Возвращение консула, видимо, разозлило мэра, потому что он вдруг начал возмущаться на ломаном английском. Крепко сложенный, с фигурой камнетеса, говорил он яростно, словно обращаясь к группе забастовщиков, размахивая могучими руками, указывая то на труп, то на забранное решеткой окно, за которым лежал вверенный ему город.

— Наш друг быть самоубийца, — негодующе прокричал он! — Наш друг быть вор. Это не наш друг. Он украсть наша лодка. Он плавать на лодке мертвый. Он быть алкоголик. В лодке быть также бутылка виски. Пустая. Какой пистолет проделать такую дыру? — риторически вопросил он, ткнув мясистым пальцем в размозженную голову бедняги Уинзера. — В этом городе, пожалуйста, у кого быть такие большие пистолеты? Ни у кого. Мы иметь только маленькие пистолеты.

Это быть английский пистолет. Этот англичанин напиваться, красть нашу лодку, стрелять в себя. Алкоголик. Самоубийца. Все.

Брок, не поведя и бровью, все с той же доброй улыбкой наблюдал за этим взрывом эмоций.

— Я вот думаю, не могли бы мы вернуться чуть назад, Гарри, — предложил он. — При условии, что вы пришли в себя.

— Как вам будет угодно, — с тяжелым вздохом ответил консул, промокнув рот бумажной салфеткой.

— Как мы слышали, наш друг прилетел сюда внутренним пассажирским рейсом из Стамбула, а потом приехал из Даламана на общественном автобусе. Потом застрелился, так? Любопытно узнать, а почему он это сделал? Почему вообще приехал сюда? Хотел встретиться с друзьями? Снял номер в одном из прекрасных отелей города? Где предсмертная записка? Большинство англичан-самоубийц черкают пару строчек перед тем, как уйти из этого мира. Где он взял пистолет? Где теперь этот пистолет? Или они забыли показать его нам?

Внезапно заговорили все: директор больницы, главный врач, капитан и несколько сопровождающих мэра, причем каждый стремился перекричать соседа.

— Предсмертной записки нет, и капитан не рассчитывал ее найти, — переводил консул, вычленяя голос капитана из общего хора. — Человек, который крадет лодку, берет с собой в море бутылку виски и выпивает ее, не в состоянии что-то написать. Вы интересуетесь мотивом. Наш друг был нищим. Был дегенератом. Был сбежавшим преступником. Был извращенцем.

— Еще и это, Гарри? Святой боже! Почему у них сложилось такое впечатление?

— У полиции есть показания нескольких симпатичных турецких рыбаков, к которым наш друг приставал на пристани ранним вечером и пытался соблазнить,

— монотонно бубнил консул. — Все ему отказали. Наш друг был отвергнутым гомосексуалистом, алкоголиком, беглецом от правосудия. Он решил свести счеты с жизнью. Купил бутылку виски, дождался темноты, украл лодку, вымещая этим злобу на мужчин, которые отказали ему, уплыл в море и застрелился. Пистолет упал в воду. В должное время ныряльщики его найдут. Сейчас в бухте слишком много прогулочных пароходов и лайнеров, и поиски пистолета затруднены. Где он взял пистолет? Капитан говорит, что это и неважно. Преступники — они везде преступники. Находят друг друга, продают друг другу оружие, это общеизвестно. Как ему удалось провезти на самолете пистолет из Стамбула? В багаже. Где его багаж? Поиски продолжаются. В этой стране они могут затянуться на тысячу лет.

Брок продолжил изучение тела Уинзера.

— Только мне представляется, Гарри, что это пуля с мягким наконечником, — заметил он. — Выходного отверстия нет, голову просто разнесло. Для этого необходима пуля типа дум-дум. Разрывная пуля.

Перевести консул не успел, потому что мэр вновь взорвался. Проницательность политика подсказала ему в отличие от его подчиненных, что хладнокровие Брока, мягко говоря, подозрительно. Он зашагал взад-вперед, привлекая к себе внимание. Англичане, жаловался он. Почему англичане полагают, что имеют полное право приезжать сюда, задавать вопросы, хотя они сами стали причиной проблем города? Почему этот английский педераст вообще приехал в наш город? Неужели он не мог выбрать другой город и там покончить с собой? Калкан? Каз? Почему он вообще приехал в Турцию? Почему не остался в Англии вместо того, чтобы портить людям отдых и бросать тень на репутацию нашего города?

Но и эту речь Брок воспринял благодушно. Это чувствовалось по легким кивкам, которые следовали, когда он признавал аргументы мэра, уважая местную мудрость и понимая возникшую дилемму. И здравомыслие, продемонстрированное Броком, дало результаты: мэр сначала прижал палец к губам, а потом, пусть и с усилием, заставил себя замолчать и остановиться, разве что несколько раз разрубил воздух ладонью. Капитану, однако, выдержки не хватило. Драматически вскинув руки, выставив вперед ногу, он короткими, рублеными предложениями обрисовал трагический финал.

— Наш друг пьян, — бесстрастно переводил консул. — Он в лодке. Бутылка виски пуста. У него депрессия. Он встает. Стреляет в голову. Пистолет падает в воду. Он падает в лодку, потому что мертв. Зимой мы найдем пистолет.

Брок все уважительно выслушал.

— Так мы можем взглянуть на лодку, не так ли, Гарри?

Мэр, сверкнув глазами, оживился.

— Лодка быть грязная! Слишком много крови! Хозяин лодки очень огорчиться, очень рассердиться! Очень набожный человек! Он сжег лодку. Зачем ему такая лодка? Страховка? Плевать он хотел на страховку!

Брок в одиночестве неспешно шагал по узким улочкам, изображая туриста, останавливался, чтобы обозреть артефакты Оттоманской империи, ковры, отражения в витринах маленьких магазинчиков. Консула он оставил в кабинете мэра за чашкой яблочного чая и обсуждением технических вопросов, в том числе приобретения цинкового гроба и формальностей, связанных с транспортировкой трупа после проведения вскрытия. Сославшись на необходимость купить подарок для несуществующей дочери, Брок отказался от предложения мэра разделить с ним ленч, поплатившись необходимостью выслушать длиннющую лекцию о превосходных магазинах города, среди которых пальму первенства, безусловно, держал бутик, оснащенный системой кондиционирования, принадлежащий племяннику мэра. Брок не чувствовал усталости и не собирался сбавлять привычного темпа. За последние семьдесят два часа он спал максимум шесть в самолетах, в такси, по дороге на торопливо созванные совещания, в Уайтхолле утром, в Амстердаме во второй половине дня, чтобы вечером попасть в роскошные сады гасиенды наркобарона в Марбелле, ибо осведомители у Брока были везде. Самые разные люди тянулись к нему по самым разным причинам. Даже в этом маленьком городке тертые жизнью хозяева магазинов и ресторанчиков, зазывая его к себе, замечали в нем что-то особенное, отчего делали паузу, прежде чем обратиться к нему повторно. Некоторые даже понижали в уме первоначальную цену, которую собирались запросить, откликнись он на их предложение. А когда Брок, пересекая улицу, чтобы посмотреть, кто бросится следом или резко остановится, весело махал им рукой и извиняющимся тоном говорил: «Может, в следующий раз», они чувствовали, что его отказ определенным образом подтверждает их интуитивную догадку, провожали его взглядом и потом время от времени оглядывали улицу, на случай, если он будет возвращаться тем же путем.

Добравшись до маленького рыбного порта с выкрашенным белой краской маяком, древним гранитным молом и шумными тавернами, он продолжал с интересом рассматривать все, что попадалось на глаза: магазины, торгующие сувенирами и джинсами (если он искал подарок для дочери, то где еще мог его найти?), прогулочные пароходики, скоростные катера, маленькие рыболовецкие траулеры, увешанные мантильями-сетями, заляпанный грязью джип цвета охры, припаркованный на проселке, убегающем от бухты к холмам. В джипе сидели двое, юноша и девушка. Даже с шестидесяти ярдов он видел, что они такие же грязные, как джип. Брок вошел в сувенирный магазин, покрутил в руках несколько вещей, посмотрел в зеркала, остановил свой выбор на футболке с занятной надписью, расплатился кредитной карточкой, которую использовал для текущих расходов. С пакетом в руке двинулся по молу, около маяка, убедившись, что рядом нет ни души, достал сотовый телефон, позвонил в контору, и его помощник Тэнби продиктовал несколько сообщений, которые ничего не значили для всех, кто не знал истинного смысла входящих в них слов. Выслушав последнее, Брок буркнул: «Все понял», — и отключил связь.