Ныне в ложницах попахивало не выветренной после зимы плесенью. Смотрители, разузнав, кто и зачем пристал к берегу, поспешили развести огонь и пустить в жилище горячий дух – хранителя добра и покоя тех, кто здесь поселится.

Лиман еще не совсем освободился ото льда, и кормчий посоветовал послам выждать день-другой, пока подует сиверко. Он быстро раздробит и очистит морской простор, сделает его безопасным для плавания. И кормчий не ошибся. На третьи сутки уже к ночи подул мощный ветрище. Лиман покрылся рябью, а вскоре поднялись и пенистые волны. Плавание снова пришлось отложить: при таком ветре (даже и попутном) рискованно выходить в открытое море, да еще на ненадежной лодье. И парус может сорвать, и крепления растращить, и лодью может накрыть крутой волной.

А мать-природа не обращала внимания ни на лед на берегах Днестра и лимана, ни на зимние ветры с полночного края. Шла по земле и укрывала ее теплом, засевала зеленым зельем, а еще радовала птичьим пением. И было это пение таким громким, таким призывным, словно предостерегало: не спешите, люди, наслаждайтесь теплом, тем, что рождается каждое мгновение на земле.

И послы невольно поддались очарованию окружающей природы на берегах Днестра. Ветер дул день, второй, третий. Только ночью с третьего на четвертый улегся и позволил кормчему сказать:

– Пора.

Из Тиры вышли не очень рано и, казалось, при полнейшем штиле, а оказались в лимане, удивились: ветер если и затихал, то всего лишь на ночь, а с утренним теплом снова свежел. Был не очень напорист, но все же не давал опадать парусам, туго надувал их и гнал только вперед.

Дулебы радовались.

– Смотрите, – говорили друг другу, – как весело бежит лодья. Если и дальше так будет продвигаться, то через трое-четверо суток Константинополь увидим.

Кормчий лишь усмехался. «Выйдем в море, – думал про себя, – увидите, как путешествовать по нему».

И словно наколдовал. Только миновали пересыпь, ветер напористей ударил в паруса, заставил поскрипывать снасти. Волны, правда, до поры до времени были невысокими, как и в лимане.

– Это и есть уже море?

– Оно, достойный. Учти, берег только-только остался позади. Впереди вода и вода.

– А мы не заблудимся на этой воде? – спросил Идарич.

За лодочных ответил князь Волот:

– Кормчий Домовит не впервые ходит морем. Днем постарается держаться берега, ночью – звезды путеводной.

Обещанного берега, однако, все не было и не было. Только во второй половине дня он показался снова. Притихшие было дулебы повеселели, стали гадать, где они сейчас находятся. Ведь не только князь Волот, но и некоторые из дулебов еще при императоре Юстине ходили на ромеев, измерили с севера до юга Скифию, Нижнюю Мезию и только в горах были зажаты Германом. Анты – воины сильные и мужественные. Бились, пока была сила в руках. Но что поделать, если врагов было больше. Хорошо уже, что вырвались из теснины и отошли с остатками своих воинов за Дунай.

Вспоминали старшие. Молодые слушали во все уши и, казалось, не замечали, какое за лодьей море и как далеко еще до берега. Но чем ближе подходили они к берегу, тем сильнее раскачивались лодьи и море кипело и бурлило, вызывая тревогу и страх у воинов.

– Княже, – подошел к Волоту кормчий. – Ночью может разыграться настоящая буря. Пока не поздно, советую пристать к берегу и там провести ночь.

– Нежелательно, Домовит.

– Знаю, что нежелательно, да надо. Ночь будет штормовая, значит, темная, а идти такой ночью морем опасно.

Волот колебался, наконец пошел на совет к Идаричу. Тот оказался более рассудительным.

– Кормчий, – сказал он, – плавал, и не раз, поэтому лучше нас знает, когда время плыть, когда – приставать к берегу. Поэтому пусть поступает так, как считает нужным.

Выйти на берег оказалось во сто крат труднее, чем плыть в открытом море. На мелководье волны были высокими и бурными. Они с шумом и грохотом накатывались на берег, пенились и шипели.

