– Книги? Зачем тебе книги, приятель?

– Картинки люблю разглядывать, – буркнул Каргин;

– Девочек?

– Нет. Морские пейзажи. Вздохнув, Альф почесал в затылке.

– Загадочная русская душа… Значит, морских пейзажей тебе здесь не хватает… Нормальные парни смотрят в “Плейбое” на голых девок, а вам подавай пейзажи…

– Ментальность у нас другая, – пояснил Каргин. – Семьдесят лет социализма, плюс изучение марксистско-ленинской теории… Это, знаешь ли, угнетает половой инстинкт.

– То-то, смотрю, ты на чикиток не прыгаешь, – ухмыльнулся Спайдер, но заходить в библиотеку разрешил.

Пентхауз с личными покоями Халлорана они осмотрели с особым вниманием, как два генерала, изучающих оборонительные рубежи. На эспланаду можно было подняться по лестницам с обеих сторон от верхней надстройки, делившейся примерно пополам: северная половина – для служебных дел, а в южной находились спальня старика, процедурная с кучей медицинской аппаратуры, гостиная и кабинет, в котором Каргин уже побывал. В процедурной днем дежурили врач или медсестра, а в служебной половине был оборудован аналитический центр с телетайпами, компьютерами, ксероксами и печью-сейфом, служившим для уничтожения документов и дискет. Здесь, с десяти до восемнадцати, сидели пять референтов-секретарей, трудившихся под недреманным оком тощего Хью; тут, среди мерцающих экранов и шороха бумаг, под торчавшей на крыше антенной, таился мозг халлорановой империи; тут решали, что продавать и что покупать, какие войны будут выиграны, какие страны обратятся в прах, где президенты сменят королей и где короли повесят президентов. Одно из немногих тайных мест, вершивших судьбы мира; магическая точка, где деньги, превратившись на миг в эскадрильи, флотилии и танковые корпуса, оборачивались еще большими деньгами.

"Гадючье гнездо, нора пауков”, – думал Каргин, разглядывая помещение с широкими окнами и вслушиваясь в мягкий шелест телетайпов. Он напоминал тот звук, с каким сухая земля сыпется в яму, скрывая под бурой своей пеленой и мертвых, и живых. Низко нависшие тучи, яма в горах, и люди с карабинами над ней… Африканская степь, свежеотрытый окопчик с торчащим вверх минометным стволом, визг налетающего снаряда… Гнилые заирские джунгли, чернокожий солдат, кургузый “узи” в его руках… “Все – отсюда”, – мелькнула мысль; все, что целилось в него и извергало огонь и смерть, явилось из этой комнаты, где окна были увиты зеленью и по компьютерным экранам неспешно и мирно скользили столбики цифр.

Впрочем, если не вспоминать о мрачных снах, это его не касалось. Сам он ничем не торговал и даже, на нынешнем своем посту, не убивал и не командовал солдатами; он был всего лишь стражем, охранником главной гадюки. Или паука… Тихое место, тихая жизнь на райском острове… Именины сердца, отдохновение души, отпуск с приличным содержанием… Счастье! Туз, да еще козырный!.. Странно, что выпал ему, а не кому-то из своих, поближе, из Калифорнии либо Техаса… Ну, что выпало, то выпало, и повода для огорчений нет. Даже утешиться можно: лучше ходить в телохранителях у Халлорана, чем у московских мафиози. Не говоря уж про Легион…

Служба и в самом деле была непыльной. Без четверти два Каргин натягивал комбинезон, брад бинокль, подвешивал к поясу нож, мобильник и две кобуры, с сюрикенами и “береттой”, затем, миновав коридор, ведущий к вилле, взбирался на эспланаду. Считалось хорошим тоном являться на пост заранее и покидать его не сразу, а лишь поболтав со сменщиком и обменявшись новостями, если таковые были. Каргин традицию не нарушал, хотя разговоры с Сэмми сводились к обмену сплетнями, анекдотами и спорам о преимуществах “магнума” перед “береттой”. Что до японца, то он к оружию был равнодушен и оказался гораздо более интересным собеседником, тонким ценителем и знатоком танка и хокку. С ним было о чем поговорить, и всякий утренний разговор имел продолжение – в дневной либо вечерний час, когда они бродили по склонам кратера.

