(Вот вам, кстати, разница между Жаном Грандье и Диком Сэндом: первый, до мозга костей коллективист и буржуа, на роль романтического персонажа никак не тянет).

Вообще, воссоздавать такого героя из книги в книгу, притом делая его каждый раз разным — сложно. Тут писателей можно понять: Корвин или Майлз тем и ценны, что неповторимы. А, начавши писать, начинаешь своего героя любить понемножку… А закончивши читать, расставаться с ним уже жалко… Если сам не обделен умением связно составлять фразы — так и хочется пустить это умение в ход, не дожидаясь, пока это сделает автор. Ну и… вляпываешься.

А почему же, массаракш, именно чужой романтический герой привлекает авторов-«дописунов»? Почему своего-то не выдумать?

А потому что еще непонятен творческий метод. Выросли-то мы на чем? На том, что Пелевин окрестил «турбореализмом». Чтобы не уличили в плагиате, сразу скажу, что мысль не моя, а Н. Романецкого, и высказана на «Интерпрессконе» 94-го года.

«Как и всякий реализм, турбо объективно отображает существующие стороны жизни в сочетании с авторским идеалом и достоверно воспроизводит типичные характеры в типичных обстоятельствах, заостряя интерес на проблемах взаимоотношений личности и общества.

Отличие, в главном, одно — фантастический реализм преломляет реальность посредством введения в сюжет невозможного, делая коллизии благодаря такому приему более выпуклыми и острыми.

За последние десять лет турбо вдоволь наплясался на дерьме ушедшего мира, исследовав если не все, то подавляющую часть актуальных проблем, так или иначе затрагивавших большую часть общества. Отсюда и читательский интерес.

А далее в действие вступают законы диалектики. Эвересты достигнуты. Реалии изменились. Мир стал другим. Поменялось даже его дерьмо: были пропагандистские фекалии государственно-монополистического и колхозного феодализма, стали рекламные помои неразвитого общества потребления, которому до постиндустриального еще чесать и чесать и все пёхом. Раньше человек вынужден был жить ради светлого будущего, теперь — ради серого настоящего (то есть, попросту говоря — денег). А если учесть, что большинство потенциальных читателей воспитывалось отнюдь не в меркантильных приоритетах, то на лицо явный психологический конфликт между внутренним и внешним миром. И наконец: старый мир был плох по одним характеристикам, новый — по другим. Главное — он по-прежнему плох. Отсюда разочарованность и ощущение, что тебя, гражданина великой страны, вновь обманули.

В результате читатель упорно стремится уйти от реалий внешнего мира; в результате турбо, сделавшийся одной из этих реалий, стал вдруг для читателя менее интересным.» (см. доклад Н. Романецкого «Пронзающая сердца или К вопросу о пост…изме»)

Турбореализм действительно утратил актуальность, а творческий метод романтизма не знаком и «мэтрам» не только новичкам, чему яркий пример «Боги осенью» Столярова, типичный образец того, что получается, когда пироги начинает печи сапожник, то есть, матерый турбореалист берется за «космическую оперу».

Налицо конфликт: имеется жгучая потребность в романтическом герое и романтической коллизии, а литературный мейнстрим удовлетворить ее неспособен. Многочисленные переводные издания — также неспособны, ибо (это подозрение, а не подтвержденный данными факт) западную фантастику, похоже, охватил такой же кризис, чо и нашу… Все есть — Героя нет.

Точнее, они есть, но их — единицы. (Впрочем, если верить Г. Л. Олди, больше одного и не требуется :-)). И в поисках творческого метода начинающий писатель обращается к существующим немногочисленным образцам, и находит в них отдохновение.

Итак, ИМХО, авторский сиквел для маститого писателя — способ не только зашибить деньгу, но и главное — не расстаться с любимым романтическим героем. Для писателя начинающего сиквел — способ освоить творческий метод романтизма.

А теперь перейдем ко второй части вопроса: «мирообразованию».