— Бедные небожители, — пробормотал Кронин, разглядывая фотографию могучего красавца иллина, который, щуря лукавые глаза, смотрел прямо в объектив аппарата.

За океанскими дорогами установили тщательное круглосуточное наблюдение, но странное дело — ни днём ни ночью на них не наблюдалось ни малейшего движения. Клим недоумевал и строил предположения одно другого мудрёнее и невероятнее, а инженер, выждав некоторое время, взялся за детальнейший анализ стереосъёмки. В результате ювелирно выполненных измерений ему удалось показать, что дороги отнюдь не плавно спускаются к океану, как это было бы естественно предположить. Они совершенно отвесно обрывались в воду на высоте десяти-пятнадцати метров!

— Совершенно очевидно, — невозмутимо заключил Кронин, по таким дорогам можно транспортировать что-либо в океан, но никак не из него.

— Для чего же тогда нужны эти проклятые дороги? — спросил несколько сконфуженный Клим.

Кронин пожал плечами.

— Может быть, для сбрасывания в океан отходов. А скорее всего это своеобразные памятники старины. Когда-то с их помощью действительно осуществлялась связь с океаном. Потом на смену им пришли более удобные подземные коммуникации, а дороги остались. Океан наступал, разрушая берега острова, вот так и получилось, что дороги отвесно обрываются в океан.

Клим промолчал. Стоя у стола, он разглядывал многочисленные фотографии иллинов, сделанные с экрана телевизора. Держа эти фотографии веером в руке, он вдруг повернулся к инженеру.

— Я не знаю назначения дорог, но уверен, на планете происходит что-то более сложное, чем простое вырождение иллинов. Посмотри! — Он бросил фотографии на стол. — Посмотри, сколько ловкости, грации и силы в этих телах. На них просто приятно смотреть! Разве они похожи на вырождающихся?

Неторопливо перебирая фотографию за фотографией, Кронин просмотрел всю пачку.

— Да, — согласился он, — красивый народ.

Он потёр подбородок и усмехнулся.

— Так уж мы устроены, что любуемся всеми ладно скроенными животными независимо от того, что они собою представляют: собаками, актиниями, лошадьми и пантерами в равной мере. Между прочим, — он поднял глаза на Клима, — мы до сих пор любуемся скульптурой Нефертити, хотя она была типичной представительницей касты фараонов, и роскошными цветами растений-паразитов.

— Что ты хочешь сказать этим?

Кронин мягко улыбнулся.

— Я хочу сказать, что ты порой меняешь своё мнение без достаточных оснований.

— И тем не менее Клим прав, — вдруг вмешался в разговор до сих пор молчавший Лобов.

Взгляды обратились к нему.

— Иллины не только физически совершенны, они ещё и порядочны, Алексей. При всем легкомыслии и беспечности, им совершенно чужды жестокость, деспотизм, несправедливость. У них не заметишь даже намёка на культ эротики, на секс, с которыми рука об руку идёт всякое вырождение.

— Ну, — с большим сомнением протянул штурман, — это ничего не доказывает.

— А потом, — добавил Кронин, — мы знаем иллинов лишь с парадного входа. Мы видели то, что они сами считают нужным показывать. Все может радикально измениться, если мы перелезем через забор и заглянем в окно.

— Верно, — согласился Лобов. Он оглядел своих друзей и усмехнулся, — у нас мало фактов. Мы можем до бесконечности сидеть на орбите и строить остроумные, но беспочвенные гипотезы. Пора принимать решение. Либо возвращаться на базу, либо пойти на прямой контакт и попытаться заглянуть в окно, как говорит Алексей.

Кронин качнул головой.

— Если на Илле фактически командуют машины, — мягко, безо всякого нажима сказал он, — а это очень вероятно, то нам может быть оказан самый неожиданный приём.

— Да, к этому нужно быть готовым.

— И все-таки я за контакт! — прихлопнул рукой по столу Клим. Он обернулся к инженеру. — А ты? Ты-то что молчишь?

Кронин засмеялся:

— Да разве я брошу «Торнадо»? Вы же без меня пропадёте!