Они покинули ресторан, усыпанные конфетти и сопровождаемые добрыми пожеланиями. Хадсон, в смокинге и белоснежной сорочке, спокойный и загадочный, подвел Марианну к огромному седану, увитому белыми лентами. Самообладание ее испарялось как дым; подходя к машине, она почувствовала, что неудержимо дрожит.
— Все хорошо, дорогая, все хорошо. — С этими словами Хадсон усадил ее в машину и привлек к себе.
Седан с рычанием помчался по нью-йоркским улицам; Марианна положила голову Хадсону на плечо и безуспешно попыталась хоть на миг забыть о своих страхах.
— Ты устала и к тому же с утра ничего не ела. Мы закажем что-нибудь в отеле. Что ты скажешь насчет ужина в номер? — ласково спросил он. — Нам совершенно не обязательно спускаться вниз.
Марианна не могла думать ни о чем, кроме того, как сладко лежать в его объятиях. От Хадсона пахло лосьоном с лимонно-мускусным ароматом и еще чем-то тонким и неопределимым и, несмотря на все ее страхи, Марианну вдруг охватило странное томление.
— Мне все равно, — прошептала она, уткнувшись ему в плечо. — Как хочешь.
— Меня и вправду можно поздравить, — улыбнулся Хадсон. — У меня не только прекрасная, но и послушная жена.
Ах, Хадсон, Хадсон. Даже сейчас, когда он шутил, в голосе его звучали гордость и любовь. Теперь он счастлив — тем больнее будет удар, когда Марианна его покинет. Или когда страшная правда выйдет наружу.
— Билл пошлет телеграмму Кийту, — снова заговорил Хадсон, почувствовав, что она напряжена, и стараясь отвлечь ее, — и сообщит, что произошло. А потом ты сама свяжешься с ним и скажешь, хочешь ли по-прежнему работать с «Мейджор промоушнз». Если понадобится, мы можем отложить медовый месяц. Пойми, Анни, я не собираюсь мешать твоей карьере, — внушительно добавил он.
Медовый месяц? Словно холодный душ обрушился на Марианну, возвращая ее к реальности.
— Так это ты предложил «Мейджор промоушнз» взять меня на работу? — спросила она дрожащим голосом, высвобождаясь из его надежных объятий — и немедленно ощутив холод одиночества.
— Этой компанией владеет семья Билла, — ответил Хадсон, а затем поспешно добавил: — Идею предложил сам Билл, и, поверь, не только ради меня. Он прежде всего бизнесмен. Он считает тебя первоклассным фотографом, и Кийта тоже, и полагает, что не прогадал, наняв вас на работу. Съемки начинаются через неделю. Так что, Анни, для тебя ничего не потеряно.
Но Марианну не интересовала ни заманчивая работа, ни открывающиеся перед ней перспективы, ни тем более выгода Билла Траскотта. Она думала лишь о человеке, сидящем рядом.
Прислуга в отеле уже перенесла вещи; в номере для новобрачных Хадсона и Марианну встретили шампанское и огромные букеты роз. Никогда еще Марианна не видела такой роскоши. Чего стоила одна кровать, по размерам и великолепию не уступавшая кровати в спальне у Хассана! Пол был покрыт толстым ковром цвета слоновой кости; занавески, покрывало, разбросанные по кровати подушечки — все светилось и переливалось золотым шитьем.
Ни в чем не уступали спальне и остальные комнаты: ванная, вся в зеркалах, с прилегающей маленькой сауной, гостиная и столовая, в которой, пожалуй, уместилась бы вся лондонская квартира Марианны. Повсюду цветы, фрукты и конфеты в изящных вазочках; на полках Марианна увидела книги и журналы.
— Ну? — произнес Хадсон, отпустив коридорного. — Не хотите ли перекусить, миссис де Санс?
— Не называй меня так! — Едва эти слова сорвались с ее губ, Марианна поняла, что допустила страшную бестактность. — Прости, Хадсон, я просто еще не готова.
Но сказанного не вернешь: нежность на лице Хадсона мгновенно уступила место обычной холодно-вежливой маске.
— Разумеется, я тебя не тороплю, — сухо ответил он. — Почему бы нам не принять душ? По отдельности, конечно, — добавил он с сарказмом, заметив ее пугливый взгляд. — А затем спустимся вниз и поедим. Ты ведь хотела поесть, помнишь?
— Да, я быстро, — пробормотала Марианна.