Ночные дежурства Каргина не утомляли. Распорядок их был несложен:

Во-первых, ему полагалось глядеть в оба, а во-вторых каждые полчаса подходить к спальне и слушать, как дышит босс: если неровно и с хрипами – вызвать врача, если стонет – будить и действовать по обстановке. Еще – контролировать двери на лестничных площадках, пролетом ниже эспланады. При запертых дверях забраться в пентхауз мог только альпинист, что, в принципе, не исключалось; тогда обязанности были таковы: включить сигнал тревоги, стрелять на поражение и защищать хозяйскую спальню до последнего вздоха и капли крови. Помощь являлась через пару минут – Спайдер с остальными телохранителями и солдаты с седьмого блок-поста, расположенного рядом с виллой.

Однако ночи проходили спокойно, террористы-альпинисты Каргину не докучали и не мешали любоваться звездным небом, пальмами в подсветке ярких ламп и амазонской кувшинкой, дремавшей посреди пруда. Временами он подходил к павильону, заглядывал в телескопы – в большой, нацеленный в пространство, в безбрежную космическую даль, и в малый, глядевший на берег залива. Этот можно было двигать на треноге, рассматривать башню маяка, яхту, мол и освещенные фонарями коттеджи. Насколько он мог разобрать, там не происходило ровным счетом никаких событий и ничего не шевелилось, кроме антенны радара над третьим блок-постом.

Другим источником развлечений был кратер. Стоя над обрывом, Каргин всматривался в темноту и слушал, пытаясь угадать, кто там шелестит среди ветвей, шуршит, попискивает, булькает. Птицы?.. Крысы?.. Жабы?.. Помимо этого зверья, в манграх обитали ящерицы, жуки и бабочки, а в пещерах – летучие мыши, страшные видом, но безголосые и безобидные. Скорее всего, булькали жабы, а пищали и шуршали крысы, пировавшие на свалке – там, у подножия скал, под жерлом мусоропровода.

К джунглям у Каргина было двойственное отношение. В заирских лесах он поползал изрядно и полагал, что лучшего укрытия в мире не найти – в том случае, когда отступаешь и прячешься. Но при иных тактических задачах – к примеру, если приходилось выбивать из джунглей партизан – лес оборачивался не союзником, врагом. Прятал он хорошо, но ничего не отдавал. Вернее, был не прочь отдать, но по своей цене: трое за одного. В этом смысле из всех разнообразных мест, где воевал Каргин, лишь тайга могла сравниться с джунглями. Но в тайге войсковые операции не проводились. Максимум – рейд по чащобам, облюбованным контрабандистами, или облава на сбежавших зэ-ков, как в девяносто третьем, под Жиганском. Тогда убили Николая, его дружка – пуля из обреза разворотила затылок, крикнуть не успел…

Глядя во тьму, он прокручивал в памяти скорбный список погибших. Не столь уж длинный, однако и не короткий; и странным было то, что большей частью гибли “стрелки” не за бугром, в матушке-России. Друг Колька – в жиганских болотах, Валентин – в Чечне, Юра Мельниченко – в Карабахе, а Паша Нилин – в Дагестане, все трое – в девяносто пятом; потом погибли сразу четверо – в Москве, при невыясненных обстоятельствах.

Тянулось время, секунды ползли цепочкой змеек, вцепившихся в хвосты друг другу, потом небосклон начинал сереть, меркли колючие точечки звезд, и это было признаком рассвета. Старый Патрик просыпался без четверти пять, когда заря еще не занялась. Вставал он быстро, натягивал ярко-красный спортивный костюм, пил сок и, появившись на террасе, сухо кивал Каргину. В этот момент полагалось разблокировать двери. За одной из них уже переминался Спайдер – тоже в спортивном трико, но синего цвета, с изображением пумы между лопатками. Они спускались вниз, к скале, напоминавшей присевшего медведя, и тут Каргин минуты на три-четыре терял их из поля зрения. Потом фигурки возникали вновь – у тоннеля, откуда выныривал Нагорный тракт – и, шустро перебирая ногами, мчались к озеру и серому куполу второго блок-поста. Два километра в одну сторону, два – в другую. Разглядеть их в предрассветных сумерках было делом непростым, но тут помогал телескоп: десять минут Каргин мог любоваться на их затылки и еще пятнадцать – на лица. Возвращались бегуны помедленней, хоть признаков усталости у Халлорана не замечалось никаких.