«Жила-была одна маленькая девочка, которой мама запрещала гулять в лесу по ночам».

Парку Альбрехтсберг было далеко до ухоженного, но мрачного Шварцвальда, где прошло ее детство. Рука архитектора сплела вокруг замка паутину мощеных дорожек. Натоптанные среди деревьев тропинки подчинялись продуманной системе.

Усталого путника ожидали скамейки и беседки. Темные уголки освещались газовыми рожками. Повсюду изобиловали таблички и указатели.

Трудно было поверить, что этой ночью он стал охотничьей вотчиной оборотня.

«Вы уверены, что он не попытается пробраться в замок?»

«Совершенно. В полнолуние оборотень сделает все, чтобы избежать человеческого жилья».

«Но тогда где вы собираетесь его искать?»

«Предоставьте это мне, барон».

Я все равно не смогу вам ответить.

Как найти черную кошку в темной комнате?

Научитесь чувствовать, как кошка.

А лучше сделайте так, чтобы она сама искала вас.

Эрика выбрала чайную беседку в английском колониальном стиле. Так легко было представить, как летом тысяча девятьсот третьего здесь цвели розы, и дамы в платьях довоенного фасона перемывали кости всему прусскому двору.

Она сбросила плащ, оставшись в одном облегающем трико без рукавов. Перевязь с инструментами висела у нее поперек груди, генератор тока за спиной. На правой руке взведенный арбалет.

Надо было торопиться. Вот-вот у вервольфа пройдет шок, вызванный невозможностью сменить облик. И он пустится на поиски жертвы.

Туго обмотав левую руку резиновым жгутом, Эрика оглянулась по сторонам. Света от газового фонаря не хватало.

Придется немного попортить государственную собственность.

Она взяла одну из своих стрел-ампул и разбила ее о перила веранды.

Жидкость из ампулы зеленовато светилась в темноте. Как стрелки часов. Фосфор.

Дернув за шнур генератора, Эрика поднесла диски к перилам. Сноп электрических искр произвел мгновенный воспламеняющий эффект. Вслед за быстро выгоревшей краской занялось и дерево беседки.

Стало значительно светлее. Она без труда могла разглядеть темный рисунок вен на коже. И многочисленные шрамы от уколов. Сейчас их станет на один больше.

Дернув зубами за резиновый жгут, Эрика перетянула руку у локтевого сгиба. И аккуратно воткнув иглу, до отказа вдавила поршень шприца.

Полтора кубика сыворотки. Полная доза.

Белый Вульнар отодвинулся в сторону, чтобы я мог видеть вход в пещеру.

И стоявшего в нем огромного черного медведя в железном ошейнике.

— Здравствуй, брат! — воскликнул Белый Вульнар, выпрямляясь во весь свой невероятный рост. — Хорошо, что и ты зашел к нам на огонек!

Я знал, что он не лжет и медведь действительно Вульнар Черный. За спиной у зверя был привязан Молот Судьбы. И ошейник я тоже видел в доме кузнеца — он день и ночь висел над его изголовьем.

— Может, ты сам расскажешь твоему охотнику, зачем тебе моя шкура? Не можешь? Ах, жалость, — глумился Хозяин.

Медведь зарычал, скалясь. Звуки, исходившие из его глотки, были почти членораздельны.

Белый Вульнар зарычал в ответ. Медведь мотнул головой, влево, вправо и двинулся к нему.

Хозяин захохотал. Кончики его пальцев заблестели металлом, вытянулись, заострились. Из-под ногтей ведуна стремительно прорастали серповидные лезвия длиной в локоть.

При виде их медведь остановился. Посмотрел на меня.

Мне показалось, что Волчий Убийца шевельнулся у меня на коленях.

Пульс девяносто.

В конце прошлого столетия доктор Гаспар ван Рихтен провел серию экспериментов с пациентами, страдающими редким видом инфекционного заболевания licantropia patologia. В частности он попытался выявить возбудителя заболевания и пути борьбы с ним.

Пульс сто пять — сто десять. Первые признаки повышенной потливости.

В ходе своих исследований ван Рихтен брал вытяжки из желез подопытных на разных стадиях заболевания. Он ставил перед собой задачу сделать обратимым процесс превращения человека в зверя. Или хотя бы замедлить его.

