Остров Иннисфри, открытый в Семнадцатом веке испанцами и названный ими Мадре-де-Дьос, таял в морской дымке, сливался с горизонтом, уходил из сердца и из памяти. Тысяча миль к западу от побережья Перу, две с половиной – к востоку от Маркизского архипелага, семьсот-восемьсот – к югу от Галапагосских островов… Призрак, а не земля… Особенно в те мгновенья, когда несешься над океанским простором, почти забыв, что где-то есть материки, другие острова, прочная твердь горных хребтов, рассыпчатый песок пустынь, леса и степи, города и веси…

"Куда же мы полетим?.. – спросил себя Каргин. И ответил:

– Лучше бы в наши края, в любое место от Кавказских гор до северных морей, от Сахалина до Карпат. Ну, раз держава сократилась, не до Карпат, а до Ростовской области. Либо, к примеру, до Смоленской… Места много, хватит для посадки, а вот в один прием не доберешься. Даже на этом чертовом “помеле” и с полными баками… А баки, – тут он покосился на указатель расхода топлива, – наполовину пусты. Значит, прощай Сахалин, Кавказ и даже Маркизский архипелаг, и остаются у нас Галапагосы либо Перу. В Перу, пожалуй, делать нечего, а вот Галапагосы подойдут. Скалы да черепахи, край земли, тихая юдоль… Чья она? Вроде бы эквадорская…”

Каргин полез в бумажник, вытащил паспорт, полюбовался на десяток виз, а особенно – на эквадорскую, с орлом над огнедышащей горой. Спрятал документы, переключился на автопилот, пошарил под сиденьем, нашел НЗ, поел. Потом опять задумался о маршруте. Галапагосы, конечно, место тихое, как раз для подозрительных иностранцев, но до Москвы оттуда не долететь. А вот в Панаму – можно. В Панаму, Эквадор или Колумбию, а там – на Кубу, к инструктору дону Куэвасу… Хороший мужик! Отчего бы с ним не повидаться? Вспомнит, примет, обласкает и посадит в самолет, и через десять часов – Москва! Жаль, что мачете отняли, был бы ему подарок…

Каргин задремал.

И снились ему на этот раз не афганские горы, не равнины Ирака, не ангольские джунгли, не остров Иннисфри и даже не Париж, а иные края, то снежные, то залитые солнцем, то сумрачные под дождевыми облаками, но в каждом обличье – прекрасные. Снились лица друзей, живых и погибших, снились отец и мать и дон Куэвас, тоже чем-то походивший на отца; они кивали Каргину и что-то шептали – что именно, расслышать он не мог, но понимал, что его поддерживают и одобряют. Потом чей-то голос внятно сказал: там, где ты вырос, твое место. Не нашел – ищи! Но помни: в родных краях и вороний грай слаще пения соловья.

Он проснулся и взглянул на солнце. Огненный диск уже висел на западе, и от него тянулась по морю сверкающая дорожка – будто пояс из серебра, охвативший весь обитаемый мир. Пройди по ней, и придешь в сказочное царство-государство, где нет ни убийств, ни насилия, ни лжи, где все люди – братья, где реки текут молоком и медом, а на зеленых холмах сверкают хрустальные замки… Мечта! Но думать о ней было приятно.

Каргин улыбнулся.

Ровно гудели моторы, и ветер был попутный.