Раньше Шут удивлялся — почему капитан так любит уединение? Вроде бы и не затворник по натуре… Теперь все вставало на свои места. В отличие от Руальда, капитан гвардейцев всегда задумывался о безопасности во всех ее проявлениях. Невольно Шут проникся к Дени еще большим уважением. Сам-то он, подобно королю, как правило был легкомыслен до безобразия.
Тодрика привезли в его любимой черной маске. Плащ с капюшоном подчистую скрывал внешность пленника, и едва ли кто-то мог угадать в нем принца. Крытая повозка подкатила прямо к двери в башню. Дени выбрался из нее первым, а следом уже гвардейцы споро вывели своего 'подопечного'. Шут с Руальдом наблюдали эту сцену из окна небольшой таверны, где король, не заезжая во дворец, решил пропустить кружечку-другую крепкого пива. Это заведение удобно располагалось чуть в стороне от башни и гвардейской казармы, так что Шут отчетливо разглядел, как деревянно Тодрик прошел от повозки до двери в капитанский кабинет.
'Идем? — спросил он Руальда одними глазами и тот так же молча поставил обратно на стол тяжелую кружку с ароматным напитком и немедля встал, набрасывая плащ. — Небесная Матерь, помоги нам! — отчаянно попросил Шут и вышел из таверны следом за королем.
Больше, чем эта встреча, его страшило только объяснение с Элеей.
На сей раз Тодрик не попытался броситься к брату с просьбами о помиловании. Когда Шут с Руальдом вошли, он только поднял на них полные отчаяния глаза и сразу снова их опустил. Принц был умыт и причесан, ему дали новое платье, но все это мало что изменило — Тодрик по-прежнему походил на бездомного щенка, которого долго пинали уличные мальчишки. Может быть потому, что лицо его больше не кривила едкая усмешка — ее сменило плохо скрытое ожидание нового удара. Натянутый как струна, он сидел на самом краешке жесткого деревянного табурета, словно в любой момент боялся услышать приказ возвращаться в Лагон.
Ничего не осталось от блистательного принца.
Колесо богов сделало свой оборот, вернув Тодрику все то, что он успел посеять. Это было правильно и справедливо, но вовсе не доставляло радости.
Ни малейшей…
Шут посмотрел на Руальда, гадая, какую тактику разговора тот выберет теперь. Но король не стал больше устраивать театр. Он спокойно обратился к Дени:
— Капитан, будьте добры, оставьте нас. Мне хотелось бы поговорить с Его Высочеством наедине, — Гвардеец кивнул, прищелкнув каблуками, и вышел. Шуту же подобной участи не досталось. — А ты сиди, Пат, — сказал ему король, когда тот надумал выскользнуть следом за Дени. Затем Руальд перевел взгляд на своего брата и наконец заговорил с ним: — Ну что, Тодрик… ты готов поведать нам свою историю или хочешь обратно в Лагон?
Принц вздрогнул и отчаянно тряхнул головой.
— Нет… Нет! Не надо больше…
— Что ж, тогда рассказывай, — предвидя долгий разговор, Руальд достал трубку и неспеша раскурил ее. — Рассказывай, а мы послушаем.
Тодрик смотрел в пол. Он никак не решался поднять глаза и уж тем более начать говорить. Но пауза затянулась, принц понимал это.
— Я не знаю имени того человека… — произнес Руальдов брат еле слышно. — Он велел называть его просто Мастер. Мы познакомились в замке барона Сайна. Там… охота хорошая такая всегда… Барон нас и представил друг другу… Я даже не помню теперь с чего все закрутилось. Но… в какой-то момент я уже не представлял себе иной жизни… Не представлял, что навсегда могу остаться только принцем…
— Когда это началось, — спросил Руальд.
— Когда?.. Когда все поняли, что у Элеи не будет детей. Когда я понял, что остался единственным наследником.
— Хочешь, значит, сказать, будто все эти интриги — не твоего ума выдумка? — король пристально смотрел на брата, но тот по-прежнему не поднимал глаз. Вопрос был дурацким, однако Шут понимал, почему Руальд задал его.
Тодрик покачал головой. Произнес со вздохом, весьма удивив Шута честным ответом:
— Они… мои, просто этот человек… он поддержал меня. Поддержал, когда было плохо…
— Плохо?! — тут Руальд почему-то вдруг не сдержался. Он яростно схватил Тодрика за отвороты куртки и заставил посмотреть себе в лицо. — Да с чего же это тебе было плохо? Тебе, принцу! Да ты же в золоте купался и на золоте спал! — желваки так и ходили на острых скулах короля.
