперь можно жить свободно?

Нет, не значит, сказал он сам себе. Потому что крыса могла быть не одна. Да, только Штурмфогель был причастен к обоим провалам – но ведь могло быть и так, что провалы случились по различным причинам, а значит…

Стоп. Паранойе воли не давать.

Но воображение уже пошло вразнос. Нойману мерещился разветвленный заговор с привлечением практически всех сотрудников «Факела», включая уборщиков и электрика… в конце концов, если даже Мюллер – русский шпион, а Шелленберг убежден, что так оно и есть, то почему не быть предателями и шпионами и всем остальным?..

Вошел секретарь. Глаза его были круглые.

– Бригаденфюрер! Звонит Штурмфогель. А на входе задержана неизвестная, которая называет себя то Геленой Малле, то Хельгой…

– Кто… звонит?.. – приподнялся Нойман. – Кто, ты сказал, звонит?

– Штурмбаннфюрер Штурмфогель! Из Вены. Из верхней Вены…

От разговора остался неприятный осадок. Нойман говорил испуганно и фальшиво. Ему-то чего бояться, мрачно подумал Штурмфогель. Ему-то вдруг с чего фальшивить…

Разве что кто-то был в кабинете – кому Нойман не слишком доверял… или даже не так: кому он внутренне не доверял, а думал, что доверяет.

С Нойманом вообще очень сложно. Человек, который уже десять лет не спит, заслуживает особого отношения… и все же с ним сложно.

Штурмфогель попытался еще раз понять, что именно зацепило его в этом разговоре: когда сначала краткий отчет подчиненного, потом некоторые подробности, потом – инструкции начальника подчиненному: прийти туда-то и тогда-то… если конкретно, то в вестибюль отеля «Галакта» возле Большого арочного моста в двадцать два часа… Все нормально. Так и должно быть. Тогда – что?

Какие-то нотки. Какой-то даже запах, ощущаемый на большом расстоянии…

Да нет, ерунда. Предрассудки.

Но почему Нойман не предложил ему немедленно отправляться в Берлин и предстать пред очами?

Вот.

Почему?

Не слишком понятно.

Вернее… Вернее – слишком понятно.

Так поступил бы и он сам, если бы потребовалось срочно ликвидировать ставшего вдруг ненадежным сотрудника, не слишком при этом привлекая внимание высокого начальства…

Отель «Галакта», напротив арочного моста. Понятно.

Двадцать два, значит…

Перебор, шеф.

Перебор.

Шеф.

А у меня… у меня есть еще двадцать часов. Может быть, последних. Но тогда уж – совсем моих. До конца.

А знаете ли вы, ребята, что я могу взять да и смыться от вас? В любую точку Салема. Он вспомнил, как они неслись по разветвляющемуся туннелю, уже все вчетвером, держась за руки… и лестницы, лестницы, лестницы уходили в стороны и вверх, лес лестниц, самых разнообразных, каменных, железных, деревянных, полуразрушенных и новеньких, и за какие-то сорок минут они долетели до цели, кое-как затормозили – а потом, покачиваясь и хватаясь друг за друга, поднялись по мраморной лестнице и оказались в Вене; было почти тепло, пахло рекой, шел мелкий дождь.

Он повернулся к Нигре. Встретился с ней глазами. Черные волосы змеились по подушке. Пятна и пятнышки, от светло-коричневых до темно-шоколадных, лежали на плечах и руках, но грудь и живот были светлыми, и только ровная узкая черта проходила по ним сверху вниз – от шеи и до голого, но словно бы татуированного лобка. Из-за плеча Нигры всплыло, улыбнувшись, белое облачко – Айна. Штурмфогель протянул руку. Две невесомые руки легли в его ладонь. Сзади мягко, легко и шелестя прижалась теплая Рута…

– Мы делаем ошибку, – сказал Хете, глядя Нойману в переносицу. – Может быть, мы делаем роковую ошибку, шеф. А главное, вы нарушаете правила, вами же установленные. В отряде распоряжаюсь я, и только я.

– А в отделе – я, – тихо ответил Нойман. – И пока это так, я могу отменять и изменять введенные мною правила. Больше никто не может, а я могу. Ты понял, Хете?

– Тогда я подаю в отставку.

– Я не принимаю ее. Все отставки – только после победы, ясно? А до тех пор – служить!!! – рявкнул неожиданно для себя Нойман и врезал кулаком по столешнице. Что-то упало и покатилось.

– И тем не менее я настаиваю на немедленной ликвидации Хельги, – сказал Хете, провожая взглядом катящийся предмет. – Это предписывается правилами. Этого требует здравый смысл…

– Хельга поступает в аналитический отдел – в полное распоряжение Круга, – повторил Нойман с нажимом в голосе. – Этот вопрос исчерпан. Переходим к следующему. Немедленно отправляетесь в Вену. Штурмфогеля ликвидировать…

– Может быть, все-таки взять и выпотрошить? Это легко… – Хете еще раз нарушил субординацию. Глаза Ноймана опасно сузились.

– Он мне не нужен. Ни в каком виде. Просто – ликвидировать.

Отель «Галакта» возник буквально в одну ночь в тридцать восьмом году. Внезапным появлением новых строений наверху удивить кого-либо трудно, но никогда еще не возникала сама по себе такая громадина. Это была раковина со спиральным ходом, и никто не знал достоверно, так ли уж нелепы слухи об ушедших и пропавших в том ходу людях.