— Марина…

В Марине Андреевне проснулось все ее материнство. А Сеня вытаращил глаза:

— Господи! Оно еще и разговаривает!.. Слушай, я читал у кого-то из фантастов про космического Маугли. Может, аналогичный случай?.. Ты посмотри на него — это же человек! Натуральный человеческий ребенок!.. Лет этак пяти-шести, только сильно отставший в умственном развитии.

— Как ты торопишься! Как все-таки много от тебя шума! Как бы мне хотелось, чтобы ты дал мне подумать спокойно!.. — Марина не хотела обижать Сеню, но с собой совладать не могла.

А тот пожал обиженно плечами и, ни слова больше не говоря, вышел.

Марина Андреевна проводила Сеню взглядом, а потом перевела взгляд на пульт вызова. На нем по-прежнему сияло множество сигналов: и в центре — ярче всех — светился директорский. Как же это Марина Андреевна не подумала о директоре? Вот кто может ей помочь. Вот кто деликатно и мягко во всем разберется и найдет приемлемый для всех вариант. Марина Андреевна относилась к директору не только уважительно, но и с симпатией, которая с годами общения только возрастала и укреплялась. Иногда эта симпатия переходила во влюбленность.

Марина Андреевна подошла к пульту. На экране возникло знакомое лицо: такое ироничное и мудрое.

— Марина Андреевна, что это вы там затворились? Что там у вас?

— Новое поступление, Борис Петрович. Только и всего.

— Что же вы его не показываете?

— Сама еще не нагляделась.

— Э-э!.. А зачем так грустно?.. Хотите, я приду к вам и мы вместе посмотрим?

— Хочу, Борис Петрович. Правда, хочу.

"Правильно, пусть он придет", — подумала Марина Андреевна. Существо дремало в корзинке. Исходных соображений может быть только два: или оно человек или нет. Это главное, что надо установить. Марина Андреевна еще раз, но теперь уже внимательнее ознакомилась с заключением медиков в космопорту: если им верить, то совпадение полное, уцепиться совершенно не за что. Конечно, более тонкие исследования возможно установят какую-то разницу между, скажем, кровью людей и этого существа. Но ведь эта разница может возникнуть просто из-за того, что существо, мальчик этот, долго прожил на другой планете.

А почему бы ему и не оказаться человеком?

В голове Марины Андреевны прокручивались какие-то странные и обрывочные мысли и картины о подброшенных-детях — было же это в прошлом. Но Марина Андреевна остановила себя. В прошлом-то было, но в нынешнем совершенно нереально.

И тут ей вспомнилась виноватая улыбка деда. Марина Андреевна представила, как дед — вовсе не такой уж спортивный — бежит за мальчиком, догоняет его, пытается схватить… Мальчик вздохнул во сне. Его удлиненное личико было усталым. И внезапно Марину Андреевну озарило: да ведь он похож на деда! И глаза у него голубые. Вот и в карточке отмечено: голубые глаза. Господи, да уж не внук ли это его?! Марину Андреевну кинуло в жар.

Легко фантазировалось ей на тему о дедушкином внуке. Представлялась ссора. Кипятящийся дед — нервишки-то уже пошаливают: "Ты посмотри, как ты себя ведешь?! Дикарь!.. Разве ты человек?! Ты же натуральный экспонат!.. Тебя в музей надо сдать, как диковинку!.. И второй такой не найдется!.. Экспонат!.." — "Я?! — ядовито и дерзко отвечает малыш. — Я — экспонат?.. Меня в музей?.. А ты сдай!.. Сдай!.. Попробуй!.." — "И сдам, и сдам…" — шумит дед, запихивает ребенка в рюкзак и… Тут была маленькая неувязочка. Хотя, безусловно, слова существа "Ну дед!" прекрасно подходили под эту версию, не укладывалось в нее все остальное. Дед совсем не был жесток. А поступок такого рода может быть оценен только как жестокость. И потом не соответствовали такому варианту ни внешний вид существа, ни его отрешенность, ни то, наконец, что он пробыл в космосе долгое время: тайком деду не удалось бы его провезти. Да он и не повез бы.

Вошел директор.

— У-у!.. Жара!.. Что же вы не предупредили, я бы оделся полегче. Впрочем, это мелочи. Мальчуган теплолюбив? — директор склонился над спящим мальчиком.

— Да. Но не больше, чем наши южане.

