Город-на-Мосту понемногу оправлялся от хаоса, принесённого ураганом. Буря стоила городу нескольких сотен человек погибших и пропавших без вести, судьба которых мало у кого вызывала сомнения, одной рухнувшей опоры и последовавших за ней нескольких улиц, включая безвозвратно уничтоженный храм Ветра.

Но даже самые закоренелые пессимисты и паникёры не могли не признать, в свете исторических хроник, что в этот раз столетний шторм обошёлся с городом почти бережно. Особенно с этим были согласны рыбаки и редкие беженцы из разрушенных ближайших поселений, расположенных ниже по реке. Редких, увы, ввиду малого количества выживших. Живы остались только те, кто встретил эту страшную ночь вдалеке от домов, нынче просто переставших существовать.

Следователь Руки Гармонии Города-на-Мосту Ланар Тарс, которому было поручено общее руководство расследованием обстоятельств гибели следователя Карта Аля, саены Ау Лиел и исчезновения её отца Арга Лиела, много времени проведший на развалинах храма Ветра в попытках восстановить картину событий, никак не мог отделаться от мыслей о странно совпавших с началом шторма событиях в храме. По характеру же разрушений было видно, что ураган будто возник из ниоткуда в окрестностях этого самого храма, качнулся вдоль Моста к берегу, а потом стремительно умчался вниз по реке. Следователь чувствовал связь этих событий, готов был поставить на это ощущение свою жизнь, но не мог понять, как именно они связаны.

Единственным логичным предположением была рукотворность этого катаклизма. Предположительно, умирая, неизвестный (опознать ту груду фарша, в которую он превратился, никто даже не пытался) и создал этот шторм. Бывают же гениальные творцы, и нельзя назвать такой вариант невозможным, с чем соглашались все специалисты, с которыми консультировался Ланар. Только они при этом, как правило, незлым тихим словом поминали Настройщиков.

А ещё (на фоне рукотворного урагана, правда, этот факт несколько терялся) искренне удивляла и восхищала удачливость единственного живого свидетеля событий, тара Рамлена, извлечённого практически невредимым из-под завалов. Правда, его свидетельские показания, при всей их уникальности, ничем помочь не могли; да, картину драки восстановить удалось, но осталось неизвестным самое главное — личность убийцы. В темноте молодой творец не разглядел его лица. А если Аль и знал что-то о том типе, тайну он унёс с собой в могилу, не посвятив в неё даже друга; и вот этот-то факт как раз удивления у его бывших коллег не вызывал.

Но было одно обстоятельство, казавшееся следователю лучом света — почтенная саена Уя Рикель. Как оказалось, старушка была в курсе расследования практически полностью, и её помощь была неоценима. А уж как она рассердилась, узнав о смерти Карта!

Правда, даже помощь этой замечательной женщины не способствовала сдвигу расследования с мёртвой точки. Интересно было бы узнать, что увидел Аль в зеркале на чердаке, но память того оказалась стёрта, и эту тайну синеглазый демон тоже забрал с собой.

Кроме того, расследование существенно осложнялось последствиями урагана, прибавившего отделу Важных дел, да и всей Руке Гармонии, огромное количество работы.

— Надо же, сработало! — раздался тихий смешок. — Можешь открывать глаза.

Я, ещё не до конца проснувшись, послушалась, тут же обнаружив в опасной близости довольно улыбающуюся физиономию живого ветра. Обнаружив же, вспомнила, что он имел в виду, и смутилась. А когда оценила наше положение в пространстве, смутилась окончательно и бесповоротно, отчаянно жмурясь и краснея.

Карт засмеялся. Тихо, искренне и настолько радостно, что я едва не открыла глаза с целью уточнения личности лежащего рядом со мной мужчины. Потом вздохнул и, судя по шуршанию, сел. На какое-то мгновение я испытала облегчение, а потом поймала себя на том, что без синеглазого демона под боком лежать на прелой листве куда холоднее.

— Извини. Я просто никак не могу успокоиться и оправиться от количества радостных событий. Ты жива, я — это по-прежнему тот же самый я, каким был, за исключением отсутствия рвущейся наружу силы, которую приходится постоянно сдерживать. А ещё я могу разговаривать с тобой без риска провалиться и потерять себя. Так что давай знакомиться.