— Ну и что… — совсем тихо ответил ему Тодрик. — Ну и что! — воскликнул он, с вызовом метнув взгляд на брата. — Ты тоже был окружен золотом, но что оно для тебя стоило, когда ты лишился всех, кого любил?! — опешив, Руальд отпустил принца, и тот снова брякнулся на табурет, вцепившись в него пальцами так, что они побелели. Но плотину уже прорвало, и Тодрик даже не говорил — кричал… — Ты… ты… только смерть этой ведьмы и показала тебе, что такое потеря! Ты же никогда не знал, что значит выть в подушку от бессилия! От того что ты один! Что твой отец бросил тебя, умер! Да и при жизни никогда не любил! От того, что твой единственный родной человек — железная колода, что он нашел себе нового любимчика, нового брата! — Шут вздрогнул от этих слов и снова почувствовал на себе распаленный обидой взгляд принца. Тодрик выбросил вперед длинный дрожащий палец, указывая на него. — Он! Все он! Все ему! Это с ним ты ездил на прогулки, с ним ходил по кабакам… с ним делился своими радостями и печалями… — внезапно голос принца сорвался, закрыв лицо руками он громко всхлипнул.
— Вот как… — промолвил Руальд после минутной тишины. Лицо у него было растерянное, ни на Шута, ни на Тодрика король не глядел. А Шут словно бы наяву слышал мысли своего друга… А может даже и не его…
Когда на самом деле началась эта вражда? Нет, не в дни правления Ее Величества Элеи… гораздо раньше. Когда смерть короля Берна неожиданно сблизила чудака-мальчишку из балагана и первого наследника. Ведь и в самом деле… у Руальда был Шут, а его настоящий брат в это время остался один. И некому было выслушать, как это больно, когда умирает твой отец. Умирает, даже не оставив своего благословения, потому что он никогда на самом деле тебя не любил. Не любил, не понимал и не принимал. Потому что он стыдился твоих черных волос и безжалостно вешал всякого, кто намекал на чужую кровь…
Шут закусил губу, чтобы справиться с этой чужой болью, которая накрыла его с головой.
'Никто не рождается подлецом, — зазвучали у него в ушах слова Ваэльи. — И у всякой злобы есть свои причины…
— И ты, значит, решил показать мне все то, что чувствовал сам… — промолвил Руальд подозрительно хриплым голосом.
— Нет! — ответ принца оказался несколько неожиданным. — Я не причастен к смерти Нар! И не я похитил твоего сына! Да, я желал занять твое место, но Мастер убедил меня, что ты при этом не пострадаешь! Что мы просто выставим тебя безумцем и тихо отправим на покой.
— Но ведь это ты вынудил меня выйти за ворота! Из-за твоих слов я оказался в плену!
— Да… я был уверен, что Элея не даст отцу казнить тебя. Зато у меня было достаточно времени, чтобы подготовить твой уход…
— А Нар! Разве не ты отдал ее палачу?!
— Не я! — Тодрик искренне верил в свои слова… — Торья пожелал заполучить ее, а Мастер сказал, что пусть так и будет… — закончил он уже совсем тихо.
— Как все нелепо… — пробормотал Руальд. — Будто в глупой истории бродячего менестреля.
— А разве ты не знал? — Шут так удивился, что не сдержал вопроса. — Ведь тогда… прежде, чем он… — кивнул в сторону принца, — пропал, у тебя было довольно времени, чтобы расспросить его об этом… Целый месяц…
Тодрик при этих словах сердито фыркнул и таки смерил Шута своим любимым презрительным взглядом:
— Ты дурак, Пат, — сказал он Шуту. — Дураком был, дураком и останешься. Ты же совсем не знаешь своего любимого короля! А он тогда просто струсил! Он же поручил расследование Торье… Просто запер меня в этой проклятой комнате и ждал, что все каким-нибудь чудом решится само. Если бы не Мастер, я может до сих пор сидел бы там под стражей.
Тут уж Шут не выдержал:
— А что, темница Лагона показалась тебе уютней раззолоченной опочивальни? — голос его прозвучал так ядовито, что Шут и сам удивился. Все-таки сильно он принца не любил…