Но Спайдер был вне подозрений. Смерть его являлась лучшим свидетельством верности, а значит, ретранслятор и бункер нельзя списать на Альфа. Предатель – если он действительно существовал – скрывался среди живых, а тут, кроме тощего Хью, и выбрать-то было некого. Не Боб же постарался с дверью, не Нэнси и уж, во всяком случае, не повар Тейт… “Выходит, Арада, – решил Каргин, отбросив прочих претендентов. – Сынок! Или, как минимум, лицо из самых приближенных…”
Вряд ли это имело значение. Сын он старому Халлорану или не сын, такие вещи в серьезном бизнесе в расчет не принимались; гораздо важней, что был у аргентинца свой финансовый интерес. К тому же Паркера он не любил, и в этом сходился с Брайаном Ченнингом и коммодором; они симпатий к Бобу тоже не питали.
"Общий враг, общие цели – вот и удобрение для заговора, – мелькнула мысль. – Дядюшку – в расход, а вслед за ним – племянничка, чтоб не мешал и не вертелся под ногами… Такие вот шуточки с дверью…”
Прищурившись на восходящее солнце, Каргин начал что-то насвистывать, отбивая на колене такт, потом вдруг хлопнул себя по лбу и с раздражением прошипел:
– Чтоб мне к Хель провалиться! Ну и гнида, хинштейн твою мать!
Шуточка с дверью… Не было никакой шуточки! Вернее, была, но совсем другая, чем мнилось простодушным зрителям. Умник Хью просто набрал липовый шифр и заявил, ничем ни рискуя, что дверь не открывается. Кто мог его проверить? Разумеется, никто! Спайдер, да сам Халлоран… еще инженер из дворцовой обслуги… Все к тому времени – покойники!
Скрипнув от злости зубами, Каргин поглядел на часы, отметил, что натикало семь с минутами, а враг еще активности не проявляет. Солнце поднялось над восточной стеной и грело исправно, но он ощущал, как при мысли о шуточках Хью ползут по спине ледяные мурашки. Лезут откуда-то из-под лопаток, холодят бока и не спеша пробираются по позвоночнику…
Если б не мусорная щель, всех бы положили у той двери! Или на кухне, в коридоре, в кладовых… Там бы он и кончил жизнь, меж замороженных цыплят и банок с пивом…
Так, вероятно, и предусматривалось в ходе зачистки: тоннель в служебный корпус завалить, а тех, кто ринется к бункеру, перестрелять у запертой двери. Другой вариант отступления – через парк. Но тут пришлось бы выбраться на лестницу и на открытое пространство перед ней – верная смерть, когда над головой висит “вертушка”. На лестнице все, как на ладони, лишь за сфинксов и спрячешься… А толку? “Стингера” сфинкс не заменит… Вот и воюй с пистолетом против пулеметов!..
Он сплюнул и успокоился – ровно настолько, чтобы прикинуть последствия зачистки.
Скажем, перебили бы всех у той двери… всех, кроме Хью-заговорщика… А после что? А после на сцену явилась бы мадам Оливия, безутешная сестра и мать, единственная и бесспорная наследница… И стала бы она хозяйкой ХАК, уселась бы на королевском троне, и в том бы ей никто препятствий не чинил – ни Мэлори, ни остальные руководящие фигуры. Ибо трон ее – в лечебнице, в психушке “Реет энд квайет”… В общем, в тех краях, где тишина и покой. И был бы тогда абсолютный порядок. Все маршируют стройными рядами под барабанную дробь, а барабанят те же лица…
Существовал, однако, альтернативный вариант: быть может, после Бобби в наследницы предназначалась Мэри-Энн, но не сама по себе, а с приложением супруга. Надежного мужчины зрелых лет, снискавшего доверие у барабанщиков… Ему бы и барабанить позволили, только негромко и в такт с остальным оркестром. Или к роялю усадили, наигрывать вальсы для Мэри-Энн, чтоб танцевала в нужном направлении.
"Она бы согласилась, – подумал Каргин. – Конечно, согласилась! Во-первых, миссис Арада-Паркер-Халлоран звучит совсем неплохо, а во-вторых, уж больно аргументы убедительны! Или под венец, или в мусоропровод с пулей в затылке… К тому же могли бы обставить дело покультурнее – вроде как Хью ее отторговал у этих гадов в черном… Или устроить романтический побег… На яхте под алыми парусами… Нэнси, Хью и ящик виски…”
Минуло восемь. В поселке – никого, лишь часовой вышагивает вдоль мола да курится над руинами дымок. На вилле тоже никого – во всяком случае, в тех местах, какие доступны осмотру. На взлетном поле, у ангаров, шевелились – похоже, заправляли топливом “вертушки”. Зато Нагорный тракт был пуст. Серый бетонный купол уже не торчал у озера, и лишь обломки грудой битой скорлупы усеивали берег.