Хоть она и говорила себе, что должна быть сильной и не распускаться, надолго ее не хватило. Под душем ее вновь начали душить слезы. Что, если Хадсон захочет осуществить свои супружеские права прямо сейчас? Ничего на свете Марианна не желала так сильно, но что с ним будет после этого? Легче или тяжелее станет ему пережить ее неизбежный уход? Что вообще значит секс для мужчины? Марианна была слишком неопытна, чтобы разбираться в таких вопросах. Она просто плакала и плакала, не в силах остановиться.
Она услышала за дверью голос Хадсона: муж звал ее, и тревога в его голосе подсказала Марианне, что пора выходить. Она хотела ответить, но рыдания сжали ей горло. Затем распахнулась дверь, и сквозь полупрозрачный пластик Марианна разглядела знакомый силуэт. Хадсон был уже раздет — только с полотенцем на бедрах; не скрывая своей тревоги, он с силой рванул дверь душевой кабинки.
— Какого черта… — Но в следующую секунду он уже легко, словно ребенка, подхватил ее на руки, и вода с веселым журчанием окатила их обоих.
Марианна рыдала, уткнувшись в его теплую грудь. Тихо чертыхнувшись, Хадсон вынес ее из ванной, укутал пушистым банным полотенцем и усадил к себе на колени, устроившись в большом кресле.
— Не надо, любимая! Не плачь! Все хорошо!
Марианна слышала его, но не могла остановиться: скорбь и отчаяние всех последних недель (или, может быть, лет) рвались наружу и требовали выхода.
Хадсон гладил ее по голове, по горячим щекам, ласкал и убаюкивал, как ребенка. Марианна плакала, пока не кончились слезы, и наконец с последним жалобным стоном прильнула к его груди.
— Знаешь, я немало прожил на свете, но ни разу не встречал женщину, которую бы так расстраивала перспектива лечь со мной в постель, — заметил Хадсон. В глубоком звучном голосе его звучала добрая и грустная улыбка.
Марианна молча зарылась лицом в его мохнатую грудь.
— Анни, послушай меня, — хрипло заговорил он. — Я не знаю, что тебя так пугает, но могу подождать. Если ты боишься близости, может быть, тебя кто-то обидел или напугал в прошлом… пойми, Анни, хоть мы теперь муж и жена, я не собираюсь ни к чему тебя принуждать против воли. И ты не обязана делать то, чего не хочешь. Я хочу тебя, это правда, но хочу тебя всю. И тело твое, и сердце, и душу. Я подожду, пока ты не будешь готова. Пойми, тебе нечего, абсолютно нечего бояться!
«Если бы он только знал!»
— Ты не понимаешь! — Она подняла на него заплаканные глаза — два зеленых океана боли. — Все так запуталось! Но поверь, я хочу тебя!
— Анни! — простонал Хадсон. — Я не намерен торопить тебя, но, когда держу тебя в объятиях, не владею собой! — Он попытался отстранить ее, но Марианна крепче вцепилась ему в плечи.
— Не надо больше разговоров! — Она приблизила губы к его рту. — Я хочу тебя. Я не боюсь тебя, Хадсон, и никогда не боялась!
— Анни, это не игра! Если я поцелую тебя, то уже не смогу остановиться! Черт побери, я так долго ждал…
— Знаю, знаю! — Его нежность и понимание стали последней каплей, растопившей ледяной барьер: поток любви и желания подхватил Марианну и понес заветной тропой. Она хотела Хадсона, нуждалась в нем; она не думала о том, хорошо это или дурно, но помнила только одно: сегодня они стали мужем и женой. — Хадсон, я так хочу тебя! Так люблю.
Хадсон поднялся, держа ее на руках; полотенца соскользнули, и в огромном зеркале на стене Марианна увидела, как растет его тщетно сдерживаемое возбуждение. Он впился в ее губы: поцелуй его, полный сладкой горечи, заставил Марианну застонать и крепче прижаться к нему в поисках еще большей близости. Она смутно ощутила, что Хадсон куда-то несет ее.
Уже в спальне, когда он уложил ее на благоуханное покрывало, Марианна открыла глаза и с любовью прошептала его имя.
— Ты так прекрасна! — тихо ответил Хадсон, не отрывая от нее глаз. — Первый раз это должно быть медленно и нежно — но я так тебя хочу.
Опустившись рядом с ней на постель, он покрыл ее тело осторожными, но чувственными поцелуями. Марианна содрогалась и извивалась в его объятиях; ей не верилось, что все это происходит с ней, что это ее тело вдруг зажило особой, отдельной от разума жизнью, что это ее сердце наслаждается каждым прикосновением любимого.