«Есть еще одна слабая надежда остановить его, — подсказывал внутренний голос. — Скажи ему настоящий пол ребенка».

Слабо надеясь и чувствуя отчаяние, Мэгги заговорила в спину мужчине, который продолжал ее игнорировать.

— А что, если бы я сказала тебе, что Джонти — девочка? Что мать назвала ее Джоан?

Она получила в ответ улыбку:

— Я бы сказал, что вы снова лжете, миссис Рэнд, — он погладил руки Джонти. — Почему же тогда она одета как мальчик, а не как девочка?

— Тебе нетрудно было бы догадаться. Я работаю в публичном доме, если ты этого не заметил.

— О, я все заметил, и слегка удивлен, я не могу поверить, что приличная миссис Рэнд так низко пала.

Мэгги постаралась не обратить внимания на презрительную усмешку, прикусив нижнюю губу и глядя на часы. Было еще рановато купать Джонти, но этот человек должен убедиться в том, что ребенок девочка.

И, слава Богу, у него хватит порядочности не увозить маленькую девочку в лагерь преступников.

— Ты говоришь убедительно, Ла Тор, — резко сказала Мэгги, переведя свой взгляд на Джонти, которая теперь играла с ярким платком, повязанным на шее ее отца. Мэгги поднялась и сказала:

— Пора купаться, Джонти.

Ла Тор снова сел, спокойно наблюдая, как женщина поставила таз с водой на стол и бросила туда мочалку и кусок мыла.

Он внимательно смотрел, как Джонти стала на стул, и бабушка начала ее раздевать. Она сняла маленькую рубашку, потом крохотные брюки, а затем и белоснежные трусики с худеньких ровных бедер.

Как только Джонти выбралась из одежды, Мэгги торжествующе посмотрела на Джима Ла Тора. Но она не увидела ожидаемого разочарования. Грубые черты смягчились, и в голубых глазах засветилась большая нежность и гордость.

Страх охватил Мэгги, что он в любом случае увезет девочку, а в это время Ла Тор поднялся и подошел к столу. Он вынул из таза мочалку, отжал ее и сильно намылил.

Ла Тор улыбнулся и начал купать малышку.

— У меня есть маленькая дочурка. Мне это почему-то даже больше нравится.

Мэгги метнула взгляд на ружье. Она убьет дьявола, прежде чем позволит ему увезти малышку.

Ла Тор проследил за взглядом и угадал намерения Мэгги.

— Успокойтесь, миссис Рэнд, — сказал он, — я знаю, что в моем лагере не место маленькой девочке.

Но не успела Мэгги вздохнуть с облегчением, как он продолжил:

— Мои планы должны немного поменяться на некоторое время. Пока она…— Ла Тор не закончил мысль, но Мэгги уже знала, о чем он думал.

Когда Джонти подрастет, он заберет ее.

— А пока, — продолжал Ла Тор, — я собираюсь помогать ей материально.

— Мы не нуждаемся в твоих деньгах и не желаем брать их, — твердо заявила Мэгги. — Особенно деньги, полученные нечестным путем.

Он не отреагировал на насмешку, но после того, как Ла Тор, немного поиграв с Джонти, поцеловал ее и ушел, Мэгги нашла несколько банкнот, подсунутых под лампу. Ее первым желанием было выбросить деньги в огонь, но жизнь, научившая бережливости, не позволила ей этого сделать.

Она подошла к старому сундуку, стоящему под окном, и, открыв его, положила пачку денег в небольшой ящик.

Ла Тор остался в городе на неделю. Он навещал свою дочь каждый день и приносил ей сладости, а один раз принес ей игрушечное деревянное ружье.

— Шутки ради, — сказал он с кривой усмешкой, — я никак не мог принести ей куклу.

Теплые и нежные узы связывали Ла Тора и его ребенка с тех пор, как он остался в Эбилене.

И Мэгги, наблюдавшая за ними, вынуждена была, к своему неудовольствию, отметить, что преступник по-настоящему полюбил свою дочь, и что Джонти в такой же мере любит своего «дядю» Джима.

В течение следующих тринадцати лет взаимная неприязнь, правда, существовала между отцом и бабушкой, когда Ла Тор периодически приезжал на время к Джонти. Особенно в последние пять лет, когда он подстегивал Мэгги увезти Джонти из публичного дома.

— Я уеду, как только скоплю достаточную сумму, — бывало говорила Мэгги, чтобы только отделаться от него.

