То, что она приняла за подмигивание, было на самом деле нервным тиком. Мы неспешно брели по медленно просыпающемуся городу, она сыпала горохом мало вразумительных слов, я же банально не знал куда бежать и что делать. Видите ли, мне еще не доводилось похищать принцесс, хотя если вдуматься, то кто кого еще похитил...

   От досады, злости и просто от избытка переполняющих чувств, я сплюнул, точно угодив между чугунной решеткой в дренаж дождевой воды черным провалом уходящий куда-то в темноту подземелья.

  Голод, злость и мощные когтистые лапы несли зверя по подземным катакомбам старинного города. Мутная зелень взгляда бессмысленно блуждала, вычленяя в кромешной тьме любые зачатки живых, а так же заставляя зверя останавливаться у световых окон выхода наверх, где он по долгу замирал, втягивая носом ароматы верхней жизни, всю палитру человеческих страстей бьющих ключом наверху при свете дня.

  Зверь искал, зверь бежал, не теряя в груди какого-то странного чувства ожидания помноженного на тоску и надежду. Что-то вновь и вновь заставляло его просыпаться в новом логове рыская днями и ночами в подземных тоннелях выискивая запах жизни того единственного кто бы мог остановить его словом и жестом, дав наконец, так нужный ему покой в кипящей страстями душе.

  День сменялся ночью, а ночь в свою очередь днем. Иногда, когда зверю не хватало пищи в своем логове, он выходил на охоту с заходом солнца. С удовольствием, вырывая мягкие и сладкие внутренности двуногих жертв, но ни на миг, не прекращая своего поиска, вновь и вновь припадая носом к запахам живых, в надежде уловить аромат того, кто ей был так нужен.

  Ей?

  Да, в короткие минуты покоя в новом логове, ее часто посещали сны картинки былого, когда она могла ходить и улыбаться как остальные живущие, когда не было еще голода и жажды затмевающей разум, все пожирающей жажды убивать всех и вся вокруг.

  Из-за этих снов она и бежала сегодня всю ночь тесными сырыми и темными коридорами каменных тоннелей, вспоминая свои чувства и улыбку того, кто должен быть рядом с ней. Должен...любить ее, быть всегда рядом, не отходя ни на шаг, касаясь ее трепещущего тела своими руками. О как же ее мучила эта разлука! Непередаваемая тоска из боли горькой разлуки, рвало ее естество на части, придавая в какой-то момент даже сил в этой бесконечной гонке за неведомым. За чем-то, что было живо пока лишь только в ее снах.

  Усталость накапливалась свинцом в мышцах. Зверь слабел, а на спине даже треснула кожа, оголив мышечную массу, но это все было пустым. Вернувшись в логово к сладким снам, она все вылечит, лишь бы очередной забег по городским канализациям дал бы хоть намек на счастье, вновь оказаться рядом с тем, кто ей так дорог.

  Внутренние часы подсказали зверю, что еще одна ночь прошла в пустую. От злости и тоски хотелось выть и рвать зубами глупые камни, и зверь возможно так бы и сделал, если бы уже на обратном пути к сну и покою, он внезапно не замер у одного из люков выходящих на улицу, сквозь решетки которого в тоннель пробивались пока еще слабые утренние лучики солнца.

  Да!

  Все тело монстра пронзила крупная не то судорога, не то дрожь, от осознания того, что оттуда сверху, ее сон, ее мечта шлет ей весточку, что он не забыл ее, он помнит и ждет лишь ее одну, дабы навеки утонуть в ее любви и нежности! Нет, это не она его нашла, это он ей оставил метку узнавания! Он помнит ее и так же ищет и ждет!

  Зверь судорожно заметался по сторонам, снедаемый сиюминутным желанием выбраться наверх и внутренним предупреждением, что пора назад в логово, иначе он умрет. Это был тяжелый выбор, но, в конечном счете, разум преобладал над чувствами гоня зверя прочь и назад во тьму. Впрочем, это ничего, теперь все будет гораздо легче, теперь она взяла след, теперь все обрело реальность, а не лишь туманные образы снов. Там на верху ее ждет ее счастье, ее любовь, тот кого она никому не отдаст, даже если ей для этого придется убивать чужих, либо же самой погибнуть, отдав всю себя без остатка ради него.

