Олег Костман

Сильнее времени

В невероятно далеком будущем маячили петровские реформы и основание Санкт-Петербурга. Где-то в дали веков предстояло прозвучать призыву нижегородского гражданина Козьмы Минина об освободительном походе на Москву. Целых два столетия должно было пройти до покорения Сибири Ермаком. Еще даже не отблестели шеломы и кольчуги на Куликовом поле...

А книга эта уже жила.

Я неторопливо вчитывался в ветхую рукопись, и ровные строчки тщательно выписанного устава все глубже погружали меня в мир, давно ставший небытием. С ее страниц дышала степь, шумели города и звенели колокола шестивековой давности. Я представлял себе ссутулившуюся тщедушную фигуру писца, изо дня в день, из лета в лето твердо и старательно выводящего в своей сумрачной келье все эти бесчисленные юсы, глаголи, буки... Какая сила заставляла его, забывая обо всем, вот так корпеть, склонившись над чистыми листами? Ведал ли он, что кто-то, отделенный непроницаемой толщей веков, сможет благодаря ему погрузиться в тревоги, заботы и надежды той далекой эпохи?

За окном спешил, грохотал и засорял окружающую среду двадцатый век, а я все никак не мог стряхнуть с себя мысли, навеянные чтением рукописи.

Сколько раз могли эти листы сгореть в пожарах, утонуть при наводнениях, погибнуть в междоусобицах, да просто исчезнуть безо всяких следов, как во все времена исчезает большинство вещей, которыми каждый день пользуются люди! И все же не погибли, не потерялись, не были объявлены еретическими, а лежали сейчас передо мной, уцелевшие в бурях шести столетий.

Удивительная вещь - слово! Скрылись под толстым слоем земли развалины неприступных крепостей. Забыты могущественные государи, одно лишь имя которых заставляло трепетать десятки народов. Время неумолимо - оно не щадит ничего. И только слово - невесомое, неосязаемое, ничем не защищенное - продолжает жить!..

...Вежливый стук в дверь комнаты прервал мои размышления.

- Гражданин, разрешите? - услышал я незнакомый голос.

Если субботним утром к вам в дверь стучится незнакомый и называет вас гражданином, видимо, следует подготовиться к разговору официальному и, может быть, не совсем приятному.

- Войдите! - откликнулся я, торопливо застегивая рубашку.

Дверь распахнулась, и незнакомец прошел в комнату. Выглядел неожиданный посетитель весьма странно. При взгляде на него в голову невольно приходила мысль, что одежду свою он позаимствовал в какой-то театральной костюмерной, где были свалены в кучу костюмы персонажей из самых разных спектаклей. Из-под распахнутой тужурки - точь-в-точь, как те, что зимой и летом служили комиссарам гражданской, - виднелась щегольская кружевная рубашка с большим бантом. Ноги вошедшего обтягивали джинсы, по контрасту с которыми особенно забавно смотрелись матерчатые боты, в годы моего детства широко известные под неофициальным названием "Прощай, молодость!". Венчала ансамбль неопределенного цвета кепка, словно только что снятая с отрицательного персонажа очередного теледетектива. Притом необычным казался не только наряд незнакомца сам по себе: было в его одежде еще нечто странное, чего я сразу не мог определить.

- Мое почтение! - приветствовал он меня. И приветствие его тоже прозвучало странно.

- Честь имею! - в тон ему ответил я. - Чем могу служить?

Я указал на кресло - самое обыкновенное, не очень новое кресло. Но он уселся в него так осторожно и почтительно, словно это был по меньшей мере трон какого-нибудь из Людовиков.

- Позвольте мне прежде всего удостовериться, - с непонятной церемонностью начал он, - не ошибся ли я в адресе? Вы, как мне было говорено, занимаетесь исследованием древних книг?

- Совершенно верно...

- Стало быть, все правильно. Смею заметить, я ваш коллега. Я вижу, речь моя не вполне привычна вашему уху. Прошу вас, не обращайте внимания - на то есть причина. Скоро я заговорю в точности как вы. Кстати, пока мы не приступили к делу, по которому я прибыл, не будете ли вы так любезны сообщить, к какому веку относится сей манускрипт?

