— Пожалуйста, сэр, оставайтесь у телефона. Никуда не уходите. Через минуту к вам подойдет наш сотрудник.

А Оливеру вдруг с удивительной ясностью вспоминается телефонный бар в Варшаве, где ты звонишь девушкам за другими столиками, а они звонят тебе. Там он покупал пиво школьной учительнице ростом под шесть футов. Ее звали Алисией, и она предупредила его, что не спит с немцами. В этот вечер, однако, ему достается миниатюрная девушка со спортивной фигуркой, стрижкой под мальчика и в белой рубашке с погонами. Она — та самая женщина, которая назвала его «сэром» перед тем, как он заговорил? Он не может этого сказать, но знает, что она напугана его габаритами и гадает, а не псих ли он. Еще на подходе она отмечает и дорогой костюм, и брифкейс, и золотые запонки, и туфли ручного пошива, и разгоряченное красное лицо. Она рискует подойти ближе, смотрит прямо в глаза, выпятив челюсть, спрашивает, как его зовут и откуда он прилетел, анализирует ответы. Просит показать паспорт. Он ощупывает карманы, как обычно, никак не может его найти, наконец обнаруживает, чуть не роняет в стремлении побыстрее выполнить ее просьбу, отдает.

— Это должен быть кто-то из руководства, — предупреждает он ее, но она торопливо пролистывает страницы.

— Это ваш единственный паспорт, не так ли?

— Да, единственный, — без запинки отвечает его земное тело. И едва не добавляет: «моя милая».

— У вас нет двойного гражданства?

— Нет, только английское.

— С этим паспортом вы и путешествуете?

— Да.

— Грузия, Россия?

— Да.

— А откуда вы прибыли? Из Тбилиси?

— Нет. Из Стамбула.

— Вы хотите поговорить о том, что произошло с вами в Стамбуле? Или в Грузии?

— Я хочу поговорить с кем-то из руководства, — повторяет Оливер. Они идут коридором, забитым испуганными азиатами, которые сидят на чемоданах. Входят в комнату для допросов, без окон, с привинченным к полу столом, с большим зеркалом на стене. Словно в трансе, Оливер садится за стол, смотрит на свое отражение в зеркале.

— Я ухожу, чтобы прислать к вам кого-то из старших офицеров, — строго говорит женщина. — Паспорт я заберу, и вы получите его позже. Старший офицер подойдет к вам, как только сможет. Так?

Так. Разумеется, так, как же иначе? Проходит полчаса, открывается дверь, но вместо адмирала, сверкающего золотом эполет, входит светловолосый парнишка в белой рубашке и форменных брюках с чашкой сладкого чая и двумя пирожными.

— Извините за задержку, сэр. К сожалению, такое уж время. Рождество, все куда-то разбегаются. Офицер, который вам нужен, скоро подойдет. Как я понимаю, вы хотели поговорить с кем-нибудь из руководства.

— Да, хотел.

Юноша стоит чуть позади Оливера, наблюдает, как тот пьет чай.

— По возвращении домой нет ничего лучше, чем чашка хорошего чая, не так ли, сэр? — говорит он отражению Оливера в зеркале. — У вас есть домашний адрес?

Оливер называет адрес своего роскошного дома в Челси, юноша записывает его в блокнот.

— Сколько вы пробыли в Стамбуле?

— Пару ночей.

— Этого хватило, чтобы сделать там все, ради чего вы приезжали?

— С лихвой.

— Бизнес или развлечения?

— Бизнес.

— Бывали там раньше?

— Несколько раз.

— По приезде в Стамбул всегда встречаетесь с одними и теми же людьми?

— Скорее да, чем нет.

— Ваша работа связана с частыми поездками за границу?

— Иногда слишком частыми.

— Устаете, не так ли?

— Случается. Это зависит от многих факторов.

Земное тело Оливера начинает обуревать скука, появляется дурное предчувствие. «Не то время, не то место, — говорит он себе. — Хорошая идея, а вот выполнение скверное. Попроси вернуть паспорт, возьми такси, дома выпей виски, проспись и продолжай жить».

— А чем вы занимаетесь?

— Инвестициями, — говорит Оливер. — Управлением активами. Акциями. В основном в сфере отдыха.

— Где еще вы бываете? Помимо Стамбула?

— В Москве. Петербурге. Грузии. В общем, куда позовут дела.

— Кто-нибудь ждет вас в Челси? Вам надо кому-нибудь позвонить? С вами все в порядке?

— Не совсем.

— Мы не хотим, чтобы кто-то волновался из-за вашего долгого отсутствия, понимаете?

— Господи, да никто не волнуется, успокойтесь.

— У вас есть жена, дети?

— О, нет, нет, слава богу. Во всяком случае, пока еще нет.

— Подруга?

— То есть, то нет.

— Это наилучший вариант, не так ли? Когда они то есть, то нет.

— Пожалуй.

— Меньше проблем.

Больше. Юноша уходит, Оливер опять сидит один, но недолго. Открывается дверь, и входит Брок, с паспортом Оливера и в полной форме таможенника, единственный раз, когда Оливер видел его в форме, и, как потом он узнает, первый раз, когда Брок надел ее за более чем двадцать лет, в течение которых он выполнял работу, заметно отличающуюся от досмотра багажа и проверки паспортов. И лишь когда Оливер становится на несколько жизней мудрее, он может нарисовать себе Брока, который стоит за стеной, у зеркала скрытого наблюдения, прозрачного с обратной стороны, пока юноша ведет ни к чему не обязывающий допрос, и, не в силах поверить свалившейся на него удаче, натягивает на себя парадную форму.

— Добрый вечер, мистер Сингл, — говорит Брок и пожимает вялую руку Оливера. — Или позволите звать вас Оливер, чтобы не путать с вашим достопочтенным отцом?

Зонтик состоял из зеленых и оранжевых сегментов. Оливер сидел под зеленым, отчего его крупное лицо приобрело землистый оттенок. А вот лицо Брока под соломенной шляпой сияло, а его глаза лучились весельем.

— И кто подсказал Тайгеру, где тебя искать? — По тону чувствовалось, что ответа на вопрос не требуется. — Он же не телепат, не так ли? И не всемогущ. Но у него везде есть уши, не так ли? Кто же проболтался?

— Возможно, ты, — без дипломатической тонкости ответил Оливер.

— Я? С какой стати?

— Возможно, чтобы добыть новую информацию.

Улыбка не сползает с лица Брока. Он оценивает свое сокровище, проверяет, что случилось с ним за те годы, которые оно пролежало без дела. «Ты стал старше на одну женитьбу, одного ребенка и один развод, — думает он, — а я, слава богу, остался при своих». Он ищет признаки усталости в Оливере и не находит. «Ты — законченное творение и не знаешь этого, — думает он, вспоминая других информаторов, которых ему приходилось доводить до ума.

— Тебе кажется, что мир придет и изменит тебя, но этому не бывать. Ты останешься таким, какой есть, до самой смерти».

— Может, у тебя есть новая информация, — добродушно парирует Брок.

— Да, конечно. «Мне недоставало тебя, папа. Давай поцелуемся и помиримся. Кто прошлое помянет — тому глаз вон». Само собой.

— Ты мог это сделать. Зная тебя. Тоска по дому. Чувство вины. В конце концов, как мне помнится, ты несколько раз менял решение насчет положенных тебе денег. Сначала вроде бы взял. Потом отказался, нет, Нэт, ни за что. Потом согласился, хорошо, Нэт, я их возьму. Я думал, ты и с Тайгером мог сделать U-образ-ный поворот.

— Ты прекрасно знаешь, что деньги я взял только для Кармен! — рявкнул Оливер из-под зеленого сегмента зонтика.

— Эти деньги тоже только для Кармен. Пять миллионов. Я подумал, может, ты и Тайгер пошли на сделку. Тайгер дает деньги, Оливер — любовь. Пять миллионов, положенные на счет Кармен, — веский аргумент для восстановления семейных отношений. Есть ли логика в обратном? Насколько я понимаю, нет, по крайней мере для Тайгера. Это же не тот случай, когда он прячет мешок с пятерками в семейный тайник? — Нет ответа. Его и не ждали. — Он не может вернуться годом позже с лопатой и фонарем и откопать их, если они ему вдруг понадобятся, не так ли? — Молчание. — Даже Кармен сможет их взять чуть ли не через четверть века. Так что же Тайгер купил себе за пять миллионов фунтов? Его внучка никогда о нем не слышала. Если ты добьешься своего, никогда не услышит. Он должен был что-то купить. Вот я и подумал, может, он купил нашего Оливера… почему нет? Люди меняются, подумал я, любовь покоряет все. Может, ты действительно поцеловался и помирился с отцом. Многое возможно, если подсластить горькую пилюлю пятью миллионами фунтов.