От присутствия директора Марине Андреевне стало намного спокойнее.

— Я тут заказал информацию о Маугли. Может, пригодится. Похож он на него?

— На кого?

— Да на Маугли, конечно. А вы о ком подумали?

— Только не смейтесь, пожалуйста, но мне кажется: мальчик чем-то похож на деда, на Николая Никитича.

— Вот как? — директор всмотрелся. — А вы правы. Действительно что-то есть, легкое такое сходство… даже не скажешь, чем именно, но похож.

Директор посмотрел на Марину Андреевну, улыбнулся:

— Правда, есть о чем подумать?..

Марина Андреевна облегченно засмеялась:

— Еще бы! Такие картины рисуются.

— Ну, а если серьезно: что вы мыслите по этому поводу?

— Надо установить, кто он.

— Да ну?! И я, знаете, тоже подумал, что надо бы. Но как вы собираетесь это сделать, если не секрет? К тому же никого сюда не допуская?

— Но вас-то я пустила.

— Попробовали бы не пустить, я бы вас тут же уволил. А вот несчастного, беззащитного Сеню выгнали? Выгнали ведь? Он меня сейчас в коридоре поймал и жалуется. У него голова пухнет от идей!

Марина Андреевна взмолилась:

— Борис Петрович, вы же знаете Сенины идеи: ему бы шума побольше, сенсации!.. А тут ребенок… — И уже совсем тихо Марина Андреевна прибавила: — Несчастное существо, кем бы оно ни было, несчастное…

Директор внимательно смотрел на Марину Андреевну. Ей казалось, что в этом взгляде есть все: и понимание, и сочувствие, и отеческое покровительство — все.

Оба они уселись на корточки перед малышом. И Марина Андреевна не удержалась — погладила его руку. И испытала то, что испытывала всегда, сидя у кровати спящего сына.

— Ну что ж: вот вы, допустим, установили, кто он. А дальше?

— Если человек, надо вернуть ему все человеческое.

— А если нечеловек?

— Найти его дом и возвратить, как говорится, по принадлежности.

— Да-а!.. Найти…

Скрипнула дверь.

— Ладно, Сеня, заходи, — негромко, но достаточно отчетливо произнесла Марина Андреевна.

— Да это не Сеня, это я, Зинаида, — послышался голос старухи, наверняка уже последней уборщицы на Земле. — Я чего к вам: эти ваши роботы — они разве чай заваривают? Бурду. А я чаек заварила. Попейте, а то сидите небось не емши, не пимши.

— Спасибо, Зинаида, что бы мы без тебя делали. Только говори потише, видишь, ребенок спит.

Зинаида уставилась в угол, в ожидании, по-видимому, обнаружить там дикобраза. Было ясно, что не только желание напоить чаем любезных сердцу сотрудников привело сюда Зинаиду. Вид ребенка ее разочаровал.

— Дите нашли?.. Ну и ладно… Вот и хорошо…

Зинаида ушла почти что опечаленная, но Марина Андреевна наверняка знала, что очень скоро Зинаида сочинит про этого ребенка такую слезную историю, что, рассказывая, и сама будет плакать. Марина Андреевна усмехнулась.

Чай был действительно замечательный. Марина Андреевна и Борис Петрович пили его с бутербродами. И Марине Андреевне нравилось смотреть, как директор захватывает бутерброд и как ему неудобно держать такой маленький бутерброд своими огромными пальцами.

— Марина Андреевна, вам никогда не приходилось размышлять над теми экспонатами, которые отыскал Николай Никитич, сразу над всеми вместе?

— Приходилось, а что?

— Ну и вы подумали, конечно, что все повторяется, и пытались свести эти находки к нашим земным представлениям, правда?

— Правда.

— А потом отмечали, что повторятся-то повторяются, но каждый раз по-новому. Вот глаз, например. Очень похож на человеческий, очень. Но ведь ни черта не видит. И каким макаром извлекает из человеческих глубин желанные душе картины, мы понять не можем. — Директор допил чай и еще раз внимательно посмотрел на Марину Андреевну. — Мне кажется, что вы привязаны к идее земного: с этим мальчиком вам от нее оказалось труднее всего оторваться. Вы увидели существо, нуждающееся в вашей, чисто материнской защите, и повели себя, как повела бы в такой ситуации мать: вы не вызвали ни меня, ни экспертов, вы Сеню выставили, наконец.