"Надо бы сбегать, поглядеть”, – решил Каргин и опустил бинокль. Сойдя вниз, он отправил Тэрумото на скалу, перекусил (сухарь с глотком воды), затем проверил снаряжение: у пояса – нож и две кобуры, мачете – за спиной, берет – на голове, мобильник и обоймы – по карманам. Нэнси и Боб еще спали; Крис после ночного дежурства тоже дремал, но вполглаза; рядом Тейт мрачно пересчитывал сухари и скреб тесаком кость от окорока. Но она была уже отполирована дочиста.
Референт, как и вчерашним вечером, надменно обозревал небеса. Он устроился в тени, за бурой глыбой, напоминавшей перезрелую тыкву, и, бросив туда взгляд, Каргин вдруг замер, словно пораженный ударом грома.
Радиотелефон! Мобильники были лишь у него и у Арады. Тот, что у него – в кармане, второй аппарат в чехле, пристегнутом к поясу референта. Добротный кожаный чехол, даже щеголеватый, как и одежда Хью… Правда, после скитаний в джунглях его башмаки и брюки выглядели не лучшим образом.
"А ведь он мог бы и заложить!.. – размышлял Каргин, присматриваясь к гипотетическому ренегату. – Забраться ночью в скалы, вроде по неотложной надобности, и вызвать этих, в черном… Тотчас были бы здесь и шуранули ракетами… И получился бы славный фарш – из президента, его сестрицы и верных мамелюков…”
Однако не заложил! Выходит, не предатель? И шуточек с дверью не было? То ли замок сломался, то ли сменили код, но в этом деле аргентинец не замешан?
Теряясь в догадках, Каргин подошел к нему, присел на базальтовый обломок.
– Буэнас диас, дон Умберто…
Тот удивленно вскинулся.
– Знаете испанский?
– Лучше английского.
– Где изучали?
– Далеко… Прищурившись, Каргин продекламировал:
Там земля, где кактусы и агавы высятся, как органы в храмах зеленых, где
Прозрачны своды, где воедино слиты воздух, вода и солнце, где стираются от
Следов сандалий и уходят в сторону вдруг дороги; километры и лиги, пустившись в
Бегство, без следа в глуши лесной пропадают [5].
Это было написано о Мексике, но к Никарагуа подходило ничуть не меньше.
Благозвучная испанская речь журчала словно Гва-далквивир в тенистых зеленых берегах. Арада уже не глядел в небеса, а слушал с полузакрытыми глазами. Его высокомерное лицо смягчилось.
– В самом деле, далековато… далеко и не похоже на Аргентину… Аргентина – это степи, пастбища и стада…– он поднял веки и, будто подчеркивая, что лирические отступления завершены, перешел на английский:
– Хотите поговорить, Керк?
– Хочу спросить. Насчет замка на двери в бункер… Код когда-нибудь меняли?
– Каждый месяц, в целях безопасности. Этим занимался Спайдер.
Определенного дня не было, иногда он вводил новый шифр в первую неделю, иногда – в последнюю. Затем в течение двух-трех часов сообщал комбинацию мне и мистеру Квини.
– Квини – это дворецкий? Тот, который сейчас на материке?
– Да. Шифр знали только мы – Спайдер, я и Квини. Возможно, Спайдер сменил его поздним вечером и не удосужился мне сообщить? Возможно… Он человек аккуратный, но, клянусь Девой Марией, это самая разумная гипотеза. Да, самая разумная, если не предаваться фантазиям…– холодные глаза Арады вдруг сверкнули, он снова покосился на безоблачное небо и заметил:
– Впрочем, случилась более странная вещь… Ему хотелось что-то добавить, но Каргин перебил:
– Выходит, босса… я имею в виду мистера Халлорана… не информировали о новой комбинации? И сам он не мог открыть дверь?
Арада отрицательно покачал головой.
– Я этого не утверждаю. Учтите, запирающее устройство – довольно сложный механизм. Масса электроники, распознающие системы и бог ведает, что еще… я в этом не специалист… Можно открыть, набрав двенадцатизначную комбинацию – ее-то Спайдер и менял. Можно открыть иначе… не знаю как, но думаю, паролем высшего приоритета. Он был известен только сеньору Патрику.
5
Испанский поэт Рафаэль Альберти, из цикла “13 полос и 48 звезд” (пер. А. Шадрина)