Сознание этого чуть не убило меня, но я выстоял. Смог освободиться из плена её сладких речей, и отдать её свою отцу, и больше никогда к ней не прикасаться. Я даже полюбил всем сердцем ребёнка, которого она родила, так и не зная, кто он мне — брат или сын.

В тот момент, когда я ей прямо сказал, что больше к ней не прикоснусь, она увидела во мне угрозу, и моя жизнь в родительском доме стала невозможной. Она поставила себе цель уничтожить меня, за то, что я отказался от неё. И она добилась своего. Через полгода отец выгнал меня из дома, на улицу без гроша в кармане, лишив всего.

Я скитался долгих четыре года, пытаясь обрести душевное равновесие. И у меня это получилось, но получилось страшной ценой — мне пришлось убить своё сердце. Чтобы выгнать оттуда Армину и всю ту боль от её предательства, я убедил себя, что любви не существует.

А потом, однажды ночью, я встретил одну женщину. Она то и сделала меня вампиром. Моя жизнь кардинально изменилась. После предательства Армины и долгих скитаний я стал жестоким, и теперь сам использовал других, чтобы не использовали меня, а став вампиром окончательно потерял способность что-то чувствовать. В моём сердце поселилась жестокость и холодный расчёт.

Через двадцать восемь лет я вернулся в свой дом. Вернулся, чтобы отомстить за растоптанное сердце и поруганную любовь. Мой отец уже умер, и Армина стала полноправной и спесивой аристократкой.

Я появился в её спальне — молодой, сильный, и она меня узнала, и поняла, что пощады она от меня не дождётся. Но она просчиталась, думая, что я пришёл за ней, чтобы убить. Я же придумал для неё более страшные муки. Я забрал Ветара, её сына, и может быть и моего, и сделал из него вампира.

Мне хотелось, что она хоть на секунду почувствовала хоть каплю той боли, которую чувствовал я. Что с ней было дальше, я выяснять не стал.

Правда, и Ветара я потерял. По-глупому, и остро переживал его потерю, но смирился с ней. В тот момент моё сердце окончательно закрылось. Больше никого не осталось в целом свете, кто мог бы меня хоть как-то тронуть за душу.

Пока не появилась Таша. Моя Таша…. От одного её имени сердце начинало выскакивать из груди, а душа тихо и мучительно умирала без неё. Мне казалось, что меня режут изнутри тупыми ножами, прямо по сердцу, чтобы усилить мучения.

Когда я понял, что люблю её, сначала испугался. Но не любви, а того, что она узнает всю правду. Я готов был отдать всё, что у меня есть, чтобы не потерять её, чтобы она верила мне и позволили быть рядом с собой. Страх и любовь — гремучая смесь, которая не даёт возможности расслабиться.

Я давно уже принял решение не выдвигать Негине никаких требований. Но и понимал, что она будет искать способы рассказать всю правду Таше, поэтому не один раз порывался рассказать ей всю правду, но каждый раз сердце замирало, когда я пытался это сделать. Таша смотрела на меня своими зелёными глазами, и я боялся, что после того, как я всё расскажу, из её глаз исчезнет любовь, и я навсегда её потеряю. И я, каждый раз переносил этот разговор. Мне как воздух была нужна её чистая, искренняя любовь.

Я опустился даже до того, что хотел сделать с ней самое мерзкое из того, что существует в мире вампиров. Чтобы её не потерять, я хотел привязать её к себе. Но это было невозможно пока она не даст своё согласие стать вампиром. Я готов был даже пойти на это, но не успел.

Но самым страшным во всей этой ситуации было то, как Таша узнала, почему я заинтересовался ею, и не узнала, что я изменил своё отношение к ней.

Когда она сбежала, я ничего не понял и мог только метаться, как раненый зверь, по дому. Организованная погоня не дала своего результата, и всё, что мы смогли, это найти того мальчишку, который помог ей сбежать. Несмотря на ярость и злость, бушующую во мне и боль потери самого дорого, я не убил его, потому что понял, что только себя могу винить в том, что потерял Ташу.

