Однако… Его рассказ не оставлял равнодушной. Вот уже час я вникаю в каждое слово, и, чёрт побери, очень хочу знать продолжение невероятной, скорее всего, вымышленной истории.

— Продолжайте, Виктор Степанович… Меня интересует ещё несколько моментов. Во-первых, в чем же проявлялся Синдром Адели в девушке? Она, судя по вашему рассказу, имела определенные привязки к больному, однако, вид расстройства сознания у нее несколько иного характера. Готова поспорить, что след на психике Эвелины оставило заточение, избиение, насилие… Возможно длительное одиночество. И это ещё не говоря о проблемах в семье! Однако, в чем же выражалась ее одержимость по отношению к больному?

— Ооо… Уважаемая Ольга Николаевна… Если бы вы имели возможность наблюдать девушку хоть один день из того времени, что она провела под моим присмотром, вы бы не задавали подобных вопросов. — Мужчина поднял глаза и посмотрел через объемное стекло очков прямо в мои… — Она была зависима от него! Зависима душой и телом. Первое время, пыталась скрыть это. Видимо, в ней боролись противоречивые чувства. Желание отрицать невозможное! Артём… Тот, кто зверски издевался. Взял без спросу контроль над ее жизнью! Взял ее… Причинял боль, физическую и моральную. По его ошибке она лишилась возможности иметь детей! И, тем ни менее, он был необходим ей… Вот вы, женщина в здравом рассудке, можете это объяснить? — Отрицательно повела головой… — И она, юное дитя, сбитое с пути, не могла объяснить этого самой себе. А то, что мы не можем понять, пытаемся отрицать. Разве нет, доктор?

— Соглашусь, но разве это доказывает, что она одержима им?

— Вы только послушайте! — Мужчина даже встал от переизбытка нахлынувших чувств. — Она каждый день роняла взгляды в поисках его… А когда не находила, злилась на себя за то, что вообще искала. Писала ему письма с признаниями, в конце каждого из которых дописывала презрительное "ненавижу…". Она сидела, шатаясь, на кровати, и шептала его имя одними губами… Спустя месяц… Я нашел в её палате "календарь". Такой же календарь, какой был на цокольном этаже. Она ногтями начала царапать дни! У нее была бумага и ручка, Ольга Николаевна! Но она предпочитала, подсознательно, создать условия, подобные к тем, что окружали ее, когда он был с ней рядом. — Он размахивал руками, становясь сам похож на одержимого, но, очевидно, ничего не мог с собой поделать. — Однажды… Она призналась, что отмечает не то, сколько дней находится в больнице. Она отмечала дни без Него!

Я слушала, и поражалась тому, насколько точно этот человек прочувствовал характер вымышленных подопечных. Насколько пропустил через себя их боль… Ещё немного, и я действительно начну предполагать вероятность, что эти люди есть на самом деле!

— Я думаю, причина, по которой Эвелина не возненавидела своего похитителя, берет корни как раз из не сладостного детства. В таких условиях дети вырастают с ощущением обделенности. Ей не хватало желания родных взять под контроль ее жизнь. Она ощущала на самом деле необходимость… Потребность оказаться в плену того, кто создаст для неё маленький, закрытый от всего социума мир. И сама не подозревала об этом…. Можете считать, что я романтик, однако… Если бы синдром, о котором мы с вами говорим, не являлся настолько ужасным, я бы сказал, что он свёл две судьбы, которые нуждались друг в друге ещё до знакомства.

Меня продолжало пронимать… Я буквально дышала сказанными словами. Видела и представляла подростков и ситуации как наяву! И интерес пробирал. Я не хотела сегодня более ни одного пациента видеть! Я вспомнила… Что такое на самом деле прикипеть к делу, которое делаешь. Этот маленький, пухленький мужчина… Больной с задатками врача, напомнил мне об этом…

— И как прошла первая встреча после года реабилитации?