Но Ла Тор не успокаивался:

— У вас, должно быть, их достаточно. За эти годы я дал вам приличные деньги. Их должно хватить, чтобы купить небольшое местечко, где Джонти сможет вести себя как девочка. Вы выполнили свой долг по отношению к ней, миссис Рэнд. Позвольте мне теперь поддерживать вас обеих материально.

Ответ Мэгги всегда был одинаков:

— Я не истрачу ни цента из твоих денег и не съем ни крохи из еды, купленной на твои деньги.

В очередной раз они закончили свою словесную битву, все было повторяющимся: те же вопросы Ла Тора, те же ответы Мэгги. Но на этот раз появилось что-то новенькое.

После своего обычного отказа принимать средства от Ла Тора Мэгги добавила:

— У меня есть свои планы. Здесь нас больше не будет.

— Да, лучше здесь не находиться, — недоуменно сказал Ла Тор, — иначе я возьму дело в свои руки. Джонти не может больше скрывать свой пол, и я не собираюсь дожидаться, пока кто-нибудь из клиентов Нелли обнаружит ее.

— Этого не случится, — огрызнулась Мэгги. — Джонти никогда и ногой не ступает в ту часть дома. Девушки Нелли глаз с нее не сводят, чтобы она не зашла к ним.

— Ба! — фыркнул Ла Тор. — А как же, если девушки спят?

— Я всегда здесь. Никто не осмелится к ней прикоснуться.

Ла Тор посмотрел на Мэгги, потом приблизился и заглянул ей в лицо.

Огонь, обычно горящий в ее глазах, исчез. И лицо стало тоньше, почти сморщилось. Мэгги Рэнд выглядела неважно.

— Послушай, Мэгги, — мягко сказал Ла Тор, впервые назвав ее по имени. — Я не хочу с тобой спорить, но даю тебе две недели на то, чтобы забрать Джонти и уйти отсюда, иначе я у тебя ее заберу.

Он вышел, чтобы найти Джонти и попрощаться с ней.

Ослабевшая, дрожа от ужасного предупреждения, Мэгги опустилась на стул и прерывисто задышала. Она слишком долго ждала, чтобы увезти Джонти.

Три года назад у Мэгги была затяжная чахотка, которая подорвала ее здоровье, истощила силы, и ей с большим трудом удавалось сдерживать кашель в присутствии Ла Тора.

Легкий шум вернул Мэгги в настоящее. Она поискала глазами Джонти. Девушка ходила по комнате, неохотно смахивая тряпкой пыль с мебели.

Взгляд Мэгги задержался на тонких чертах, затем упал на плоскую грудь, которая, она знала, была туго стянута. К счастью, Джонти поздно созрела, и лишь недавно стало необходимым стягивать грудь, чтобы ее не было видно из-под свободных рубашек, которые она носила.

Но сколько же еще могли мешковатые брюки, подтянутые на узкой талии кожаным поясом, скрывать плавные линии бедер, длинные стройные ноги?

Исхудавшее лицо Мэгги передернулось. Не оказала ли она медвежью услугу своей внучке, выдавая ее все эти годы за мальчика? Тогда это было единственным выходом. А она думала, что будет жить долго и увидит, как девушка займет достойное место в жизни, полюбит и выйдет замуж.

Истощенная грудь поднялась от длинного сожалеющего вздоха. Мэгги продолжала наблюдать за движущейся стройной фигурой. Бедняжка, она была между двух миров и училась существовать в обоих с семи лет. Под руководством Мэгги Джонти превратилась в прекрасного повара, научилась прокладывать ровные стежки, могла читать, писать, решать примеры. Благодаря своему отцу Джонти знала, как нужно обращаться с ружьем и превосходно ездила на лошади.

При воспоминании о Ла Торе в усталых глазах Мэгги промелькнуло негодование. Джонти была сведуща в игре в покер, опять же благодаря своему отцу. Его восхищало ее умение опустошать его карманы, выигрывая в карты.

Но Джонти ненавидела притворяться мальчиком, и Мэгги знала это. Девочка хотела быть сама собой. Она стремилась сбросить мужскую одежду и страстно желала носить красивые платья и тонкое нижнее белье. Но странно, казалось, что у нее не было желания привлекать мужчин. По крайней мере, те иронические замечания, которые она о них делала, давали основания так думать.

«А почему у ребенка не должны вызывать отвращение эти мужские особи?» — спрашивала себя Мэгги. В основном Джонти видела лишь тех мужчин, которые приходили в публичный дом с похотливыми желаниями.