И только брови Макхью сдвинулись к переносице.

— Погоди-ка, а как она здесь очутилась? Этот синдром Маклендона заразный или что? — Аннали Макхью была не очень начитанна, но, похоже, когда раздавали мозги, она прихватила не только свою долю.

Я выразительно закивал:

— Или что.

Дэви Ллойд нахмурился, проявляя именно те качества хорошего руководителя, которые сделали его известным во всей освоенной Вселенной.

— Так вот, Маккей, твоего напарника посадили, тебе и испытывать судьбу, пока мы не доберемся до Новой Бразилии и не сможем взять кого-нибудь еще.

Пока я оглядывался в поисках какого-нибудь другого Маккея помимо себя, Аннали Макхью удовлетворенно сложила руки на груди и кивнула.

— Кен, скажешь девчонке, что она внесена в списки и летит с нами, — прибавил Дэви Ллойд. — Я подумываю, что неплохо было бы ускорить наш отъезд, так что мне надо, чтобы она была на борту челнока с вещами через час. Как, ты сказал, ее зовут?

Я глянул на салфетку. Ее полное имя, написанное аккуратным почерком, было Анна Катарина Линдквист, и черт меня подери, если я буду представлять капитану шведскую вампиршу! Но пока я стоял, разинув рот и подняв вверх указательный палец, мои сослуживцы промаршировали на выход.

Откуда ни возьмись, за моей левой лопаткой возникла Катарина.

— Привет, Кен. Если тебя это может утешить, единственный член Гильдии космонавтов, которого я знаю на Шайлере, отбывает здесь пятый год из семилетнего срока за драку в общественном месте и нанесение тяжких телесных повреждений. Боюсь, судья Осман не пожелает расстаться с вашей О'Дей ни за деньги, ни за все иные блага.

— Похоже, ты все правильно поняла. Ну что ж, добро пожаловать, — поприветствовал я своего нового напарника, не испытывая никакого восторга.

— Вот и молодец, Кен. Не хочешь помочь мне собрать вещи?

Я вежливо отказался:

— Ведь знал же, что разговоры в баре ничем хорошим не кончаются. Тем более, разговоры с вампирами. Не понимаю, как ты это сделала, но, если когда-нибудь узнаю, шкуру с тебя точно спущу.

Она поправила выбившийся из прически локон и ласково улыбнулась.

— Ладно, тогда скажи, почему ты решила поговорить именно со мной? Разве ты не рисковала?

— Риск был сведен до минимума. Можешь винить во всем Гарри. Он сказал, что ты неплохой парень для отставного вояки. — Она потянулась, чтобы похлопать меня по плечу, но передумала. — Еще он сказал, что ты не любишь врать и не любишь людей, которые врут.

Это было достаточно верно, чтобы я обиделся.

— Напомни мне послать Гарри букет цветов.

— Всяк цветок знай свой шесток? — усмехнулась она. Люди, выходящие из зала, уже косились на нас.

— Черт, только не каламбуры, я их не выношу, — буркнул я и вяло пояснил: — Даже если бы каламбуры считались шутками, это все равно были бы самые примитивные формы юмора из всех известных разумным существам.

Я прямо чувствовал, как за этими черными очками загорелись ее глаза.

— Знаешь, Кен, мне начинает казаться, что мне понравится лететь с вами, — промурлыкала она.

Направившись по авеню Чинко-де-Майо в ее гостиницу, мы преодолели весьма плотный поток граждан, которые не то начинали, не то заканчивали свой трудовой день. Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы сложить вещи. Завернув за угол снова на Эскимо-стрит, я чуть не споткнулся, увидев два пушистых существа, бок о бок шагавшие нам навстречу.

На них были воротнички и манжеты, черные визитки, серые в мелкую полоску галстуки и брюки. На заостренных маленьких личиках сидели широкие солнечные очки. Макушку того, который повыше — около полутора метров ростом, — увенчивал весьма ненадежный убор, напоминавший метелку из перьев для сметания пыли. Второй был примерно на полметра ниже. На голове его красовался котелок, поля которого были опущены над глазами.

— Они похожи на тех крошек, что мы видели в баре Гарри, — прошептал я.

— Наверное, это они и есть. Хочешь, узнаю? — шепнула она мне в ответ.