Пришлось спустить паруса и сесть на весла. Пока примеривались, где пристать, пока выбирали пологий берег, сумерки сгустились и море выбросило лодью около мезийского поселения. Ночью их, правда, не заметили. Не сразу увидели и на рассвете. Но славяне тоже не воспользовались тем, что долгое время о них никто не знал. Море же за ночь совсем разбушевалось, нечего было думать о дальнейшем плавании. Мезийцы натолкнулись на них днем, а чуть погодя подоспели и конные ромеи.

Пришлось объяснить, кто такие и почему здесь. Ромеи выслушали их, даже посокрушались вместе с антами и ушли. А к вечеру вернулись.

– Кормчий и лодочные, – приказали они, – пусть остаются при лодье, а послам антским велено ехать с нами.

– Куда и зачем?

– В Маркианополь. Будете говорить с наместником Фракии и всех провинций Хильбудием.

Идарич показал им знак князя Добрита, объяснил, что они послы и потому особы неприкосновенные, но ромеи не обратили на это внимания.

– Таков наказ центуриона, – ответили антам. – Лодочные, если успокоится море, могут идти в пристанище Одес. Это недалеко. Там найдут еду и охрану. Всем остальным велено прибыть в Маркианополь.

Хильбудию, видно, доложили, чьих послов направили в Маркианополь, но он не спешил встретиться с ними. Дулебов это возмущало, и они наседали на Идарича:

– Ты доверенное лицо князя. Иди и выкажи наш гнев.

– Спокойно, братья, спокойно, – утихомиривал их сосредоточенно-хмурый Идарич. – Достаточно того, что мы однажды поспешили и поступили не так, как нужно было поступить.

– Где и в чем поспешили?..

– Когда покинули лодью. Могли бы оставить кого-то из послов там, а он бы, дождавшись тиши на море, прямехонько отправился к императору, чтобы пожаловаться на своеволие Хильбудия.

Дулебы приумолкли, задумались. И в самом деле, тогда Хильбудий не посмел бы поступить с ними так, как сейчас.

– Что скажем, когда дело дойдет до разговора? – нарушил тишину князь Волот.

– Как есть, так и скажем: направляемся к императору с посольством антов. А для чего – об этом ни слова.

– Хильбудий захочет узнать, будет настаивать.

– Мы не к нему ехали, не ему и говорить будем. Он всего лишь наместник диоцеза, его долг – помочь посольству встретиться с императором, и только. Все остальное будет нарушением традиций, что издавна существуют между соседями.

Может, и так. И все ж князь Волот не спешил радоваться.

– Чтобы не повторять своих ошибок, – сказал Идарич, – думаю, на встречу с Хильбудием нужно идти не всем.

– Думаешь, он решится на злодейство?

– Да. Встреча начнется с угощения, а ромеи – коварные хозяева, вместе с вином и отраву могут подсунуть.

– Не посмеют. Для этого им придется уничтожить всех: и нас, и тех, кто остался возле лодьи.

– А если все-таки отважатся? Разве всех нас вместе с лодьей не могло поглотить море?

Идарич внимательно посмотрел на князя, однако ничего не сказал.

Немного погодя Волот подсел к Идаричу.

– За нами, кажется, не следят?

– Вроде нет. А что?

– Так нужно ли сидеть и ждать, когда позовут?.. Хочу взять с собой двоих воинов и пойти по Маркианополю. Ромейскую речь понимаю, может, что услышу, а то и увижу.

– А выйдешь незаметно?

– Попробую. Сам говоришь, за нами не следят. Если Хильбудий позовет на разговор, идите без меня.

Волот не вполне был уверен, что все будет именно так, как он мыслит. А все-таки надежда встретить кого-нибудь из своих в Маркианополе не оставляла. Этот ромейский город – один из тех, которые расположены вблизи Дуная, не может быть, чтобы в нем не жили славяне, если не эти, недавно взятые в плен, так те, которые оказались в Византии по другим причинам и в другое время. А у славян, заброшенных злой судьбой за пределы родной земли, нет привычки да и необходимости не будет отворачиваться от своих. Он был уверен, что не смогут не подойти и не поинтересоваться, узнав земляка по одежде, из каких земель и давно ли здесь, ромейские ли подданные или гости. А уж как подойдут и заговорят, Волот сумеет разузнать, где те анты, которых ромеи пригнали недавно из-за Дуная.