Дали ему отецъ съ матерью прощеньице-благословеньице, прощаясь надъ Ильей поплакали и пустили его на подвиги ратные.

Вотъ и вздумалъ ?хать Илья Муромецъ нзъ Карачарова на чудной Черниговъ-городъ, оттуда на Кіевъ-градъ дорогою прямо?зжею. Сталъ онъ только къ Чернигову подъ?зжать, и видитъ — подъ городомъ Черниговомъ стоить сила басурманская, которой и см?ты н?тъ… Стоитъ, облегла городъ со вс?хъ сторонъ, хочетъ городъ изморомъ взять, въ конецъ разорить, церкви Божіи огнемъ спалить, а самого князя съ княгинею въ тяжелую неволю взять.

И вспомнилъ Илья зав?тъ старцевъ кал?къ-перехожихъ; на бурушк? своемъ онъ пріоправился, да какъ ударитъ на силу басурманскую… Копьемъ колетъ, палицей побиваетъ, конемъ топчетъ: гд? про?детъ, — тамъ улица, гд? повернетъ — съ переулочкомъ.

И такого-то нагналъ Илья Муромецъ страху на силу басурманскую, что вс? они пришли въ смятеніе великое; а молодцы-черниговцы какъ увидала со ст?ны Божью помощь, такъ тотчасъ Иль? на подмогу изъ города высыпали и давай рубаться съ силой басурманскою. Поб?жала отъ города вся рать — сила несм?тная, закаялась съ той поры подступать подъ его ст?ны.

Принимали молодцы-черниговцы Илью съ великою честью, вели его на княжій дворъ къ своему князю, и сажалъ его князь за свой столъ на первое м?сто, просилъ его на свою службу княжескую, приказывалъ быть ему воеводою. Отказался Илья Муромецъ отъ великой чести, говорить: «Гд? мн? крестьянскому сыну быть у тебя воеводою, найдутся у тебя люди на то старые, бывалые — я долженъ свой зав?тъ исполнить, постоять за землю Русскую, за в?ру православную. Такъ повели же ты мн?, князь, показать на Кiеву-граду дорогу прямо?зжую, чтобъ мн? не плутать, не путаться.»

«Удалый добрый молодецъ, славный богатырь!» — говорить князь Иль? Муромцу — «видно, что ты весь свой в?къ сиднемъ дома сид?лъ, надъ собой невзгодушки не в?далъ. Видно не знаешь ты, что ужъ тридцать л?тъ н?тъ отсюда пути въ Кіевъ прямо?зжаго, и ?здимъ мы въ Кіевъ околицей. Залегъ на той прямой дорог? Соловей-разбойникъ, Соловей, Одихмантьевъ сынъ, со своимъ проклятымъ родомъ, и н?тъ мимо его никому пути: с?рый зв?рь — и тотъ тамъ не прорыскиваетъ; черный воронъ — и тотъ не пролетываетъ. Сидитъ онъ, Соловей, на семи дубахъ, свищетъ разбойникъ по-соловьиному, шипитъ по-зм?иному, рявкаетъ по-туриному, и н?тъ такого молодца удалаго, н?тъ такого коня богатырскаго, который бы тотъ его посвистъ вынести могъ: какъ услышитъ, на землю мертвъ валится».

— «Спасибо теб? князь, на твоемъ слов?, спасибо, что ты указалъ мн? въ Кіевъ дорогу прямо?зжую; тою дорогою я и по?ду, — а въ живот? нашемъ и въ смерти одинъ Богъ воленъ». Уroстилъ князь черниговскій Илью Муромца хл?бомъ-солью, отблагодарилъ его дорогими подарочками, отпустилъ его на Кіевъ дорогою прямо?зжею, и молвилъ всл?дъ ему съ горестью: — «Жаль добраго молодца! Не сносить ему буйную голову!»

А Илья Муромецъ по?халъ черезъ дремучіе л?са брянскіе, черезъ черныя грязи смоленскія и какъ сталъ подъ?зжать къ славной р?чк? Смородинк?, видитъ — точно дорога зас?чена, и н?тъ тамъ про?зду ни конному, ни п?шему. И только было хот?лъ онъ черезъ ту зас?ку скокомъ махнуть, какъ раздался по л?су соловьиный свистъ — того самого Соловья-разбойника! И отъ свисту, того соловьинаго темны л?са къ земл? преклонилися, съ деревьевъ листья посыпались… Не дался Илья страху, бьетъ коня по бедрамъ шелковой плетью, — а Соловей-разбойпикъ опять зашип?лъ по-зм?иному, зарев?лъ-загуд?лъ по-туриному. Подъ Ильей-Муромцемъ конь на кол?на палъ… Разгор?лось въ Иль? Муромц? сердце молодецкое:

— «Что ты, добрый конь, спотыкаешься? Аль не слыхивалъ свисту соловьинаго, шипу зм?инаго, рявканья зв?ринаго?» — Да какъ выхватитъ тугой лукъ, какъ наложитъ на его тетивочку калену стр?лу, какъ пуститъ въ Соловья-разбойника… Попалъ ему въ правый глазъ, сшибъ его съ дерева на сыру землю, наскочилъ на него и давай его крутить да вязать, къ с?длу какъ зв?ря приторачивать. Самъ с?лъ на коня и по?халъ дальше, какъ ни въ чемъ не бывало.