Боже, как витиевато он говорит!

- К четырнадцатому... А что?

- К четырнадцатому?!

Он вскочил с кресла и завороженно впился глазами в страницы так, словно книга относилась по меньшей мере к четырнадцатому веку до нашей эры. И это тоже было странно. Конечно, шестьсот лет - возраст, вполне заслуживающий уважения. Но все же для профессионального археолога шестисотлетняя рукопись - не такая уж, в общем, диковинка.

С превеликой осторожностью ранний гость перевернул несколько страниц.

- Весьма сожалею, но позволить себе познакомиться с этим подробно, увы, не могу. Время, отведенное мне, крайне ограничено. Да, по чести говоря, и специализируюсь я совсем по другой эпохе... Поэтому давайте обратимся к делу.

"Полегче на поворотах, коллега! - мысленно осадил я его. - Время, отведенное тебе, видите ли, крайне ограничено... А есть ли время у меня этим, значит, интересоваться не стоит?"

- Когда вы узнаете, что привело меня сюда и какая роль отводится в нашем деле вам, вы отложите в сторону то, чем сейчас занимаетесь, и посвятите все свое время и силы именно этому...

Мне показалось, он прочитал мои мысли. Однако не слишком ли он самоуверен? И дело уже стало "нашим", и роль мне какая-то в нем отведена...

- То, что вы сейчас услышите, скорее всего покажется вам невероятным, продолжал он. - Но я прошу поверить всему, что будет мной сказано. События двух ближайших дней убедят вас, что я говорю правду. И потом, у вас все-таки двадцатый век...

("А у вас?" - чуть было не сказал я.)

...И эта идея достаточно хорошо известна. По крайней мере, фантасты ваши изволили съесть на этом деле не одну собаку. Скажем, в том же четырнадцатом веке объяснить все бывает значительно сложней...

("Хотел бы я знать, каким образом ты мог бы объяснить хоть что-нибудь людям четырнадцатого века...")

- Я уже сказал, - невозмутимо продолжал гость, - что занимаюсь древней литературой. Только мы с вами вкладываем в данное понятие различное содержание. Потому что для меня древняя литература - это книги, по времени к вам куда более близкие, а также сочинения ваших современников и даже потомков...

Я бросил взгляд на телефон. Как бы сейчас узнать, психиатрическая "Скорая помощь" - тоже ноль-три? Жаль, никогда раньше этим не интересовался...

- Не торопитесь с психиатром. Поверьте, я говорю правду!

Мне опять показалось, что он прочитал мои мысли... И тут внезапная догадка обожгла меня.

- Вы что же - хотите сказать, будто явились из будущего?..

- Вот видите, вы уже сами все поняли...

Карандаш в моей руке хрустнул и переломился.

- Чем вы это докажете?

- Сейчас - ничем. Поймите, я не могу отвечать на вопросы, касающиеся будущего относительно момента нашей встречи...

- И даже на один-единственный, сугубо личный?

- Вы желаете узнать, сколько лет вам осталось жить? - впервые за все время улыбнулся грустно гость. Его умение читать мысли производило ошеломляющее впечатление.

Ладно. Примем эту игру. Допустим, он действительно каким-то образом прибыл из времен грядущих. Но ведь на меня-то он наткнулся не случайно судя по его словам, именно я и был ему нужен. Это что - о моей персоне еще помнят в его далеком веке?

Разумеется, гость и в этот раз прочитал мои мысли.

- Да. То, что я пришел именно к вам, совсем не случайность. Не хочу вас обольщать - ваши витаскульптуры не стоят в спальнях наших барышень рядом с витаскульптурами какого-нибудь Педро Ямамото. Но в кругах специалистов по древней литературе ваше имя достаточно известно...

Ах, какая захватывающая перспектива! Любопытно, это через сколько же столетий? Переборщил, приятель, переборщил... Но кто же ты на самом деле? И зачем я тебе нужен?