— И что вы предлагаете?

— Сейчас заключенных держат в дворцовой тюрьме.

— Это самый надежно охраняемый комплекс на планете.

— Но не в случае, если заговорщики внутри дворца, что следует из слухов.

— Верно. Так вы хотите переместить их? Куда?

— Лечебница доктора Мьюсса хорошо охраняется и весьма надежна, — сообщил Ньянгу, — поскольку ему передают для допроса и лечения многих врагов Протектора.

— И она недалеко от Дворца юстиции, — подхватил Селидон. — Но переход между лечебницей и дворцом открыт для нападения.

— Вовсе не обязательно. Мы переводим заключенных в лечебницу, — объяснил Ньянгу, — и говорим гвардии, что они отвечают за их безопасность между судом и лечебницей. Позволим им подготовить позиции и так далее. А потом, когда заключенных достаточно подготовят к суду, для безопасности на маршруте мы привлечем обычные войска и вернем гвардейцев в казармы. «Серые мстители», если они существуют, наверняка будут готовиться к действиям против гвардейцев, и их планы будут нарушены.

— Хм, — задумался Селидон, — неплохо. Совсем неплохо. Полагаю, Протектора заинтересует ваш план.

— Я надеюсь, сэр.

— Похоже, мы не зря забрали вас с Камбры, Йонс.

— Спасибо, сэр. — Ньянгу неловко отдал честь и вышел.

«Отлично. Просто замечательно. Похоже, сплетник, которого нашла Маев, каждому идиоту, готовому слушать, наболтал об этих патриотичных неведомых заговорщиках».

Как Ньянгу и надеялся.

«Теперь мы вытащили заключенных наружу, подальше от этой чертовой неприступной тюрьмы».

— Командующий Селидон говорит, что у вас есть интересные мысли по вопросам, которые не следовало бы обсуждать, — начал Редрут.

— Я надеялся, что они вас заинтересуют, сэр, — ответил Ньянгу.

— Они меня заинтересовали, и ваши предложения будут приняты. Кроме того, мой нынешний глава безопасности выказал свою непригодность тем, что ничего не знал об этом деле. На его пост я предлагаю вас.

— Ну… спасибо, сэр, — выговорил, наконец, Ньянгу. — Но могу я попросить вас об одном одолжении?

Редрут нахмурился.

— Нельзя ли отложить мое назначение до того, как мы разберемся с этими десантниками? Похоже, у меня эта ситуация под контролем, и мы с доктором Мьюссом хорошо сработались. На то, чтобы ознакомить нового чиновника с тем, как вы хотите трактовать это дело, уйдет время.

Редрут задумался, потом кивнул:

— Правильно мыслите, Йонс. Я всегда говорю, что надо сначала закончить одно дело, а потом браться за другое. Под вашим контролем бандиты скоро станут уроком для общества, как я и обещал.

— Ты чуть сам себя не перехитрил, — фыркнула Маев, закончив проверять комнату на жучки и убирая прибор в ящик комода.

Они с Ньянгу навострились постоянно проверять наличие жучков, менять методы очистки и никогда не разговаривать открыто в помещении, где есть любые электронные приборы. Жучки в спальне слышали записи только невинных разговоров, секса или храпа.

— Это точно, — согласился Ньянгу, плюхнувшись на кровать. — Вот к чему ведет излишняя эффективность. Такие планы валят меня с ног. Я хочу быстро принять душ, еще быстрее поесть и отрубиться.

— Пока нет, — сказала Маев. — У тебя еще одна проблема.

— Не сегодня. И лучше бы проблема заключалась не в тебе. Я так устал, что даже пальцем не пошевелить.

— Не во мне, о величайший любовник Вселенной, — сказала Маев. — В твоих компаньонках.

— Да?

— Сегодня ко мне подошла Брита, довольно обиженная, и хотела узнать, в чем состоят мои особые постельные таланты.

Ньянгу застонал и перекатился на живот. По какой-то причине, которую он сам отказывался анализировать, вскоре после того, как Маев присоединилась к нему, он почувствовал… Нет, не вину — с чего бы ему чувствовать себя виноватым? — неохоту посещать своих компаньонок.

— Знаешь, — заметила Маев, — не стоило бы тебе отказываться от своих привычек, уклонист ты этакий. Это один из первых признаков, на который обращает внимание хороший контрразведчик.

