Альвэ! Чтоб тебя Абиссалия пожрала! Как они на меня вышли⁈ Я же прекратил пока всю деятельность под личиной Маэстро. Мне просто негде было подставиться! Или… о, боги… неужели они нашли меня после событий в Медесе? Это совсем дерьмово…
— Ризант Адамастро, я полагаю? — заговорил со мной темноликий.
— И вам доброго дня. Ну или ночи, — нашел я в себе силы успокоиться. Если не убили сразу, значит, что-то им от меня нужно. А там, чем Ваэрис не шутит, авось побарахтаюсь еще…
— Ты именно такой наглый, как о тебе и говорят, — то ли презрительно, то ли с одобрением хмыкнул нелюдь. — Наверное, будет лучше, если я сразу укажу твоё место. Это сэкономит нам время…
С этими словами альвэ натянул толстую кузнечную перчатку и взял из жаровни раскалённый докрасна прут. Я дернулся, но стальные зажимы держали крепко. Грудь ожгло болью. Пронзительная вспышка взорвалась в мозгу фейерверком. Не в силах контролировать себя, я задёргался и забился подобно выброшенной на берег рыбине. Запахло горелым. И от осознания, что это воняет моя собственная плоть тошнота подступила к горлу.
Мучитель убрал полоску металла от моего тела секунд через десять. Но мне они показались поистине бесконечными. Прут звякнул, падая в жаровню, а темноликий вновь воззрился на меня.
— Итак, Ризант Адамастро, как ты видишь, церемониться с тобой никто не собирается. Если придется, то я правду выну из тебя клещами.
— Ка… кую… прав… ду? — просипел я, учащенно дыша.
— Говорить будешь, когда я позволю, vaail mingsel! — сплюнул алавиец и снова схватился за раскаленный стержень.
— Не-не, убери от меня эту… А-а-а-а! С-с-с-у-у-у-у…
Вновь шипение и запах горелого мяса. Мозг медленно затапливает паника, но я отгоняю её, повторяя словно мантру: «Держись, Сашок! Всё проходит и это пройдет!» В таком состоянии даже не получается сосредоточиться, чтобы попытаться создать чародейский конструкт. Маловероятно, конечно, что магия вернется ко мне именно сейчас, но вдруг?
— Еще что-то хочешь сказать, смесок? — презрительно процедил темноликий, убрав прут.
— А это счи… тается за… разреше… ние… гово… рить? — выдавил я из охрипшего от рычания горла.
— Gulen ung swattah mingsel… — проворчал желтоглазый ублюдок и опять приласкал меня раскаленным железом.
Странно. Еще не прозвучало ни одного вопроса, а на моей груди уже не осталось живого места. Кожа вокруг глубоких ожогов покраснела и распухла. А черные припаленные полосы делали мой торс похожим на кусок мяса, брошенный в барбекюшницу. Про ощущения, которые меня терзали, я уж и не говорю. А ведь это была только прелюдия к настоящему допросу с пристрастием…
Алавиец склонился ко мне так низко, что я смог наконец рассмотреть его лицо. Темное, практически пепельно-черное. Это могло значить, что ему вряд ли меньше сотни лет. У молодых альвэ кожа на несколько тонов светлее. Нечто среднее по цвету между слабозаваренным чаем и бронзой. А у совсем уж древних, как, например, кардиналы во дворце патриарха, она имела синеватый отлив. Что-то вроде оттенка маренго. Этим мамонтам уж наверняка за пару веков перевалило…
— Отвечай коротко, но предельно полно. Уяснил, полукровка?
— Да…
— Кто тебе поставляет Ясность? Или ты добываешь сырье для зелья и готовишь сам?
Фух… ну слава богам, меня взяли по линии Маэстро, а не за использование Арикании. Но на чем я прокололся? Откуда этот ублюдок так безошибочно меня вычислил? Эх… надеюсь, мне хватит сил вытерпеть, чтобы узнать…
— Я не понимаю, веил’ди, о чем вы гово…
Очередная вспышка боли бритвой полосонула по плечу. В первое мгновение я даже не понял, что произошло. Но потом заметил, как темноликий накручивает кольцами вокруг ладони небольшой тонкий кнут. Нестерпимое жжение, сравнимое с действием яда шаксатора, распространилось до самого локтя. Я боязливо покосился на новую рану и сдавленно охнул, увидав рассеченную до самой кости плоть. Ни черта ж себе шнурочек! Да таким и выпотрошить можно! Из чего сделана эта адская хреновина⁈
— За каждое лживое слово я буду тебя наказывать, вонючий смесок, — угрожающе сузились желтые глаза алавийца. — Но отделять истину от неправды тоже предстоит мне. И ты только что сильно усложнил нашу дальнейшую беседу, vaail mingsel. Отныне, зная какая ты изворотливая тварь, я стану сомневаться в каждом твоем слове…
— Но я… честно не понимаю, почему вы… задаете мне эти вопросы! — прошипел я сквозь зубы.