— Знакомиться? — уточнила я, садясь, подтягивая коленки к груди, обнимая их руками и на всякий случай продолжая отчаянно жмуриться.

— Учитывая, что общались мы с тобой в общей сложности около часа, причём половину из них почти на том свете, а вторую половину я, да и, подозреваю, ты тоже, был почти невменяем, можно считать, что мы действительно не знакомы. Но общаться лучше на ходу. И, может, ты всё-таки откроешь глаза? Или ты планируешь так перемещаться до ближайшего населённого пункта? — он со вздохом потянул меня за руку, поднимая на ноги. Я послушно встала, всё ещё не открывая глаз, и, сгорая от стыда, тут же сжалась, обхватив себя руками.

— Нет. Но… я не могу, я стесняюсь, — прошептала я.

— Ау, я всё понимаю, — он снова вздохнул. — Но я не творец, я не могу сделать одежду. Я даже кусок ткани сотворить не могу, потому что не умею и никогда ничему такому не учился.

— Я тоже не умею. Но надо же что-то делать!

— Так. Открывай глаза, — судя по голосу, Аль стоял у меня за спиной. Я рискнула послушаться и удивлённо ахнула.

— Подожди, это что, лес?

— Уже хорошо, — весело хмыкнул сзади следователь. Я едва не обернулась, но вовремя опомнилась. — Да, это лес. И нам бы неплохо выйти отсюда куда-нибудь к живым людям, ты согласна? Помимо твоего вполне понятного мне смущения, существует ещё несколько куда более важных проблем. Самое главное, если тут уже сейчас не так чтобы жарко, ночью мы можем банально замёрзнуть и, уж извини, твоё смущение тут опять же во вред.

— Я понимаю, что вариантов нет, но ничего не могу с собой поделать, — виновато отозвалась я. — Я, наверное, кажусь тебе совсем дурой, да?

— Нет. Милой и очень воспитанной девушкой, — отозвались сзади. — Давай пойдём пока так, чтобы мне тебя дополнительно не смущать. Вперёд! — и я послушно двинулась вперёд, жадно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к окружающему миру.

— Как тут необычно…

— Почему? — удивился мой невидимый собеседник. Наши босые ноги ступали почти бесшумно; тем более, что я, например, очень тщательно выбирала место, куда наступить, после того как в пятку больно ткнулся какой-то сучок. — Обычный лес.

— Ну, я не знаю, — я пожала плечами. — Я же никогда не была в лесу, так что не мне судить, обычный он или нет. Я вообще на берегу никогда не была.

— Значит, начинай наслаждаться, — откликнулся следователь. — Судя по всему, мы где-то на полпути между Рекой и Озером, места здесь довольно глухие, и путь домой нам предстоит долгий.

— Как здорово, что ты умеешь ориентироваться в лесу. Я читала очень много всяких приключенческих романов, но, боюсь, на практике почерпнутые оттуда знания применить не смогу. Даже если эти рассказы были вполне правдивы.

— Я, скорее, просто в пространстве очень хорошо ориентируюсь, и лес этому не мешает. Ветер же!

— Вот, кстати! Если у нас всё равно куча времени, мы никуда не спешим и можем относительно спокойно разговаривать…

— Почему — относительно? — полюбопытствовал он.

— Не люблю разговаривать, не видя собеседника. И постоянно порываюсь обернуться, — я душераздирающе вздохнула. — Везёт же Оли! Готова поспорить, она бы чувствовала себя гораздо комфортнее на моём месте.

— Не переживай, этому можно научиться, в отличие от стеснительности, — отмахнулся он. — Даже, подозреваю, тебе придётся этому учиться в ближайшем будущем: что-то подсказывает мне, ночевать придётся под открытым небом. Нет здесь человеческого жилья.

— Откуда такие выводы? — опешила я.

— А ты направо посмотри.

Я послушно повернула голову и замерла от неожиданности. На расстоянии не больше десятка шагов от нас, навострив уши и короткий хвостик, поджав переднюю ногу, стоял рыжий пятнистый олень, с любопытством разглядывая нас большими влажными глазами.