"Коллега", неловко подпирая очки на переносице, вдумчиво всмотрелся в окно, с некой печалью… Словно речь шла о людях, которые действительно стали ему родными. Весьма не профессионально… Сказала бы я, если бы действительно имела честь беседовать с доктором наук. Спустя несколько минут тишины, он продолжил…

Виктор Степанович — психотерапевт

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я понимал, что должен рассказать о самом страшном дне в моей жизни, но воспоминания были ужасны. Я поудобнее уселся в кресле, отпил глоток воды и попытался взять себя в руки. Женщина молчала, давая мне возможность сделать выбор: рассказать правду или остаться пациентом ее клиники.

— В тот день, с самого утра, — начал я, — я был, как на иголках, словно отец невесты перед свадьбой дочери. — Я перепроверил результаты анализов, исследований, проведенных с ними обоими. Пролистал вдоль и поперек их амбулаторные карты, ища что-то, что отменит встречу. Что-то, что покажет, что ещё рано… Не время. Но не нашел ничего, что помешает воссоединению влюбленных. Да, — произнес уверенно, видя отрицание в её взгляде, — именно влюблённых! Последние месяцы, оба, как по команде, или, если хотите по велению свыше, принялись усиленно идти на контакт. Соглашались на все процедуры и тесты, мы много разговаривали и каждый раз! каждый Божий день! Они не переставали думать друг о друге. Мечтательно посматривали в окно, будто видя что-то, только им двоим понятное. И я понял: мое решение — правильное.

— Скажите, Виктор Степанович, а разве не может быть такого, что встреча ухудшит, а не улучшит их самочувствие? — Она привстала и с интересом обратилась в слух.

— Конечно нет, Ольга Николаевна! Раз только надежда на встречу поставила их на ноги, вы представляете на что способны эти двое, когда встреча состоится?

— Неплохо, неплохо! Я впечатлена. — Она снова села в свое кресло и нажав на кнопку внутреннего телефона, произнесла: — Леночка, два чая, пожалуйста!

— Я не люблю чай! — Неожиданно для самого себя тихо прокомментировал её просьбу-приказ.

Она заливисто рассмеялась, отчего черты ее лица показались не такими резкими.

— Скажу вам по секрету, — она нагнулась над столом, визуально казавшись ближе, — я тоже! Я ненавижу чай! — И снова ослепительная улыбка. — Но, придется нам пока довольствоваться чаем. Ладно, мы ушли от темы, продолжайте.

— Так на чём я остановился? Ах, да… — мысли бежали впереди меня, мешая сосредоточиться. Кофе сейчас был бы кстати. — Так вот, сначала я попросил привести Эвелину, чтобы ещё раз проверить ее состояние. Она выглядела прелестно: в волосах играли солнечные зайчики, глаза блестели предвкушением. Конечно, она нервничала, но это легко объяснимо. Но в целом, держалась она отлично.

— Я вспомнил её нетерпение… Девочка нервно заламывала пальцы и кусала губы. Велел ей присесть и успокоиться. Я нервничал не меньше: ерзал на стуле, перекладывал бумаги из одного конца стола на другой, поправлял очки, чуть не сломав дужку. — И вот… Дверь открылась. Мы с Эвелиной одновременно соскочили со своих мест: она — в желании скорее увидеть, а я — давая знак санитарам удалиться. — Сглотнул, и снова схватился за стакан с водой.

— Ну, не тяните, доктор, продолжайте. — Вот это да! Я уже неосознанно стал для неё коллегой. Великолепно!

— Они встали напротив друг друга, — послушно продолжил рассказ, — и стояли близко-близко. Всматривались в любимые черты, вспоминали… Затем Эвелина со слезами на глазах начала вырезать его профиль поцелуями. Артём, чтоб скрыть, что в его глазах тоже собирается предательская влага, уткнулся ей в шею, крепко обнимая. — Я посмотрел на врача и увидел, что она плачет! Эта жёсткая поборница правил плачет, спрятавшись за бумажной салфеткой. — Ну, ну, перестаньте!

— Всё хорошо! — Остановила она мой порыв встать. — Продолжайте…

— Как скажете, но, если вам…

— Виктор Степанович. Всё. Хорошо.

— Дальше, всё произошло так быстро и неожиданно, что я растерялся и не мог вымолвить ни слова. Просто лепетал что-то бессвязное. — На лбу выступила испарина, я почувствовал, как холодная струйка влаги стекает по носу.