– ... – слово из трех букв, – ответила она, напомнив мне, в каком году я живу.

Совершенно неожиданно блондин рядом со Скоттом повел себя агрессивно:

– Зачем мы разговариваем с этой свиньей? Он тут хвастает, что помогает людям. Только как он это делает – по голове лупит, сам признался. А что они делают в гетто Уаттса с черными?

Тут через полукольцо молодежи протолкался мужчина средних лет в темном пиджаке и с воротничком, как у священников.

– Я работаю в восточных трущобах, где живут чиканос, – объявил он. – А что вы сделали для мексиканцев? Только и можете, что их эксплуатировать?

– А вычто там делаете? – спросил я, сразу почувствовав себя неуютно он внезапной перемены настроения. Несколько пикетчиков присоединились к остальным, и теперь меня теснили к машине человек пятнадцать двадцать.

– Я борюсь за чиканос. За власть цветных, – сказал священник.

– Но вы-то не цветной, – заметил я, все более нервничая.

– Я внутри цветной!

– Так примите клизму, – пробормотал я, выпрямляясь. Я понял, что дело дрянь, совсем дрянь.

Я заметил, как слева от двух девушек, подошедших посмотреть, из-за чего все эти вопли, мелькнула черная казацкая шапка, и тут же метко и сильно в меня метнули пацифистский значок. Он угодил мне в лицо, булавкой поцарапал кожу как раз под левым глазом. Когда я резко повернулся, взбесившись до такой степени, что едва не бросился сквозь толпу, негр уставился на меня совершенно невозмутимо.

– Попробуешь еще раз, мужик, я тебе мозги вышибу, – сказал я достаточно громко, чтобы он услышал.

– Кто? – отозвался он, широко ухмыляясь сквозь усы и козлиную бородку.

– Сам знаешь, – сказал я. – Что, поджилки затряслись? Я с тобойразговариваю.

– Жирная свинья, – глумливо процедил он и повернулся к толпе. – Он хочет меня арестовать! Придирается к черным! Ты так всегда делаешь, мистер Полиция?

– Если начнется заварушка, тыу меня будешь первым, – прошипел я, кладя ладонь на рукоятку дубинки.

– Он хочет меня арестовать, – повторил он, на этот раз еще громче. – И за что? За то, что я черный? Разве у меня нет прав?

– Будет тебе право, будет, – процедил я. – Последнее.

– Надо тебя убить, – сказал он. – Здесь нас пятьдесят храбрецов, и нам надо убить его и отомстить за наших братьев и сестер, которых убили эти свиньи.

– Давай, начинай, сосунок! – крикнул я браво, потому что теперь уже всерьез испугался.

Я прикинул, что столько парней, сорвавшись с тормозов, сделают из меня котлету минуты за три. Мне стало трудно дышать. Я стиснул челюсти, чтобы они не дрожали и включил мозги. Я не дам им свалить себя на асфальт. Не дам, пока в моей руке будет оружие. Не так-то легко им будет вышибить мои мозги, решил я. Я приготовился стрелять для самозащиты и решил пристрелить обоих Черных Русских, Геронимо и Красные Ляжки, и не обязательно в таком порядке.

Чья-то рука потянулась ко мне и схватила за галстук, но он держался на резинке, и оторвался, не дав мне упасть в толпу.

Примерно в этот же момент будущий инженер ухватил меня за значок, и я инстинктивно выбросил вверх правую руку, прижав его ладонь к своей груди, и подался назад, выпрямляя его руку в локте, а потом сильно ударил кулаком левой чуть повыше его локтя. Он завопил и отскочил назад. Несколько человек также подалось назад, ясно услышав крик боли.

– Прикончить свинью! Прикончить свинью! – орал кто-то. – Содрать с него шкуру!

Я выхватил дубинку и прижался спиной к патрульной машине. Теперь все они кричали и угрожали, даже дерьмовый падре.

Я мог бы впрыгнуть в машину со стороны пассажира и запереть дверцу, но она была заперта. Стекло тоже было поднято, и я побоялся, что если я начну ковыряться с замком, кто-нибудь наберется храбрости и бросится на меня.

Никто в призывном центре, видно, не знал, что полицейскому на улице сейчас будет крышка, потому что никто оттуда не выходил. Я мог видеть, как сквозь собравшуюся на улице толпу проталкивается оператор, и ужасно захотел, чтобы он скорее до меня добрался. Хоть это и тщеславно, но мне хотелось, чтобы он заснял Последний Бой Бампера.

