Джонти прослезилась, когда сняла с Немии замшевую рубашку. Немия была настолько худой, что можно было легко пересчитать все ребра, и на ее изможденном теле почти не было живого места: все оно было в синяках и кровоподтеках. То, что женщина еще жива, казалось Джонти просто чудом.

Джонти обнаружила, что причиной крика Немии от боли была переломанная ключица. Но с этим можно было подождать. Если женщина ходила, опустив руку вниз, то боль не чувствовалась. Сначала Немию нужно было покормить.

Джонти сказала об этом Тилли, затем, обрушивая на голову Понча проклятия, какие только могла придумать, пошла в свою комнату за одеялом для Немии. Обернув одеяло вокруг хрупкого тела, Тилли поставила перед женщиной чашку с супом и дала полбуханки хлеба.

После двух дополнительных порций супа, Тилли вымыла Немию губкой в ванной и надела на нее одну из ночных рубашек Джонти. Джонти сделала перевязь, поддерживавшую руку Немии, чтобы уменьшить давление на сломанную кость. В большой комнате поставили раскладушку, и женщина легла спать.

— Этот Понч! — разразилась гневом Тилли. — Я бы хотела, чтобы Джим убил этого негодяя. Понч очень мстительный. Одна женщина в этом городе отказалась впустить его в дом, когда он слишком грубо обращался с ее девочками, а неделю спустя ее нашли на улице с перерезанным горлом. Все подозревают, что он это сделал, но доказательств нет. Понч на несколько недель уехал из города, а потом вернулся с Немией.

— Как ты думаешь, сколько ей лет? — прошептала Джонти.

— Возможно, она моложе, чем кажется нам, — ответила Тилли таким же тихим голосом. — Даже неделя, проведенная с таким мужиком, состарит любую женщину.

Воспоминания Джонти были прерваны, когда через черный ход на кухню вошла Тилли, и из пивной заглянул Ла Тор.

— Эта компания начинает реветь и требовать пожрать, — сказал Джим. — Как, ростбиф готов, Джонти?

— Дай мне еще пятнадцать минут, мне нужно потолочь картошку и сделать соус.

Обе женщины суетились на кухне. Так будет продолжаться еще пару часов.

— Вот так, так! У меня уже ноги гудят, — простонала Тилли, запирая дверь на кухне. — Я уже стала думать, что эта компания наверху никогда не начинит свои желудки, — она плюхнулась на стул.

— Тоже самое в баре. Я, должно быть, приготовила пятьдесят порций. Сейчас приму ванну и сразу же лягу спать.

— Эй, дай-ка, я помогу тебе нести это, — Тилли вскочила и с другой стороны взяла огромную кастрюлю с водой, подогревавшейся на плите.

Когда они пронесли ее в комнату Джонти и вылили в маленькую ванну, Джонти, сбрасывая одежду, сказала:

— Я думаю, что подносы наверх должен носить мужчина. Они слишком тяжелые, и тебе приходится подниматься туда много раз.

— Не беспокойся обо мне, милая, — сказала Тилли, когда Джонти шагнула в ванну. — Если станет слишком тяжело, я поставлю Джима в известность.

Джонти немного постояла, потирая грудь, прежде чем сесть в воду. Она с отвращением посмотрела на повязку, валявшуюся на полу.

— У меня настолько болит грудь, что я едва выдерживаю, когда к ней прикасаюсь. Мне даже кажется, что она распухла.

Тилли, прищурившись, посмотрела на юное тело, скрывавшееся под водой.

— Кажется, ты набираешь вес, — в раздумье сказала она.

Джонти кисло улыбнулась.

— Да, действительно. Я должна была похудеть, как я здесь суечусь.

Джонти вымыла и ополоснула волосы, и Тилли снова заговорила:

— А ты чувствуешь себя в последнее время нормально, Джонти? Может быть, ешь без аппетита по утрам?

Джонти весело хихикнула, намыливая плечи и грудь.

— Как можно здесь есть без аппетита? Но несколько раз я чувствовала тошноту. Возможно, от того, что целыми днями ношусь на ногах.

Взгляд Тилли помрачнел. Когда Джонти встала и потянулась за полотенцем, женщина мягко спросила:

— Ты когда-нибудь была с мужчиной, Джонти?

— Тилли! — упреком воскликнула Джонти. — Что за вопросы ты задаешь?

Тили кивнула.

— Да, я согласна, что задала очень личный вопрос. Тогда спрошу по-другому. У тебя были месячные?