Пульс сто двадцать. Обильное потоотделение. Наблюдается резкий скачок обонятельного порога.

Изучая реакцию обычного человеческого организма на возбудителя licantropia patologia, он вводил препарат добровольцам, принимавшим участие в исследованиях. Некоторые из них выказывали повышенный иммунитет. Их кровь впоследствии использовалась при приготовлении сыворотки-антидота для тех, кто оказался более восприимчив.

Пульс до сто сорока. Порог слуховой чувствительности повышен. Частичное выпадение цветности зрения. Обонятельный порог превысил человеческий в несколько раз. Наблюдаются изменения состава крови. Требуется инъекция стабилизирующего препарата.

Стабилизатор позволял продержаться еще около двадцати минут. Потом требовалась двойная доза антидота.

Иначе подопытный заканчивал свой путь там же, где и бедолаги с повышенным восприятием к возбудителю. В блоке-I, сокращенно названным от Infektion. В камере с железной дверью и маленьким окошком.

Как раз в такой повесился сегодняшний «пациент», чтобы обрести свободу в образе волка.

Эрика слизнула каплю крови, выступившую на месте укола. Борясь с желанием, вцепиться в руку, как следует.

Зачем нужны были эти двадцать минут на грани между человеком и зверем? Зачем ломиться через заросли, обливаясь резко пахнущим потом и морщась от слишком громких звуков своих шагов?

Об этом ли думала Эрика, вкалывая себе стабилизатор?

Она думала о браге из молока валькирии и маленькой серебряной фляжке на поясе охотника. И еще о том, что проклятая беседка, вопреки сырости, разгорелась, как следует.

Всего лишь еще один повод торопиться.

Шагнув вперед, Белый Вульнар взмахнул железными когтями перед самым носом медведя. Зверь попятился, рыча.

Я встал, сбросил мешавшую шубу. Вдавил приклад в плечо. Серебряная накладка обожгла щеку холодом.

Хозяин повернулся ко мне. Оскалился уже совсем не по человечьи.

— Охотничек, — проскрипело у него в горле. — Опоздал. Раньше надо было думать.

Его лицо менялось. Челюсть ползла вперед, лоб назад. Сквозь волосы показались острые кончики ушей. Ссутулившись, Вульнар стал ниже ростом и при этом массивней. Его руки висели на уровне согнутых колен.

Полночь наступила. Обращение началось.

Она почуяла его задолго до того, как они оказались на одной тропинке.

Чужеродное вкрапление в рисунке запахов парка. Оно ощущалось, как шероховатость под пальцами. Щекотка в области переносицы. Вкус алкоголя и металла на языке.

Он пах старой шинелью, табаком, шнапсом и ружейной смазкой.

Запахи человека.

— Фроляйн, — сказал он, вполне уверенно целясь в нее из видавшего виды «Манлихера». — Вам известно, что вы гуляете по территории, особо охраняемой государством?

— И это повод наставлять на меня ружье, господин Шмид?

— Извините, фроляйн, но время тако… мы знакомы? — сторож прищурился.

Немолодой дядька, однако, выправка и приросший к плечу приклад винтовки — бывший солдат, наверняка. Надо же, мог бы спать в своей теплой комнатушке, а потащился в темноту и холод.

— Прочла у вас на бляхе, — сказала Эрика.

Тут же поняла, что сторож не поверит. В темноте, на таком расстоянии прочесть крохотные буквы.

— Хотел вызвать пожарных, — слышала она приближающийся голос. — А телефон, зараза, молчит.

Три, четыре, пять.

— Пошел проверить провод, так он, что вы думаете, перегрызен.

— Перегрызен? Вы уверены?

Шесть, семь.

— Еще бы. Там обмотка толстенная, так на ней отметины зубов. И следы вокруг натоптаны, волчьи. Я старый охотник, знаю.

— Свежие следы?

— Да как сию секунду он там был, волк. Даже вода в них затечь не успела. Думал поискать зверюгу и вас увидел. Еще думаю, откуда…

Восемь, девять, сейчас.

Она бережно опустила ружье рядом со свернувшимся в клубок телом. Проверила старику пульс.