?детъ — ?детъ онъ дубровою темною, дремучею, на?зжаетъ въ л?су, на полян? на хоромы Соловья-разбойника. А и дворъ у Соловья былъ на шесть верстъ, а около двора жел?зный тынъ, а на каждой тынинк? по маковк?, а на маковк? по головушк?, т?хъ самыхъ богатырей, что пытались про?хать въ Кіевъ дорогою прямо?зжею.

Завид?ли издали Соловьевы дочери, что ?детъ кто-то къ ихъ хоромамъ. Стали говорить между собою:

— «?детъ къ хоромамъ нашъ батюшка, везетъ съ собою чужого богатыря — будутъ вс?мъ намъ отъ него обновы».

— «Что вы, осл?пли, что-ли? — говоритъ имъ Соловьева жена. — Разв? не видите, что сюда ?детъ чужой богатырь, вашего батюшку въ торокахъ везетъ! Собирайтесь вс? скор?е, сзывайте моихъ зятевей любимыхъ, нападайте на чужого богатыря!»

Обернулись Соловьевы дочери черными воронами, а зятья его — хищными коршуньями, налетаютъ на Илью Муромца, хот?ли его расклевать, на части разнесть, волкамъ въ сн?дь разбросать. Да Илья-то ихъ принялъ по-своему: каждому сп?ла посл?днюю п?сню его стр?лочка каленая. А потомъ по?халъ Илья на хоромы разбойничьи, все въ нихъ побилъ, поломалъ, конемъ притопталъ и съ землею сравнялъ. Сравнялъ — и по?халъ дальше къ Кіеву, дорогою прямо?зжею.

Въ, славномъ стольномъ город? во Кіев?, у ласковаго князя Владиміра, у Владиміра Краснаго Солнышка, былъ св?тлый радостный пиръ, для дружины храброй, для бояръ, для князей, для славныхъ кіевскихъ могучихъ богатырей.

И былъ тотъ пиръ во полу-пир?, и былъ тотъ столъ во полу-стол?, когда пришли сказать князю Владиміру, что прі?халъ добрый молодецъ изъ Чернигова, привезъ ему в?сть добрую, радостную. Приказалъ князь позвать въ палату добраго молодца.

Вошелъ въ палату Илья Муромецъ, крестъ кладетъ по-писанному, поклонъ ведетъ по ученому, а князю съ княгинею въ особицу.

— «Откуда, добрый молодецъ, ?дешь и куда путь держишь?» — спрашивалъ Илью Владиміръ-князь.

— «Держу я путь къ теб?, князю Владимиру, хочу проситься на службу твою княжескую, постоять за землю русскую, за в?ру православную; а ?ду я теперь изъ Чернигова, везу теб? добрую в?сть».

— «Не прочь бы я тебя добраго молодца пожаловать, не прочь бы тебя на службу принять; только вижу я, что ты, добрый молодецъ, облыгаешься, надъ вс?ми нами посм?хаешься… Разв? мы не вс? в?даемъ, что подъ Черниговомъ стоитъ бусурманская рать — сила несм?тная, что оттуда н?тъ никому ни прохода, ни выхода?»

— «Это точно, что было такъ!» — отв?чаетъ Илья Муромецъ, — «а теперь тамъ все въ добромъ здравіи».

— «Да когда-же ты былъ въ Чернигов??»

— «А вотъ три дня назадъ, оттуда посл? ранней об?дни вы?халъ, и про?халъ сюда въ Кіевъ дорогою прямо?зжею».

Какъ зашумятъ, загалдятъ за княжескимъ столомъ вс? князья и бояре и русскіе богатыри….

— «Что ты, князь Владиміръ, этого хвастуна слушаешь! Какъ онъ см?етъ теб? небылицы нести! Кому же это незнамо, не в?домо, что ужъ тридцать л?тъ н?тъ отъ Кіева къ Чернигову пути прямо?зжаго, что залегъ на томъ пути Соловей-разбойникъ, и мимо его ни с?рый зв?рь не прорыскиваетъ, ни черный воронъ не пролётываетъ?»