Джонти помрачнела, заканчивая вытираться полотенцем и надевая ночную рубашку. Ее начинало возмущать любопытство Тилли. Но что-то подсказало ей подсчитать. Когда она поняла, что у нее уже давно не было месячных, она вся побледнела. Глазами, полными слез, дрожащих на ресницах, она посмотрела на Тилли, молча умоляя ее сказать, что это не так.

Но Джонти не услышала этих слов, когда подруга обняла ее дрожащее тело. И пока она плакала, уткнувшись в костлявое плечо, Тилли осторожно сказала:

— Я знаю, что здесь с тобой ничего не случилось. Кто-нибудь изнасиловал тебя на ранчо?

Джонти захотелось закричать: «Не изнасиловал в прямом смысле этого слова, Тилли. Он изнасиловал мой мозг сладкими словами, искусно ласкал мое тело руками и губами. Это было насилие над чувствами».

Не успела Джонти начать рассказывать Тилли, что это было не насилие, и что она была желанным партнером, как в дверь, соединяющую кухню и пивную, постучали, и Ла Тор позвал:

— Это я, Джонти. Открой дверь.

— Тилли, не открывай дверь! — Джонти вцепилась в тощую руку.

— Мне придется, девочка моя. Он знает, что мы не спим.

Стук повторился, только зазвучал громче, и Тилли заспешила на кухню.

Джонти пыталась успокоиться, перестать дрожать, но она обезумела от открытия, которое только что сделала. У нее под сердцем билась новая жизнь, жизнь, зародившаяся от беспечного человека. И таким же сильным был страх перед тем, что подумает о ней дядя Джим.

Будет ли он с презрением смотреть на нее, узнав, что она потеряла невинность?

Когда Ла Тор вышел в комнату, она вытирала мокрые от слез глаза. Тилли закрыла за ним дверь. Он тут же заметил красные глаза и распухшие губы.

— Джонти, — Ла Тор нахмурился и поспешно подошел к ней. — Что случилось? Почему ты плачешь?

— Пустяки, дядя Джим, — Джонти попыталась улыбнуться. — Я просто устала. Сегодня мне пришлось обслужить слишком много посетителей.

— Извини, милая, — в голосе Ла Тора послышалось раскаяние. — Я не подумал о том, что у тебя слишком трудная работа. Я пришлю кого-нибудь на помощь тебе и Тилли.

Беспокойство омрачило лицо Тилли. «Что случилось с глупой девчонкой? Неужели она не понимает, что не сможет долго скрывать большой живот? Неизбежного не избежать». Тилли глубоко вздохнула.

— У Джонти будет ребенок, Джим.

Лицо Ла Тора побледнело, как будто его ударили в живот. Втянув воздух, пошатываясь, он тяжело опустился на край кровати.

— Да уж, этой проститутке не понадобилось много времени, чтобы понять, что ты — женщина, да? — он говорил, как бы раздумывая, вслух.

Пока Джонти едва сдерживала слезы, вновь навернувшиеся на глаза, а Тилли пыталась узнать, кто этот развратник, Джим снова вскочил на ноги.

— Я убью этого ублюдка, — взревел он, нервно шагая по комнате. — Я поскачу на ранчо и воткну ему нож в сердце.

С протестующим возгласом Джонти подскочила к нему и ухватилась за руку.

— Нет, дядя Джим, пожалуйста! Ты не должен убивать его! В конце концов, он — отец этого ребенка, которого я ношу в себе.

Она не посмела добавить, что, несмотря ни на что, она по-прежнему любит отца ребенка.

Ла Тор пристально смотрел на нежное лицо, так похожее на лицо ее матери, и ему самому захотелось зарыдать. Он сцепил руки и поклялся самому себе, что в отличии от женщины, родившей ему дочь, Джонти будет при нем, и он поможет ей все это преодолеть. Он привлек к себе Джонти и обнял ее.

— Я не стану убивать его, — Ла Тор прижался подбородком к ее голове. — Но если он придет сюда, разыскивая тебя, я отделаю его так, что он сам захочет умереть.

Джонти слабо усмехнулась.

— Я не против. Я бы сама это сделала, если бы у меня хватило сил.

Ла Тор и Тилли улыбнулись друг другу. Взгляд Тилли говорил: «Яблоко от яблони недалеко падает».

Джим взял с кровати старое фланелевое платье и протянул Джонти.

— Надень его, дорогая, и пойдем на кухню. Нам надо кое-что обсудить.