На несколько секунд наступило шаткое равновесие, и тут дверца моей машины открылась и стукнула меня в спину, перепугав меня до полусмерти.

– Заползай, Бампер, – произнес знакомый голос, и я подчинился. Едва я захлопнул дверцу, что-то ударилось в стекло, оно чуть не разбилось. Несколько человек лупили ногами по дверям и раскачивали мою машину.

– Дай мне ключи, – сказал Стэн Ладлоу, он работал в отделе разведки. Он сидел за рулем, облаченный в темно-зеленый костюм и галстук цвета мяты, и смотрелся, как и всегда, щеголем.

Я отцепил от пояса ключи, протянул ему, и он тронул машину с места. Что-то лязгнуло по крылу. К призывному центру, оказывается, подкатили четыре радиофицированных машины, и пока мы отъезжали, из каждой выскочило по три офицера из полиции Метрополитена, и принялись рассеивать толпу.

– Мне еще не доводилось видеть такой уродливой жертвы изнасилования, – сказал Стэн, сворачивая на Девятую и останавливаясь возле полицейской машины, в которой нас дожидался его партнер в штатском.

– О чем это ты?

– О том, что тебя чуть не пришибли.

– У меня было чувство, что что-то идет не так, – сказал я, и мне стало дурно, потому что я боялся услышать то, что он, по моим прикидкам, сейчас скажет. – Они что, загнали меня в угол?

– Разве они загнали тебя в угол? Да зачем им это было делать? Ты сам себя загнал! Боже, Бампер, неужели тебе не приходило в голову, перед кем ты изливаешь свой словесный понос? Какого черта ты этим занимался?

Стэн в полиции около пятнадцати лет и дослужился до сержанта, но ему всего около сорока, и если не обращать внимания на седые бакенбарды, выглядит намного моложе. И все же, сидя сейчас рядом с ним, я ощущал себя туповатым мальчишкой. Мне казалось, что он немного старше и куда умнее меня, и я выслушивал нахлобучку, не поднимая на него глаз.

– Откуда ты знаешь, что я толкал речи, Стэн?

– Один из них был наш человек, – сказал Стэн. – У него был при себе микрофон. Мы выслушали все от начала до конца, Бампер. Потом вызвали ребят из Метро, поняв, что вскоре случится. Еще чуть-чуть, и они бы не успели.

– А кто были лидеры? – Я пытался спасти хотя бы зернышко-другое своей гордости. – Сучка в желтом платье и гуру с ленточкой на голове?

– Да совсем не они, – с отвращением ответил Стэн. – Этих зовут Джон и Мэри Френч. Парочка неудачников, пытаются примазаться к молодежи. Они ничто. Она – самозваная революционерка из Сан-Педро, а он – ее муж. Более того, он даже подобрал по дороге нашего подсадного человека и подвез его на демонстрацию – их туда послал босс. Френча обычно используют как мальчика на побегушках. Он едет на микроавтобусе «фольксваген» и подвозит всех тех, кому надо добраться до места очередной демонстрации. Он ничтожество. А ты принял их за лидеров?

– Да вроде того, – пробормотал я. – А что скажешь о двоих в казацких шапках?

– Они тоже никто, – сказал Стэн. – Они вечно слоняются повсюду, нацепив значки «Пантер» и гадят, где могут. Просто оппортунисты. Профессиональные черные.

– Выходит, всем шоу заправлял высокий симпатичный парень по имени Скотт? – спросил я, когда в голове у меня начала проясняться картина.

– Угу, Скотт Хэйрстон. Он из Калифорнийского университета. А маленькая блондиночка с классной задницей – его сестра Мелба. Она принимала участие в организации сборищ подпольных клубов в университетских кампусах еще в те годы, когда жевала резинку. Их папаша, Саймон Хэйрстон – адвокат и увертливая бестия, а братец Джон – тоже активист с большим стажем.

– Так что, эта ясноглазая девочка и была чертовой гадюкой? Ловко же они обвели меня вокруг пальца, Стэн.

Стэн сочувственно улыбнулся и помог мне раскурить сигару.

– Послушай, Бампер, эти юнцы на этом деле собаку съели. А ты всего лишь начинающий. Так что особо не расстраивайся. Но только ради всего святого, в следующий раз не связывайся с ними. И прошу тебя, никаких речей!