Только на утро, после изматывающе бессонной ночи без своей малышки, и попыток понять, почему она сбежала, всё понял. Нет! Я, конечно, сразу всё понял, но не знал, как она всё узнала. Кружа как ворон по комнате, и пытаясь хоть как-то унять боль, я открыл шкатулку с её драгоценностями, чтобы прикоснуться к тому, к чему она когда-то касалась, и увидел там записку. Всего два предложения, но они заставили меня упасть на колени и выть. Так не воют даже смертельно раненые звери, как я выл в тот момент. И в тот момент я понял, что всё, отчего я так старательно отгораживался, все столетия, накрыло меня сразу. Это было похоже на прорыв плотины, и меня просто затопило одним махом.

А потом я медленно убивал Раду, по частям за то, что она сотворила такое со мной и с Ташей. Это могла сделать только она. Я лично в руки отдал ей диск и приказал его уничтожить, потому что знал, что он мне больше не понадобиться. А эта тварь, как она потом призналась, умирая, положила его специально в мой стол, надеясь, что Таша его найдёт. Вот только она просчиталась в одном, что не сможет найти записки, в которой Таша напишет, что видела этот диск.

Пока я организовывал погоню, Рада забрала диск и обыскала спальню и кабинет, и не найдя записки, успокоилась, думая, что ей это сойдёт с рук. Но не сошло. Пока она умирала на солнце и билась в агонии, я наблюдал за ней и понимал, что её крики и её боль не дадут мне успокоения. Раз за разом я давал ей обгореть на солнце, а затем давал опять восстановиться и опять выбрасывал на свет божий, но легче мне не становилось. В конце концов я дал ей умереть, и даже уже отчасти завидовал ей, потому что сейчас она уже ничего не чувствовала, в отличие от меня.

"Таша… Таша" — сердце каждый раз болезненно сжималось даже от упоминания её имени. Но я постоянно его повторял, чтобы мне было больно, потому что знал, что это только малая часть той боли, которую пережила моя милая, нежная, любящая девочка в тот момент, когда смотрела тот диск.

Я много раз пытался представить, что она чувствовала в тот момент, но не мог. Вернее боялся. Мне так хотелось верить, что есть ещё надежда на то, что она поговорит со мной и даст мне шанс объяснить всё.

Застонав, я сжал голову руками, пытаясь найти в себе силы, чтобы дождаться и дожить до этого момента. Но с каждым днём сил становилось всё меньше и меньше.

"Хоть бы ещё раз услышать её голос! Хотя бы голос! Рядом со мной, а не на видеозаписи". У меня осталось так мало от неё, от самого дорого человечка в моей жизни — вещи, которые до сих пор хранили её запах, видео со свадьбы и наши фотографии, которые я теперь готов был рассматривать до боли в глазах и каждый раз находил что-то новое в них. То, что не видел и не ценил тогда — её милую улыбку, которая давала мне силу. Её щемящий душу нежный взгляд, который я не замечал в тот момент. Но самое главное, что у меня осталось от неё, это кольцо. Нет, не обручальное кольцо, или те побрякушки, что я ей дарил, а то кольцо, которым она расплатилась за свой побег.

Я знал, что она им дорожила, потому что это был подарок её родителей. И понимал, насколько тяжело ей было с ним расставаться. Ведь она могла спокойно взять, что-то из моих подарков, но она всё оставила, и отдала самое ценное, что у неё было, чтобы избавиться от меня. Тот парень всё рассказал, а потом отдал это кольцо и теперь я боялся до дрожи в коленях расстаться с ним. Я носил его на цепочке, возле сердца и мне хотелось верить, что если я смог вернуть его, то смогу вернуть и Ташу.

Прошло восемнадцать самых страшных дней в моей жизни, и неизвестно, сколько ещё впереди. Всё потеряло смысл без неё, и я перестал заниматься делами клана, потому что каждую секунду думал о ней: "Что она сейчас делает? Как себя чувствует? О чём сейчас думает?".

Я даже перестал выезжать на охоту и теперь еду привозили мне в дом, несмотря на то, что когда-то я сам установил жёсткое правило, что на территории резиденции питаться запрещено. Хотя это трудно было назвать питанием. Я до сих пор помнил вкус крови Таши — вкус любви, которая плескалась в её крови. А сейчас я питался жидким, безвкусным пойлом.