  - Нюхай давай! - Сухой заскорузлый палец одной из сестричек Хенгельман больно ткнулся в бок графа, от чего он слегка поморщился.

  - Нет ну это прямо проклятие какое-то! - Граф Десмос склонился к сырой земле, по середине тоннеля контрабандистов, куда его привели старушки по настоятельной просьбе оказать им незамедлительную помощь. - Почему все вокруг меня за собаку воспринимают? Что это за издевательство над вампирами среди бела дня?

  - Что ты там бурчишь? - Милана Хенгельман повыше подняла светильник, что бы рассмотреть вампира. - Уловил запах или что?

  - Не дави на него. - Вступилась Априя Хенгельман за графа. - Он ведь уже старенький, пусть поползает немножко свыкнется, а там глядишь мож и возьмет след.

  - Нет, ну это уже форменное издевательство. - Сокрушенно вздохнул "старенький" вампир меж тем, не осмеливаясь ничего высказать двум выжившим из ума некроманткам. - Надо было дать себя убить, по крайней мере не пережил бы повторно подобного позора.

  - Опять бухтит слышишь? - Милана повернулась к сестре.

  - Старикам свойственно бухтеть. - Пожала плечами ее сестра. - Вот доживем до его лет, неизвестно еще что с нами будет.

  - Ну, нам то до него еще далеко. - Развеселилась Милана.

  - Эт да. - Хмыкнула сестричка. - Мы еще с тобой можно сказать, только жизнь начинаем.

  Две молодки несказанно нервировали графа своими репликами, но долг есть долг, приходилось на карачках ползти по тоннелю выхватывая еле уловимые запахи тех кто здесь когда-то был. Что бы обострить рецепторы восприятия он частично трансформировал тело, от чего его когти на руках глубоко входили в сырую землю, оставляя глубокие борозды за собой.

  - Слушай Мила. - Шмыгнув носом, вдруг оживилась сестрица Априя. - Глянь, как у нашего нюхача во тьме глазки красным сверкают.

  - Да красивенько. - Покивала головой Милана. - Мне еще мантикоры нравятся, у них знаешь ли радужка еще желтизны немного добавляет.

  - И задница у него похоже, упругая. - Хихикнула Априя Хенгельман, разглядывая коленопреклоненного вампира сзади, от чего у того меж лопаток к тому самому объекту, удостоившемуся столь пристального внимания, побежали мурашки. - Так и хочется со звоном ладошкой залепить.

  Борозды оставляемые когтями вампира в земле явно стали глубже, к тому же добавился легкий зубовный скрежет со стороны обсуждаемого.

  - Я вот вдруг задумалась... - Слегка кашлянув, произнесла Милана. - А у вампиров пинус рабочий или как?

  - Хм-м-м. - Протянула Априя. - Даже не знаю, в бестиариях говорят о силе, выносливости, об их зрении, вот еще о нюхе, но что-то ни разу не припомню, что бы речь шла о пинусах вампиров.

  - Помнишь бесовку Кругерман? - Вдарилась в воспоминания Милана. - Она же вампиршей была, так вот говорила, что в свое время была любительницей перед пиршеством позабавиться с едой.

  - Ну, ты не сравнивай. - Махнула рукой на сестру Априя. - Нас то природа тьфу-тьфу-тьфу, безотказным органом наделила, это "етих" хвостики постоянно подводят. Даже не скажу, как оно там что у вампириков, с какой стороны болтается.

  - Послушайте любезный. - Переключилась Мила с сестры на графа. - Скажите на милость, сугубо в научно познавательных целях, что у вас с пинусом дорогой наш граф?

  - Гыр-гыр-гыр-кхарг гыр! - Разогнувшись граф защелкал на бабулек клыкастой пастью.

  - Чо-о? - Недоуменно уставились на него старушки.

  - Говорю, прекратили обе! - Граф снял трансформацию, возвращая себе мускульную и челюстную структуру человека, так как по запарке нарычал на них, ну и пощелкал клыками. - Совершенно невозможно работать!

  Изобразив спиной гнев, граф демонстративно ушел вперед, оставив их позади, что впрочем, не избавило его от возможности четким слухом уловить их шепотки.