С этой минуты и до того, как их заберут, они будут общаться с помощью микрофонов, настроенных на шепот. Но и их использование будет ограничено, хотя они настроены на частоты, после поверхностной поверки казавшиеся неиспользуемыми. Надежнее всего все-таки жесты.

У каждого было почти по сто килограммов груза плюс запасы первой необходимости для боя и выживания, личное оружие. Такая непосильная ноша была возможна только потому, что в основании рюкзаков находились дропперы — переделанные антигравитационные парашюты, которые снижали вес груза до четырех килограммов, хотя и не делали его менее громоздким. Проблема с дропперами была в том, что они излучали некое количество различимой лишь приборами энергии. Гарвин надеялся на то, что никто не будет внимательно сканировать джунгли.

Большую часть груза составляла взрывчатка, килограммовые бруски телекса, детонаторы, бикфордов шнур и таймеры разных типов. Груз будет уменьшаться, когда они будут находить цели, подвергаться обстрелу и есть.

Гарвин прошел метров сто, когда Лир вдруг прошептала ему в ухо:

— Босс. Лир. Оглянись. На поляне.

Гарвин обернулся.

— Корабль должен был подняться повыше, прежде чем включать двигатель, — сказала она. — Видишь ожоги?

Гарвин заметил быстро коричневеющую полосу в джунглях.

— Давайте-ка двигать отсюда побыстрее. Будем надеяться, что никто не заинтересуется, в чем тут дело.

Моника дважды щелкнула по микрофону в знак согласия. Гарвин ускорил шаг.

А в голове его было: «Ну, разумеется, мы идем полной скоростью именно тогда, когда подъем становится круче».

Гарвин нашел не совсем тропу — это было бы чистым самоубийством, — а следы какого-то животного, которые, похоже, вели к вершине хребта. Они туда и вели, но по-своему: с извивами, остановками, чтобы, как догадывался Гарвин, попробовать вкусную травку или справить нужду.

Он вспомнил две самые большие трудности солдат PP. Первая была очевидна — не отставать, шагать вперед, пока не покажется, что ты уже жуешь свое собственное пересохшее сердце, не забывать, что твое тело врет, когда хрипит, что никаких сил уже не осталось. Те, кто отсеивался из РР, как раз к этому хрипу и прислушивались. Вторая проблема была сложнее — не только продолжать двигаться, но и оставаться настороже, несмотря на усталость. Не дать себе впасть в мучительную рутину — не плестись нога за ногу, глаза в землю, не смотря вверх, не видя, что происходит вокруг.

Те, кто забывал первый урок, не попадали в PP. Те, кто забывал второй, погибали, попадая в ловушки и засады.

Гарвин шел вперед, заново выучивая на собственной шкуре, как не обращать внимания на протесты тела, переводить взгляд, держа оружие наизготовку, быть настороже, чтобы не пропустить любое тревожное движение. Или просто внезапной тишины, которая могла означать опасность.

Здесь, в этом чужом мире, его уши и мозг начали запоминать те звуки, которые были нормальными для этих джунглей, и те, которые могли означать новую смертельную опасность. Все они могли только запоминать звуки, стараться дышать потише и не споткнуться, взбираясь по почти отвесному склону.

Они остановились пониже вершины, дали легким прийти в норму и огляделись в поисках опасностей. Их не было или они были везде.

Десантники пошли дальше, перешли через вершину хребта, увидели хребты повыше, джунгли вокруг. Озера видно не было.

«Черт, — подумал Гарвин, — а я-то думал, что до озера один перевал. Придется переделывать планы».

Он подал знак Хекмайеру идти вперед, а Монтагне — за ним. Никто не мог идти впереди слишком долго, терялась бдительность. Гарвин занял место в колонне перед Диллом, которого, похоже, подъем не беспокоил, хоть с него как из ведра лил пот.

Они спустились по склону, время от времени соскальзывая, хватаясь за деревца или друг за друга, и, наконец, достигли дна — скалистого ущелья, по которому, журча, тек ручей.

