— У меня все, — сообщил второй оператор.

— А теперь, — непонятно почему прошептала Фелдер, — пора выбираться.

Она включила микрофон:

— Ассегай Арти Три, я Сибил Россум Шесть. Можете стрелять.

Приземлившиеся за линией строя «Жуковы» открыли огонь, выпустив по двадцать очередей из каждого ствола прямо за орудийные позиции.

«Грохотун», манерно сложив перед собой клешни, поспешил к глубокой воронке у камбрийского строя и успел добраться прежде, чем его достало лариксанское орудие.

— Все чисто, — сообщил второй оператор.

— Огонь в дыре, — передала Фелдер и нажала другую кнопку, связанную с обоими детонаторами.

Они взорвались и подожгли легковоспламеняющийся газ. Пламя побежало по башням вниз — в кухни и спальни. Кричали в конвульсиях горящие люди. Потом огонь добрался до склада боеприпасов, и все три башни взорвались, срывая поверхность земли словно гигантскими лопатами.

— Отлично, — сказал твег, командовавший наступавшей рядом штурмовой ротой. — Этим поганцам конец. Пошли, посмотрим, во что еще можно пострелять.

Корпус пошел в атаку. Один пехотинец пробегал мимо «Грохотуна». Он задержался на секунду, наклонился и потрепал робота.

Четыре ракеты ударили рядом с Ньянгу Иоситаро и двумя его операторами коммуникаторов. Они возвращались пешком в штаб Первой бригады после осмотра позиций, которые Корпус должен был атаковать завтра. Ньянгу настоял на том, чтобы самому заняться этим.

Взрывом его отбросило в витрину полуразрушенного склада, и он приземлился среди пыльных рулонов ткани. В ушах стоял невыносимый звон, и он решил, что оглох.

Он изловчился встать на ноги, увидел в дверях свой разбитый бластер и выбрался на улицу, ощущая себя кораблем во время шторма. Женщина-солдат на другой стороне улицы в ужасе уставилась на него.

Иоситаро был весь забрызган внутренностями, кровью и мозгами одного из своих операторов, который, должно быть, оказался между ним и эпицентром взрыва. Он очень спокойно огляделся в поисках второго оператора и увидел его тело без рук и без ног, надетое на сломанный фонарный столб неподалеку.

Ньянгу почувствовал, что неудержимо дрожит. Внутри него что-то вздымалось вверх, требуя, чтобы он закричал, чтобы побежал со всех ног подальше от этого безумия.

Он сделал несколько шагов сначала медленно, потом — быстрее. Ощущение было такое, будто перед ним разверзлась черная бездна, и он хотел броситься в нее и погрузиться глубже, глубже, забывая кровь, смерть и самые разные требования, с которыми к нему обращались люди вокруг, даже самые робкие и тихие.

Бездна… нет, не бездна. Это было чудовище, черное и уродливое, которое пыталось схватить его, и надо было бежать, спасаться…

Усилием воли Ньянгу заставил свои ноги подогнуться, а не бежать, и тяжело осел на землю. Ощущая щекой тротуар, он вспоминал слегка презрительный отзыв о миле Лискеарде: «Был тигром…»

«Был, был, был, — вертелось у него в голове. — Ньянгу Иоситаро когда-то был…»

Кто-то перевернул и приподнял его. Ньянгу опять захотелось закричать, кричать вечно, выкричать всего себя наружу. Он открыл рот, и внезапно… Не было бездны, не было чудовища. Просто перепуганная страйкер, повторявшая:

— Сэр? Сэр? Вы в порядке, сэр?

Ньянгу открыл и закрыл рот, как вытащенная из воды рыба.

Он опустил руки на мостовую, с удовлетворением почувствовал трение, оттолкнулся и сел.

— Сэр, вы ранены? Я не вижу никаких ран.

Ньянгу два раза глубоко вдохнул, перекатился, подтянув ноги под себя, и встал. Он чуть не упал, но женщина поддержала его, и они опять чуть не упали оба.

— Я в порядке, — пробормотал он.

— Вас чуть не задело, сэр, — сказала страйкер. — Вы, похоже, в шоке. Может, вам лучше прилечь, а я позову медиков?

Ньянгу отрицательно покачал головой, зная, что если он уступит, если ляжет, под ним снова откроется бездна.

«Везение, — подумал он. — Я удержался по чистому везению. Если бы здесь никого не было, если бы я не слышал про Лискеарда…»

Он содрогнулся и понял, что больше не сможет испытывать к тем, кто сломался в бою, ничего, кроме глубочайшей жалости.

«Это может случиться со мной, с тобой, со всеми нами. Наверное, у всех нас есть предел, после которого мы ломаемся как прутики. Наверное…»

— Я в порядке, — сказал он. — Не поможете мне дойти до штаба? Я знаю кое-кого, у кого есть бутылка, и хочу угостить вас совсем нелегальной выпивкой.

Подразделения Корпуса соединились. Теперь центр города, штаб-квартира лариксан и дворец Редрута были окружены.

Но лариксане, похоже, сдаваться не собирались. Ангара приказал психологам вести передачи на их войска, но лишь горстка их сдалась в плен. Часто, когда они пытались перейти линию фронта, в спину им стреляли гвардейцы, которых Редрут использовал как стальной корсет, удерживающий армию вместе.

Другие специалисты пробовали связаться с самим Редрутом и переговорить об условиях мира. Но никакого ответа не было.

— Этот паршивец считает, что любой, кто готов к переговорам, — слабак, который еле держится на ногах, — сказал Джон Хедли и был, скорее всего, прав.

— Придется продолжать давить, пока мы не дойдем ему через задницу до горла.

Ньянгу так и не рассказал Гарвину о том, как чуть не сломался. Но Маев Стиофан он почему-то рассказал, когда им удалось вырваться на час в одно время. Он внимательно смотрел на нее, стараясь заметить тень презрения. Но ее не было.

— Знаешь, — сказала она, когда он закончил, — по-моему, что-то подобное случилось с моим отцом. Его команда грузила химикаты, когда на заводе произошел взрыв. Похоже, все было довольно серьезно, и из команды выжили только три или четыре человека. Мама пошла в больницу и вернулась очень тихая. Сказала только, что отца не обожгло и он ничего не сломал. Компания перевела его и нас во что-то вроде санатория. Примерно через месяц его выписали и нашли совсем другую работу на другом заводе. Он никогда не говорил про тот день, но после этого он был немножко… другим. Тише, и мне даже казалось, что меньше ростом.

«Конечно, он стал другим, — подумал Ньянгу. — Это чертово черное чудовище забрало часть его, и он так и не смог получить эту часть назад».

Он вздрогнул.

— Я не так глупа, чтобы советовать тебе забыть обо всем, — мягко сказала Маев, — Но со временем это пройдет. Тем более что у нас идет война. А потому нас всех убьют, и не придется беспокоиться о психологических травмах. Пошли. Нам обоим нужен душ. Я как раз знаю химическую роту, где он есть, хоть они и называют его подразделением по обеззараживанию. А еще я знаю заброшенный отель, где есть настоящая кровать, и ее до сих пор не продырявили пулями. Я нашла большущий замок и сама повесила его на дверь.

«Айшу» лариксанина подбили давным-давно, и она упала, наполовину врезавшись в деловое здание. Месяц назад? Неделю? Он не знал.

Он лежал в собственной вони и чувствовал, как его нога начинает гнить. Еды не было, но ему и не хотелось есть. Пару раз шел дождь, вода протекла в «айшу» через дыру от снаряда, и он смог ее слизать.

Он решил, что «айша» упала на ничейной земле, поскольку после первого дня своих солдат он не видел. Он пытался их позвать, но был слишком слаб. Он то приходил в себя, то терял сознание. Это было даже приятно. Но ему это не нравилось, он старался сохранять бдительность.

Потом он услышал голоса и увидел других солдат. Вражеских солдат. Но это было не то, что ему нужно, так что он подождал еще. Прошел день, еще одна ночь.

Он выглянул через покрытый трещинами пластик купола и увидел, как по улице приближается группа врагов. Перед глазами у него все плыло, и он начал моргать. Восемь человек, может, десять. Недостаточно.

Но потом он увидел людей с переносными коммуникаторами. Они собрались возле человека с командирскими манерами, который держал планшет. Это сойдет.