— Да не то чтобы… — начал я.

Но моя спутница уже подошла к ним поближе и сделала реверанс.

— Добрый вам день. Если мне будет позволено представиться, я — Катарина Линдквист, а это мой друг — Кен Маккей. Вы похожи на двух достопочтенных существ, которых мы заметили вчера в баре «Гарцующий пони», и нам интересно, действительно ли это были вы?

Высокий немного отшатнулся и поправил галстук.

— Мы и в самом деле были вчера вечером в «Гарцующем пони». Позвольте и мне представиться. Я доктор Бобр, посол 'Пликсси*. — После чего он представил нам и того парня, который был пониже, произнеся нечто вроде «Чивс».

Маленький Грызун вытянулся по струнке и провозгласил:

— Я телохранитель и личный секретарь Его Округлости. — У Чивса был отрывистый альт, тогда как у Бобра — скорее меццо-сопрано.

— Очень приятно познакомиться, — проворковала Катарина, протягивая руку.

— И мне очень приятно, — чирикнул Бобр, осторожно беря ее ладошку и изображая поклон, посильный фигуре, имеющей форму пивной бутылки. — Пожалуйста, называйте меня Баки — я настаиваю. Мы не встречались с вами раньше?

Он слегка повернул голову к Чивсу, который важно покачал головой.

— Ну вот, — продолжал он, — как говорил настоящий Баки: «Новые друзья подобны солнечному свету поутру. Весь день потом кажется светлым». Мы чрезвычайно рады знакомству с вами.

— Да-да. Чивс и Баки, — проговорил я, гадая, быть может, мне тоже стоило сделать реверанс?

— Дорогой Кен, да? — спросил Бобр. — Вы знаете, хотя мы, Грызуны, как вы нас называете, ориентируемся главным образом при помощи зрения, я имею немалый опыт в распознавании обонятельных черт человеческих существ, и сейчас я чувствую, что вы распространяете запах замешательства. Мой нос очень чувствителен.

— Действительно, Баки, — промямлил я. — Я все думаю о ваших именах. Они кажутся мне знакомыми.

— Ну конечно, так оно и есть. Язык!Пликсси* состоит в основном из отрывистых свистов и смычно-щелевых звуков. Человеческие существа не часто могут оценить поэтическую прелесть нашего языка. В нем есть некоторые звуки, как, например, совершенно очаровательный короткий шипящий посвист в конце слова !Пликсси*, на которые вы, человеческие существа, по непонятной причине вообще не обращаете внимания. Вследствие этого обычно те из нас, кто имеют дело с человеческими существами, выбирают себе человеческие имена. Я лично был крайне очарован сложными философскими и этическими построениями, которыми так богат контекст множества рассказов про Баки-Бобра; вот в его честь я и решил взять себе такое имя.

Я кивнул. Все это, в общем, было вполне понятно. Помнится, встречал я одного китайца, с которым вместе летал, который просил, чтобы мы называли его Шерман.

— Кажется, у вас очень интересный язык, — вежливо заметил я.

— Весьма и весьма, друг Кен, — немедленно откликнулся Бобр. — В английском да и в других индоевропейских языках обозначения реального времени, передающиеся при помощи различных грамматических категорий глагола, и различия между стабильными по своему существу существительными и глаголами, меняющими свое значение, способствовали созданию прекрасной литературы. В !Пликсси*, наоборот, падежные окончания в большой степени зависят от того, виден ли предмет или действие, о котором говорится, говорящему и тому, к кому он обращается, а также от того, является ли происходящее действие постоянным или кратковременным.

Маленький Чивс издал горлом едва слышный звук и вытащил из кармана большие часы. Когда это не подействовало, он быстро, но весьма красноречиво провел рукой по горлу.

— Ах да, я почти забыл, — всполошился Бобр. — У нас на сегодняшнее утро назначена встреча с начальником порта капитаном Хиро, и мы должны поторопиться, иначе опоздаем. Тем не менее я очень рад был познакомиться с вами и надеюсь, что мы продолжим наше знакомство.

— Хм-м, разумеется, — внес и я свой вклад в разговор.

— Вряд ли, — возразила Катарина. — Мы с Кеном улетаем сегодня в космос и, скорее всего, больше сюда не вернемся.