Только выйдя на поляну перед деревней, Ондизаг понял, насколько он устал. У него едва хватило сил дотащиться до своей жилой ячейки - но даже крайняя усталость не помешала ему приветливой улыбкой отвечать на улыбки встречных аборигенов. Раса Ондизага никогда не пренебрегала внешними выражениями дружелюбия, справедливо считая, что это всегда окупается. Впрочем, они даже и не задумывались никогда над такими вещами - просто дружелюбное поведение было у них в крови, просто они не могли и не умели вести себя иначе. Как рассказал по пути Киунга, в деревне совсем недавно узнали, что он пропал в лесу, и тут же десятки аборигенов отправились на поиски. Ведь его здесь любили. И неудивительно - раса Ондизага умела внушать к себе любовь. Все его соплеменники воспринимали эту любовь как нечто вполне естественное. И так же естественны были для них ответные чувства к представителям других рас - сродни тем, что испытывают к домашним животным или же к привычным, удобным вещам. Любовь не входила в систему понятий, которыми описывался мир на языке расы Ондизага. Он способен был пользоваться любовью, он способен был изображать любовь, он даже способен был, отвлекаясь от своей высшей сущности и снисходя к мышлению на языке какого-нибудь из низших народов, отчасти понять, что это такое. Но все же любовь как таковая всегда оставалась для него чем-то чуждым и внешним. Не любовь объединяла людей расы Ондизага, не она двигала ими в покорении Вселенной. А что? Он над этим не задумывался. Думать над такими вещами - удел Енгари Кообе. Если Ондизагу повезет, если он когда-либо достигнет этого высшего статуса - тогда придет его черед думать о вещах, которые движут всем сущим. Но право думать об этом еще предстояло заработать, и Алькама могла послужить хорошей ступенью в восхождении к высшему статусу человека расы Ондизага.
Хромая - колено совсем разболелось - он вошел в свое жилище, одну из многочисленных ячеек, образованных выростами на корнях каких-то местных деревьев, и рухнул на мягкое ложе. Дома, наконец-то дома, подумал он, и с удивлением осознал, что мысль эту сформулировал на языке аборигенов. Такого с ним раньше никогда не было, и Ондизаг ощутил что-то вроде легкой тревоги. Но усталость оказалась сильнее, и уже через минуту он забылся в легкой полудреме.
Долго дремать ему не дали. Вскоре в жилище вошел лекарь и, что-то неразборчиво бормоча себе под нос, смазал Ондизагу колено какой-то ароматной мазью и туго забинтовал его листом айяга. Боль быстро утихла впрочем, в этом не было ничего удивительного. Любой квалифицированный лекарь в любом из человеческих миров мог бы справиться с этим не хуже.
Соседки принесли пищу - только что выращенные плоды дладде и горячую кашу из сонто - его любимую еду. А после ужина поодиночке и группами стали заходить жители деревни, и для каждого из них у Ондизага находились свои слова, с каждым было о чем поговорить и что вспомнить. Вскоре даже память о тяжелом, полном опасностей дне не омрачала его настроения. Он заблудился и чуть не погиб в лесу - ведь все это было уже в прошлом. А сейчас можно было весело посмеяться вместе с аборигенами над своими приключениями, и не думать о том, чем они ему грозили.
Только одно не давало Ондизагу покоя. "Кейенко". Слово, оброненное Киунгой, постоянно тревожило, и Ондизаг с трудом отгонял от себя мысль прямо спросить кого-нибудь о его значении.
Наконец наступила ночь - время отдыха. Стены перестали светиться, вход постепенно затянулся густой сетью не то корешков, не то побегов, а ложе приобрело особую, свойственную только ночному времени мягкость. Ондизаг и сам не заметил, как заснул. Нигде прежде, до прибытия на Алькаму, не приходилось ему спать так сладко, как в последние месяцы, и вставать по утрам столь бодрым и полным сил для новых дел. Ондизага всегда радовало, что в самом недалеком будущем его великая раса получит в свое полное владение прекрасный новый мир вместе с создавшими его аборигенами.
Утро начиналось с уроков. Ондизаг и учил, и учился сам. Это было довольно обычным занятием во всех человеческих мирах для людей, пришедших из неведомых далей. В глубокой древности люди постигли, что такой способ общения незнакомых друг с другом цивилизаций приносит пользу всем, и эта традиция - традиция рассылать по Вселенной странствующих учителей - была, пожалуй, одной из немногих общих для всех почти что человеческих цивилизаций традиций. Люди, населявшие бесчисленное множество самых разнообразных миров, с течением времени все сильнее отличались друг от друга. Дивергентное развитие было естественным следствием жизни в самых разнообразных условиях. Но с древнейших времен человечество инстинктивно стремилось к узнаванию и сближению совершенно непохожих рас. Разные по своей сущности, цивилизации стремились найти точки соприкосновения - даже тогда, когда не было для этого иных стимулов, кроме стремления просто познавать нечто новое. Эта тенденция существовала еще в те далекие времена, когда некоторые цивилизации пытались делать ставку на силу и подавление всех непокорных. Когда же завоеватели ушли с исторической арены, тенденция эта усилилась, и жизнь в далеких и странных мирах, долгие скитания из мира в мир носителей незнакомых культур ни у кого не вызывали ни удивления, ни протеста. Все миры были открыты для любого человека, и никто не опасался за целостность своей культуры перед нашествием чужеземцев, ибо история доказала: культура эта в значительной, если не решающей степени зависит от условий, окружающих ту или иную человеческую расу, и пришельцы, задумавшие поселиться в каком-то мире, очень скоро, всего через несколько поколений становятся неотличимы от аборигенов - или уходят.
Все пришельцы, кроме расы Ондизага.
Это была единственная, наверное, раса, которая умудрялась везде сохранять свою сущность - и становилась Благодаря этому все большее могущественной. Ни один завоеватель даже ценою титанических усилий не смог бы получить на той же Алькаме и ничтожной доли того, что с полным основанием рассчитывал принести своей расе Ондизаг. Потому что человечество давным-давно, еще до своего выхода в пространство, достигло такого уровня развития, когда успех любого дела зависел не от квалификации исполнителя, а прежде всего от его совестливости и сознательности. Ни то, ни другое невозможно проконтролировать и невозможно поэтому заставить человека быть совестливым и сознательным, если он сам того не желает.