— Боже, дай мне сил, — пробормотал Ньянгу, пряча голову в одеяло.

— Может, и даст. Ты, конечно, пойдешь исправлять дело, о образец мужественности, и всю ночь будешь гулять с постели на постель. Я слышала, о тебе уже ходят легенды. Может, оставишь коммуникатор включенным, чтоб я могла посмотреть?

Ньянгу сел:

— Ты, правда, этого хочешь?

— Я тебя шокировала, мой милый развратник? — спросил она. — Да нет, не хочу.

Ньянгу удивился, почему он почувствовал облегчение и почему он вообще так затянул с этой чепухой.

— Скажи им… Скажи, что на Куре я подцепил венерическую болезнь, и что с тобой я тоже не сплю. Но поскольку ты уже знаешь про болезнь, то спишь в моей комнате, чтобы не пошли слухи.

Маев подошла к постели и посмотрела на него:

— То есть ты не собираешься воспользоваться моим предложением и натрахаться в свое удовольствие?

Ньянгу покачал головой.

— Почему?

— Не хочу об этом говорить.

— Да ты самый романтичный из всех неромантиков, — сказала Маев, опускаясь рядом. — Поцелуй меня, негодник.

— Ладно, — согласился он, — но только поцелую. Я уже сказал, и это была чистая правда, — я совершенно без сил.

— Это мы посмотрим.

Краснолицый мужчина в черном комбинезоне наклонился ближе к Гарвину. Он изобразил дружелюбную улыбку, продемонстрировав при этом желтеющие зубы и дурной запах изо рта.

— Ну так слушай, сынок. Твои родители хотят, чтобы ты рассказал правду обо всех этих машинах.

У Гарвина свело живот, он с трудом удерживал слезы. Он посмотрел на родителей на другом конце скамьи, ожидая, что они поощрительно улыбнутся ему, чтобы он молчал. Янсма никогда ничего копам не рассказывают, а, тем более, чертовым следователям. Но вместо этого отец кивнул и сказал басом: «Расскажи дяде полицейскому то, что он хочет знать».

Гарвин сжал губы и сказал, сам не очень понимая смысл своих слов:

— Мил Гарвин Янсма, личный номер J-Шесть-Девять-Три-Семь-Нолъ-Четыре-А-Семъ-Два-Пять.

Полицейский влепил ему пощечину, но боль разошлась по всему телу. Гарвин дернулся.

— Ну же, сынок, — сказал полицейский, — я от тебя большего ожидал. Как назывался корабль, на котором ты приземлился? Какой твой позывной? Какие были ваши цели на Куре Четыре?

— Мил Гарвин Янсма, личный номер…

Теперь он был не в полицейском участке, а посреди огня. Вокруг рвались ткани, кричали горевшие животные. Перед ним в огне танцевали его родители, чернея и умирая. Над ним навис череп матери:

— Как назывался ваш корабль? Сколько десантников высадилось? Какой твой позывной? Какие были ваши цели на Куре Четыре?

— Мил Гарвин Янсма, личный номер…

Они поймали его в закоулке, и никого из цирковых рядом не было. Камни и кирпичи колотили его мальчишеское тело, громила с доской разбил ему пальцы, и его затопила волна боли. Окружающие кричали:

— Как назывался ваш корабль? Сколько человек высадилось? Какой твой позывной? Какие были…

— Меня зовут Гарвин Янус Шесть, — сказал Гарвин. — У корабля, который высадил меня на Куре Четыре, названия не было, но…

Гарвин внезапно проснулся, охваченный тошнотой. Он еле успел слезть с каталки и добраться до раковины, как его начало рвать.

Никто из троих присутствующих — ни Ньянгу Иоситаро, ни доктор Петтеу Мьюсс, ни здоровяк-охранник, именовавшийся медбратом, — и не шелохнулся, чтобы помочь ему. Гарвин повернул кран, подставил под него голову и успел еще прополоскать рот, прежде чем медбрат снова швырнул его об стену камеры.

— Видите, Гарвин, — проворковал Мьюсс, — рано или поздно вы нам все расскажете, и именно в той форме, в какой нам надо. Это всего лишь вторая процедура, и мы уже знаем ваш позывной. Скоро вы нам расскажете и о ваших людях, и о задании, и о том, как вы добрались до Куры Четыре.