— Тупой выродок!
Хлыст свистнул, рассекая воздух, и очередная кровоточащая отметина появилось поперек моей обожженной груди. Тут уже я не сдержался и заорал во всю глотку. Крик вроде бы помог справиться с этой му́кой. Но ненадолго…
Мое сознание сейчас выполняло по-настоящему титаническую работу. Оно лихорадочно просчитывало варианты развития событий для меня, оценивало ухудшение дальнейшей перспективы, пыталось достучаться до упрямого источника, не желающего давать энергию для сотворения заклинаний. Да еще и подавляло порывы паникующей плоти. Удивительно, но терпеть истязания стало легче, когда я внушил себе, что терзают не моё тело. Я ведь Александр Горюнов, который мирно спит мордой в салате где-то невообразимо далеко. А пытают Ризанта нор Адамастро. Я тут всего лишь зритель. Правда, с эффектом полнейшего погружения…
— Я даю тебе последний шанс ответить. А потом уже перейду к серьезным аргументам. Итак, где ты берешь чистую Ясность⁈
«Ох, мать, а это еще не было серьезно⁈» — отчаянно подумал я. Но вслух произнес другое:
— Да с чего вы взяли, что я имею к этому какое-то отношение⁈ — вскричал я, подбавляя в голос побольше истерических ноток. Не думаю, что моя игра обманет темноликого палача. Но всё же хоть немного придаст мне убедительности.
Моё тело сжалось, ожидая новых слепящих вспышек боли. Но на сей раз алавиец почему-то решил проявить милосердие.
— Я знаю, что раньше чистой Ясностью торговал Дядюшка Лис, скидывая товар через головореза Чегеня, — снизошел истязатель до пояснений. — К твоему несчастью, мне ведомо о грязном полукровке, поставлявшем её. Я говорю о тебе, Ризант Адамастро. Затем у вас с Лисом случился некий конфликт и товар исчез с рынка. Вернулся он лишь тогда, когда ты сам объявился в городе, приведя за собой нового покровителя. Подробности этой возни можешь оставить при себе, нас они не интересуют. Но мне очень любопытно, где ты брал Ясность? Отпираться бесполезно, mingsel. Говори всё, как есть. И тогда сохранишь свою жизнь.
О, значит, мы уже перешли от кнута, в буквальном смысле, к прянику? Ух… повезло, Многоокий тебя разрази! Теперь главное не вызвать никаких лишних подозрений.
— Маэстро… убьет меня… — прошептал я, спешно набрасывая в уме схему своей новой легенды.
— Но это случится потом, — равнодушно пожал плечами альвэ. — А я тебя могу провести через такое, что смерть будет за радость. Смотри…
Темноликий принялся творить какую-то замысловатую волшбу, сплетая в единый конструкт больше полусотни истинных слогов. Он колдовал без перстня, но делал это, на мой взгляд, не слишком умело. Контуры его заклинания местами то опасно спускались вниз, то стрелой улетали вверх, грозя разрушить всю гармонию. Линии законченных фраз выглядели как-то небрежно. Да и в целом строил он свои чары довольно медленно. Вот тебе и первородные носители магических знаний. Высшая раса, мать её…
Когда алавиец всё-таки завершил свой конструкт, у него в ладони засияла неровная мутно-серая сфера, похожая на парящий в невесомости вчерашний бульон. Он бережно поднёс её ко мне, а потом резко опустил на мою кисть. Я от неожиданности вздрогнул, а через секунду напрочь позабыл о том кто я, где нахожусь и какие цели преследую. Первозданная Боль стеганула по нейронам, выжимая из лёгких весь воздух. Я ревел почище раненного медведя, но не слышал себя. По сравнению с этим зверством даже мой «Шок» стыдливо курил в сторонке. Мозг забуксовал, не в силах обработать столь массированную атаку на нервные окончания. Сознание подернулось мутной пеленой, и меня начало засасывать в спасительное беспамятство. Однако жестокий палач не позволил мне ускользнуть из реальности.
