— Это не мои папиросы… это… это… это я их на улице нашел.

— Врешь. А почему простыня у тебя прожжена?

— Не знаю…

Потеряв всякую надежду исправить Шурку, Володя сообщил о нем в отряд.

— Ты не думай, что я на тебя кляузничаю, — сказал он, — как мне ни жаль тебя, но я был принужден сообщить о тебе вожатому.

— Ябеда! я тебе морду набью!

— Не ябеда, а должен я про тебя сказать. Может быть, это тебя исправит…

Обсудив поведение Шурки, пионеры удалили его из отряда, дав срок на исправление.

Отстав от товарищей, Шурка остался в классе на второй год.

В то время, как пионеры, следуя всем своим законам и обычаям, быстро развивались и умственно, и физически, Шурка сидел целые дни дома, ничего не читал, ничего не делал, и только и знал, что курил.

Мать прямо не знала, что с ним делать.

Пришли летние каникулы. Пионеры готовились всем отрядом в экскурсию на море, где предполагали прожить все лето в лагере.

— Эх, Шурка, Шурка, — покачивал головой Петька, — сам ты себя наказываешь.

Шурка ходил из угла в угол, насупившись:

— Плевал я на вашу экскурсию.

Однако, он это только говорил. Где-то в глубине точил его червячек. И неприятно ему было, и стыдно, а главное досадно на самого себя.

— А, ведь, как бы хорошо сейчас с ребятами на море… Эх!

Чрез несколько дней пионеры уехали. Шурка остался один и ходил мрачнее тучи.

Раз он зашел в комнату матери. Мать сидела у окна и плакала.

— Ты о чем, мама?

Мать ничего не ответила. Понял Шурка, что он, и только он, является причиной ее огорчения.

Не по себе Шурке. Скучно как-то, нудно. Не знает Шурка, за что взяться.

Вышел во двор, стал дразнить Шарика, но и тот убежал.

Пошел опять Шурка в комнаты, сел за стол и стал рисовать. Нарисовал море, лодку с парусом, а в лодке пионеров.

И еще тоскливее стало. Еще-бы! Петька с Володькой, небось, сейчас по морю на лодке катаются, весело им, интересно, а он, Шурка, дома остался и уже не пионер…

Скучно…

— Мыльные пузыри пускать, что ли?

Лениво поднявшись, Шурка пошел к умывальнику.

На умывальнике лежала чья-то новенькая зубная щетка.

— Какая красивая щеточка, — подумал Шурка и взял ее в руки. Повертев щетку в руках, он вдруг решил почистить себе зубы.

Вошла в сени мать.

— Ты что делаешь, Шурка?

Шурка не мог сразу ответить, потому, что у него рот был полон зубного порошку.

— Мм… — промычал он, показывая матери щетку.

— Да ты что? Моей щеткой свои грязные зубы чистишь?

— Мм…

— Покорно благодарю. Можешь теперь эту щетку себе оставить.

Выполоскав рот, Шурка спросил:

— Мне?

— Да уж бери себе. Только не верю я, что ты каждый день будешь зубы чистить.

— А вот буду.

— Посмотрим.

Вычистив зубы, пошел Шурка в комнаты.

— А, ведь, как хорошо теперь во рту, — подумал он, — не то, что после папирос. Чем бы, однако, еще заняться?

Попробовал Шурка вырезать из картона конницу, да как-то ничего не клеилось.

Задумался мальчик… Скучно… Брат с Володькой там, на море, другие ребята также с ними. Вот, небось, где весело!

— Закурить, что ли, со скуки?

Подойдя к окну, он достал из кармана пачку папирос, долго смотрел на нее, вертя в руках, вздохнул, и вдруг со всего размаху запустил ею в Шарика.

— Чорт с ними, с папиросами, не буду курить!

Даже как-то вдруг легче на душе стало.

Пошел Шурка снова к матери.

— Мама, я учиться хочу. Дай мне на лето учителя, я целые дни заниматься буду и брата догоню.

Мать обняла Шурку, поцеловала и спросила:

— А не лжешь ты, Шурка?

— Да я уже и папиросы Шарику выбросил.

— Какому Шарику?

— Да собаке нашей.

Пригласила мать Шурке учителя и уселся Шурка за учебу.

Первые дни дело шло плохо. Отучился Шурка сидеть за книгой. Задумается и по привычке в карман за папиросами лезет.

Дней пять Шурка не курил, выдерживал характер. На шестой не выдержал, утащил у отца папиросу, заперся в комнате и закурил.

Покурив немного, почувствовал, что голова закружилась и во рту вдруг стало так скверно да противно…

— Фу, какая гадость!

Бросив папиросу, Шурка побежал снова чистить зубы.

— Нет, теперь больше курить не стану, — решил он и запел:

В довершение ко всему Шурка принялся за гимнастику и обтирание.

Чрез два с половиною месяца его нельзя было узнать. Он порозовел, поздоровел и совершенно перестал жаловаться на головные боли.

Вышел он как-то на улицу. Окружили его ребята и стали дразнить.

— А, немощь несчастная, здравствуй!

— Был, да весь сплыл, — сказал Шурка.

— Как это «сплыл»?

— А вот подойди, я тебе покажу.

Дразнивший его мальчик, от которого Шурка неоднократно получал тумаки, подошел ближе.

— В чем дело?

— А в том, что не лезь ко мне, а то плохо будет…

— Это от тебя-то, от холеры?

— А вот тогда увидишь.

Мальчик хотел было ударить Шурку, но тот в два приема положил его на лопатки.

Окружающие ребята разинули рты.

— Вот это так, Шурка! Эй, откуда же это у тебя сила взялась?

— От зубной щетки.

— Как?

— От зубной щетки, — повторил улыбаясь Шурка.

Ребята ничего не понимали.

— А ну, покажи мускулы?

Шурка засучил рукав и показал.

— Неужто от зубной щетки?

— А то от чего же? Конечно, от щетки.

— А не врешь?

Шурка прищурил лукаво один глаз, посмотрел на ребят и сказал:

— Дураки! Щетка щеткой, а гимнастику тоже делать надо.

К концу лета возвратились из лагеря пионеры.

Петька и Володька не узнали Шурку.

— Шурка, да ты прямо богатырь. Прямо чудо!

— А я вас и в науках догнал.

Шурка рассказал товарищам, как он все лето занимался.

— Да, что это с тобой стало?

Шурка ничего не ответил. Молча достал из кармана зубную щетку и показал ребятам.

— Видели? Это она, — щетка, все сделала!

Узнав обо всех переменах, произошедших в Шурке, Володька доложил в отряд. Проверив все обстоятельства и удостоверившись, что Шурка выдержал испытание, — пионеры снова зачислили его в свою семью. Только с тех пор за Шуркой осталось прозвище «Зубная щетка».

— Ну, что-ж, — говорил Шурка, — зубная, так зубная. Я даже горжусь.

И Шурка запел: