— Через четыре дня? — переспросил Тэйкли, осознавая, что Бэйтс, а значит, и Президент не знают о том, что катастрофа должна произойти через час.

— Да. Мы отменим все эксперименты на коллайдере, пока не разберемся во всем.

— Это будет ошибкой, — госсекретарь встретился глазами с Бэйтсом. — Вы что-нибудь слышали о параллельных реальностях.

— Не морочьте мне голову. С вами хочет поговорить Президент, — глава МНБ встал с кресла и повернулся к стоявшим сзади него спецназовцам. — Взять его, и тащите в вертолет. Только не помните, а то босс будет недоволен.

Швейцария. Женева

В зале контроля за экспериментами было непривычно тихо. Внизу на глубине почти ста метров, затянутый для отсечения радиации в массивную трубу из просвинцованного бетона, располагался АТЛАС* (*ATLAS (AToroidalLHCApparatus) — тороидальный детектор. Один из четырех основных детекторов Большого адронного коллайдера, созданный для сбора данных в поисках «новой физики» при протон-протонных столкновениях) — один из самых совершенных измерительных приборов, когда-либо созданных человеком. Его огромное цилиндрическое тело длиной 46 метров, диаметром 25 метров и весом более 7 тысяч тонн состояло из нескольких слоев детекторов, способных фиксировать и измерять природу, траекторию и энергию частиц, возникающих при столкновении протонов. Но все же его сердцем, основным элементом, ради чего он создавался, был внутренний детектор, плотно обжимающий трубу коллайдера в месте, где должны встретиться летящие навстречу друг другу почти со скоростью света пучки, и его самая чувствительная часть — пиксельный детектор, фиксирующий следы новых частиц, возникающих при столкновении протонов, и регистрирующий их характеристики и траектории.

Но недавно к сложнейшей схеме датчиков, детекторов и сенсоров АТЛАСа был добавлен еще один элемент. В самой трубе коллайдера в области столкновения пучков был смонтирован мощный источник лазерного излучения и оптоволоконный световод с приемным раструбом для лазерного луча. Именно в этом месте должна появиться пришедшая из будущего квантовая черная дыра и подхваченная плотным потоком фотонов снова исчезнуть в световоде, чтобы тут же появиться за тысячи километров на другом континенте и, испарившись, породить сильнейшую гравитационную аномалию.

— Что притихли, мальчики? — оторвавшись от экрана монитора, спросила Татьяна. — Прочувствовали значимость момента? Может, подгузники поменять?

— Да ну тебя, — махнул рукой Майк, который сидел в кресле, небрежно забросив ноги на рабочий стол, и что-то чиркал в своем блокноте. — Тут история вершится, а тебе все шуточки.

— Давайте, соберитесь. До запуска детектора десять минут, — уже серьезным тоном проговорила Татьяна и, поправив усик гарнитуры у щеки, включила внешнюю связь. — Это центральный пульт. Группа техобеспечения и инженеры, доложите готовность.

— Технические параметры детектора в рамках допусков. АТЛАС к пробному прогону готов, — раздался из динамика четкий голос.

— Вакуум? — коротко спросила Татьяна.

— Вакуум вышел на расчетное значение.

— Серверная?

— Сервера готовы принять данные с детектора для обработки.

— Хорошо. Всем готовность девять минут. Запускаю отсчет.

На центральном стеновом экране операционного зала в правом углу загорелась шестизначная цифра, отсчитывающая время до запуска в наносекундах. Вернее, все знали, что цифра шестизначная, но могли различить только три первых значения, остальные менялись настолько быстро, что человеческий глаз не мог их уловить.

— Пристегните ремни, мальчики. Мы начинаем.

Картинно щелкнув по сенсорной клавиатуре, Татьяна вывела на главный экран схему эксперимента, где был изображен внутренний детектор, а внутри него — лазерный контур для захвата черной дыры и транспортировки ее в световод. Доктор Ривье уже был знаком с этой схемой, но в ней был еще один новый элемент.

— Татьяна, Майк, почему лазерный контур в трубе в зоне столкновения пучков отмечен как вторичный, — он чуть подался вперед, словно стараясь получше рассмотреть схему. — И что это за вход световода на уровне излучателя нашего лазера?

— Все идет по плану. Не суетись, — успокоила его Татьяна.