Так просто было бы отбросить дисциплину, нырнуть в одно из углублений и до отвала напиться чудесной холодной воды. Вместо этого Махим протестировала воду и одобрительно кивнула. Двое солдат перешли ручей, чтобы обеспечить внешнюю охрану вниз и вверх по течению. Двое остались в ближней охране, а шестеро смогли окунуться с головой, насколько это вообще было возможно в бассейне метровой глубины. Потом пришла очередь оставшихся четверых.

Теперь они были мокрые, но им было не так жарко. Перед тем как идти дальше, десантники заново наполнили фляжки в рюкзаках.

Внезапно солнце исчезло, день приближался к вечеру. Гарвин понял, что до следующего гребня они сегодня не доберутся и лагерь придется разбивать, где получится.

«Чудесно, — подумал он, — теперь только хорошего дождичка не хватает».

Через несколько минут Кура Четыре послушно промочила их до костей.

Через час они выбрали наилучшее из нескольких плохих мест для лагеря. Там на протяжении десяти метров наклон холма был всего сорок градусов. Они прошли на сотню метров дальше этого места и заняли засадную позицию. Вокруг ничто не двигалось.

Они спустились к выбранному для лагеря месту. Все разбились на пары и съели свои пайки. Остатки они убрали в тепловые мешочки, которые использовались также для телесных отходов. Перед самым наступлением темноты мешочки собрали и включили на переработку. Они заработали, преобразуя свое содержимое без всякого дыма и запаха. Во всяком случае, люди ничего не чувствовали.

Гарвин послал сжатое сообщение на спутник:

«Встали лагерем. Все в порядке. Движемся к цели».

Потом они расположились на земле в виде ромашки, касаясь друг друга каблуками. Неопытные солдаты так сохраняли бдительность, а ленивые могли и вздремнуть. Они так и собирались сделать, когда отойдут подальше от зоны приземления, но не сегодня. Наручные хронометры уже были установлены на сутки Куры Четыре, состоявшие из двадцати семи часов. Половина солдат была на страже.

Но ничего не случилось. Только аль Шариф во сне так пукнул, что трое солдат рядом не только проснулись, но и вынуждены были передвинуться, пока запах не пройдет. Они обещали себе отомстить позже.

За час до рассвета Гарвин, который всегда брал первую и последнюю вахты на себя, разбудил команду. Они опять поели, ополоснули лица — такая роскошь была им доступна потому, что пришлось пересекать ручей, — справили нужду и пошли дальше, поднимаясь все выше и выше.

На этот раз им повезло: сверху десантники увидели широкую долину между двумя склонами. В центре ее было озеро, в конце которого стояла образовавшая его дамба. Нектан ухмыльнулся Гарвину и по очереди изобразил жестами человека, спускающегося со склона, потом человека, устанавливающего заряд взрывчатки, приводимый в действие взрыватель и, наконец, катящиеся надо всем волны. Потом он победно зааплодировал.

Гарвин показал ему скрещенные пальцы. Команда начала спуск к цели.

Дежурный офицер разбудил Лискеарда, спавшего в своей крошечной каюте на борту «Парнелла».

— Сжатая передача с Камбры, сэр. Помечено «Только для глаз», Р-кодом. Офицер по связи расшифровал ее.

За исключением дипломатических шифров, Р-код был самым тщательно охраняемым кодом Корпуса. Личный доступ к нему имели только командиры подразделений и их офицеры связи. Лискеард буркнул себе под нос, чтобы показать, что все понял, отпустил офицера. Потом он сел и отпечатком своего большого пальца открыл закодированный замок папки.

— Ничего пакетик, — пробормотал он.

Прочитав первые несколько строчек, он резко проснулся. На первом инструктаже ему сказали, что где-то в системе Ларикса и Куры у них есть источник, который пока что не может отослать сообщение. Теперь от Ньянгу пришел первый рапорт. Лискеард просмотрел его в поисках упоминаний о Куре, но ничего не нашел. И все равно на душе у него полегчало. Корпус больше не работал в полной тьме.

Команда Гарвина двигалась не больше часа, когда шедшая впереди Лир остановилась и вытянула руку ладонью назад: