- Ладно, погуляли и хватит. Давай уже, шмыгай на место, - приказал бог. - Мы почти на месте.

         Сестрица смерила брата пристальным взглядом. Вновь его посетило чувство, что она, распробовав вкус свободы, взбунтует и больше никогда не вернётся ему во служение, но это чувство прошло так же быстро, как дождь в середине лета. Беззвучно вздохнув, Тень ударилась о землю и нырнула под ноги хозяина.

Вскоре Силикус понял, что где-то свернул на в ту сторону, потому как вместо Очага Жизни мира смертных, он увидел морское побережье и одинокий дом неподалёку от воды. Затем, плут разглядел и хозяина домика - простого человека. Лысый, весь в морщинах, седобородый и худой словно скелет рыбак, одетый в тряпичную, засаленную мешковину поверх выгоревшей на солнце бронзовой кожи, своими жилистыми руками вытаскивал на берег деревянное корыто со скудным, еще трепыхающимся на дне уловом.

- Приветствую тебя, друг! - поздоровался Силикус, приближаясь к человеку. - Не подскажешь, в каких краях я оказался?

         Рыбак аж подскочил, в страхе обернулся, затем схватился за весло и прижав его к груди, выпалил:

- Кто такой? Не подходи! Не то как врежу - мало не покажется!

- Нисколько в этом не сомневаюсь, - тепло улыбнулся бог, показывая пустые руки. - Но, как видишь, у меня нет оружия, да и надобность в твоём скромном добре тоже отсутствует.

- Ты откуда взялся, чудак? - подозрительно буркнул старик. - С неба что ль свалился?

- Почти. Я ехал через здешние леса, с караваном, где на нас напали разбойники. Всех поубивали, один лишь я сбежал.

- Сбежал говоришь? Видать так быстро бежал, что аж одёжку чистую прихватить успел!

         Силикус осмотрел свои руки в тончайших перчатках из драконьей кожи; тёмно-серый, расшитый звёздным бисером кафтан, коего не погнушался бы носить и король; высокие сапоги, на которых не было и пятнышка грязи. Костюм, избранный специально для очарования дриад, выдавал его, а потому плут не стал отнекиваться.

- Вижу, тебя не проведёшь, человек. Я - Бог Плутовства и Тени. Скажи мне, есть ли в этих землях мои почитатели?

- Бог? - фыркнул в ответ рыбак. - Ты-то? Ну-ну! А я тогда йельф ушастый!

- Ты хотел сказать, альв? Что-ж! - Силикус щёлкнул пальцами. - Вот теперь взаправду на альва похож.

         Рыбак, видимо, почуяв неладное, дотронулся до своего уха и, ощутив под пальцами удлинившийся, острый кончик, икнул и выронил весло.

- Ах ты... ты... - проблеял он севшим голосом. - Колдун проклятый! Верни как было!

- Коль желаешь.

         Щелчок. Уши рыбака вновь стали человеческими. Убедившись, что всё в порядке, старик вновь пугливо подхватил весло.

- Правда бог что ли?

         Силикус, разводя руками, опустился в лёгком поклоне.

- А доказать-то делом слова свои могёшь, бог?

- Как мне заставить тебя уверовать в мое божественное начало, человек?

         Рыбак опустил весло, поскрёб пятернёй макушку и просветлел.

- А налови-ка мне рыбки! Чтобы на всю деревню хватило.

- Наловить боюсь не смогу, - пожал плечами плут. - Однако, попросить море поделиться дарами, способен.

         Силикус повернулся к воде, вытянул руку, поманил. Море вспенилось, забурлило. Подул яростно ветер. Волны накатывая всё сильнее и выше, бросались на пляж, самоотверженно расшибаясь о берег. Из пены, одна за другой, стала выскакивать рыба: большая, средняя, маленькая, со сверкающей на солнце чешуей, удивлённо раскрывая и закрывая рты, пуча круглые глазищи. Потрясая плавниками, шлёпая хвостами и шевеля жабрами, всё больше и больше рыбы трепыхалось на песке. Когда же на берег выбросилась зубастая акула, а за ней, фонтанируя водой и утробно завывая полез кит, рыбак замахал руками и возопил:

- Хватит! Хватит, верю! Пускай прекратят!

         Град из морских обитателей тут же прекратился.

- Чудо-то какое! Уверовал я, еще как уверовал! - запричитал рыбак, упав на колени и уткнувшись лбом в песок.

         Силикус ухмыльнулся и пошёл исправлять вызванный его же руками, слепой, и совершенно никчёмный фанатизм. К вечеру, они сидели у костерка, над которым, подвешенный за треногу, булькал закопчённый от времени котелок с рыбным наваром. Подкинутые в котелок коренья и травы лишь усиливали дивный аромат. Силикус долго еще не мог поверить, что еда смертных может оказаться не хуже пищи богов, если приготовлена с любовью. Позже, когда их ложки заскребли по днищу котелка, а животы оказались раздуты приятным теплом, они разлеглись на мягком песке, закинув руки за головы и уставившись на усыпанное белыми звёздами, тёмное небо.

- Сейчас бы еще трубочку закурить... - мечтательно произнёс рыбак.

         Силикус щёлкнул пальцами. Рыбак хмыкнул. Воздух наполнился терпким ароматом табака. Человек и бог, словно добрые друзья, наслаждались теплотой и нежностью волшебной ночи.

- Чувствую в глубине твоей души давнишнюю рану, друг мой, - произнёс Силикус. - Пускай твоя боль хоть и притупилась, исцелённая временем, но всё же не угасла до конца.

- От богов ничего не скроешь, - вздохнул старик. - Моя боль всегда со мной. Дочка, умница, любимица, единственная кровинушка, покинула меня в одночасье, сделав несчастным до конца моих дней. Нет тяжелее испытания для родителя, чем пережить своё чадо.

- Как её звали?

- Адемона, - еще грустнее отозвался человек, но в голосе проскользнула теплота. - Красивая была... смышлёная... но главное - добрая. Всех вокруг любила, ни с кем в деревне не ссорилась, в людей верила! И меня верить учила...

- Что отняло её у тебя?

- Не что, а кто, - голос рыбака посуровел, в нём зазвучал металл и мрак. - Один мерзавец по имени Вотелло, ревнивый выродок, сын деревенского старосты. Любил он её, как говорил, больше жизни, свататься приходил, руки просил, осыпал дарами и благами. Хотел бы я выдать дочь за него, да не мог заставить, не мог видеть печаль в её глазах, ибо знал, что любит она другого. Отказал я Вотелло, повздорили мы с ним. Грозился он, что мы пожалеем, ну а я дурак старый, не поверил его словам. И спустя несколько дней, когда Вотелло узнал, кому именно принадлежит сердце Адемоны, он нашёл влюблённых бедняжек и убил обоих.

- Ты простил его?

- Я кто, по-твоему, агнец всепрощающий? Аль, быть может, еще и левую щёку ему надо было подставить? Око за око, зуб за зуб. Он отнял у меня дочь. Я отнял у него жизнь. А прах скормил морю, как завещали поступать с врагами старики. Пришли потом мужики старосты меня карать, да им деревенские не позволили, встали за меня стеной люди, сказали, что Вотелло заслужил свою участь. Вот и оставили меня в покое. С тех пор живу на отшибе, в деревню редко хожу, только за самым необходимым. Осуждаешь меня, бог?

- Ничуть, - ответил Силикус. - Осмысленно свершивший убийство, прощения не заслуживает. Всему есть цена, каждый обязан платить. Вотелло уплатил её сполна. Но также стоит помнить, что выносящий приговор палач, взымая плату, в ответ платит частью своей души.

         Старик лишь горько хмыкнул, да зашипел трубочкой, в которой прогорали табачные листочки.

- Жаль мне мою Адемону, - всплакнул, наконец, рыбак. - Каждый день думаю о ней. А как тоскую - словами не описать... Страшная доля выпала мне, терзающая словно крючья, тяжёлая, что каменное надгробие! Только из-за заветов старцев, воспрещающих накладывание рук на себя, до сих пор я не бросился в пучину морскую.

- И это тоже правильно, - согласился Силикус. - Человек, как и железо, испытаниями закаляется. Ну а мир... сложная конструкция. Тысячи судеб переплетены великой паутиной фатума, у каждой жизни своё предназначение. Однако тот, кто самовольно обрывает собственную нить, вносит Хаос в устройство мироздания, не достигнув той цели, для которой был рождён.

- Но как быть, бог? Как вынести душевную муку? Где сыскать лекарство от боли?

- Не могу ответить. Это не в моей власти.

- А в чьей? Вы же всевышние! Вы творцы, созидатели и бессмертные мудрецы! Скажи мне: неужели никто из вашей братии не способен хотя бы на краткий миг озарить светом измученное сердце старика? Я бы всё отдал, за то, чтобы увидеть мою Адемону еще разочек. Хотя бы одним глазком взглянуть на родное сердцу личико...