— То есть как по плану? Совсем не по плану, — возмутился Ривье. — Откуда здесь еще один световод, который к тому же отмечен как вход первичного контура?

— Майк, — Татьяна бросила быстрый взгляд на итальянца, — я тут мониторю параметры и не могу оторваться от экрана. Объясни нашему французскому другу, откуда взялся первый контур.

— Понимаешь, Ник… — немного помявшись, начал итальянец, — коллайдер — это всего лишь часть нашего м… эксперимента.

— Как это? — спросил Ривье, чувствуя неприятный холодок внутри.

— Ты когда-нибудь слышал о Сарове?

— Это который в России? Конечно, слышал. Там они запустили 192-канальный твердотельный лазер на неодиевом стекле. Мощность вроде до 3 мегаджоулей. Проект закрытый. Скорее всего, совместно с военными. Официально говорят, что работают по природе вещества где-то на нашем уровне и термоядерному синтезу, но ходят слухи, что там могут изучать возможность создания термоядерного оружия нового поколения.

— Для простого ученого, не высовывающего носа из компьютера, ты неплохо осведомлен, — хмыкнула, оторвавшись от монитора, Татьяна.

— Но какое это имеет отношение к нам? — удивился Ник.

— Самое прямое, — Монтини встал, подошел к небольшому стоящему у стены столику, где были расставлены термосы, и налил себе чашку кофе, потом не спеша добавил немного сливок и вернулся на свое место. — Сколько раз говорил, надо поставить здесь нормальную кофе-машину, а то приходится пить всякую бурду.

— Какое это имеет отношение к нам? — настойчиво повторил свой вопрос Ривье.

— Самое прямое, — итальянец отхлебнул кофе и, поморщившись, отставил чашку, — переведи-ка 3.5 мегаджоуля, а именно такова энергия пучка русского лазера на уровне мишени, в ТэВ.

— Э… Приблизительно 15 ТэВ плюс-минус мелочь.

— Тебе это ничего не напоминает, — Монтини поднял брови и, видя, что его коллега раздраженно мотнул головой, продолжил: — В 2016 году на секретном военном объекте на севере России военные получили первую в истории человечества квантовую черную дыру. Да-да, не удивляйся. Это произошло задолго до того, как тебе Краузе вложил в мозги свои расчеты. И родилась эта дыра не на коллайдере, а на конце мощнейшего лазерного луча, ударившего в свинцовую мишень. Для возникновения КЧД, в отличие от обычной черной дыры, масса не важна. Важна энергия на уровне 15 ТэВ. Тогда рвется целостность нашего пространства и открывается доступ к одному из дополнительных обширных измерений, которое и провоцирует возникновение черной дыры. КЧД — это всего лишь элементарная частица, и она подчиняется законам квантовой механики. Во всяком случае, так мы предполагаем. А если это так, то КЧД не может занимать места больше, чем ее длина волны де Бройля. При этом ее масса должна быть больше 0,02 мг — чудовищно большое значение для квантового мира. И для того чтобы удержать такую частицу в стабильном состоянии, понадобится энергия, во много раз превышающая ту, что мы смогли достичь на коллайдере.

— Это все так, если сингулярность, которая находится в центре черной дыры, не обладает особыми свойствами, способными создавать такую энергию, — вставила со своего места Татьяна.

— Давайте только не трогать сингулярность, — отмахнулся Майк. — Рассуждения о ней, это как рассуждения о Боге. Мы даже предположить не можем, что это такое. Так вот… При вскрытии дополнительных измерений их энергия снижает эффективные планковские значения, при которых может возникнуть квантовая черная дыра, до энергий на уровне 15 ТэВ. Более того, приложение энергии такого уровня к любой точке пространства, даже к вакууму, автоматически создает квантовую черную дыру. И русские в 2015 году в этому убедились. Восемь лет — небольшой срок. Ты должен помнить, что тогда осенью по всему миру прокатилась волна сейсмической активности. Все еще подумали, что они испытывают тектоническое оружие. Но их черная дыра, испарившись, по какой-то причине создала не очень мощную гравитационную аномалию, и в тот раз не было значительного смещения литосферных плит, деформации земного ядра, изменения орбит внутренних планет. Хотя, может и были, но их никто не зафиксировал.